— Кто был этот оратор, и что он делал в Мемориале? Ведь сегодня ночь среды, вы же знаете.

— Ну… — Тимбалл замолчал, соображая. — Хорошо, что вы напомнили, получается, он — один из двух Хранителей. И он лоарист — тунику вашу ни с чем не спутаешь. И, вдобавок, он не с Земли!

— Носит желтую орбиту?

— Нет.

— Тогда я знаю его. Это молодой приятель Порина. Продолжайте.

— Он, значит, стоит, — Тимбалл воодушевился собственным рассказом, — стоит футах в двадцати над улицей. Вы даже представить себе не можете, как эффектно он выглядел в свете люкситов, озарявших лицо. Внушительное впечатление, но не то, что производят всякие мускулистые атлеты. Он скорее аскет, если вы понимаете, о чем я. Бледное, худощавое лицо, сверкающие глаза, длинные каштановые волосы.

И тут он заговорил! Описать это невозможно; чтобы понять — необходимо слышать самому. Он начал говорить толпе о замыслах ласинуков, да так, что меня в дрожь кинуло. Очевидно, он узнал об этом из надежного источника, так как оказался знаком с деталями… О них он и говорил! Звучало это правдиво и страшно. Даже я стоял, синий от страха, и слушал его, а толпа… уже на второй фразе была покорена. Каждому из них все уши прожужжали о ласинукской опасности, но тут они впервые к этому прислушались.

Он стал поносить ласинуков. Их зверства, их вероломство, их преступления — только он смог найти слова, которые окунули каждого из толпы в грязь, померзостнее венерианских океанов. Каждый раз толпа отвечала на его призывы ревом. «Позволим ли мы продолжаться этому?» — вопрошал он. «Никогда!» — вопила толпа. «Можем ли мы смириться?» — «Нет!» «Будем ли мы сопротивляться?» — «До самого конца!» «Долой ласинуков!» — бросал он. «Бей их!» — выла толпа.

И я вопил так же громко, как и все остальные, совсем позабыв собственное «я».

Не знаю, как долго это продолжалось. Вскоре неподалеку появились ласинукские патрули. Толпа двинулась на них, подстрекаемая лоаристом. Вы когда-нибудь слышали, как воет толпа, жаждущая крови? Нет? Это самый ужасный звук в мире. Патрульные тоже испугались, поскольку с первого взгляда поняли, что с ними будет, и пустились наутек. Толпа тем временем выросла до нескольких тысяч.

Не прошло и двух минут, как завыли сирены — впервые за сотни лет. Тут я пришел в себя и пробился к лоаристу, который ни на мгновение не прерывал своей проповеди. Нельзя было позволить ему оказаться в лапах ласинуков.

Потом началась сплошная неразбериха. На нас бросили эскадрон моторизованной полиции, но мы с Ферни ухитрились улизнуть, прихватив с собой лоариста, и доставили его сюда. Сейчас он в наружном помещении, связанный и с кляпом во рту, чтобы вел себя тихо.

На протяжении всего рассказа Кейн нервно расхаживал по комнате, то и дело останавливаясь, слушая со все возрастающим вниманием. Крохотные капельки крови выступили на его нижней губе.

— Вы не думаете, — спросил он, — что мятеж может выйти из-под нашего контроля? Преждевременная вспышка…

Тимбалл энергично замотал головой:

— Их уже разогнали. Стоило молодому человеку исчезнуть, как толпа утратила весь пыл.

— Убитых и раненых будет много, но… Ладно, пригласите своего юного смутьяна.

Кейн уселся за стол, придав лицу видимость спокойствия.

Филип Санат выглядел не лучшим образом, когда преклонил колени перед первосвященником. Его туника превратилась в лохмотья, лицо было разукрашено ссадинами и синяками, но пламя решимости по-прежнему полыхало в неистовых глазах. Рассел Тимбалл глядел на него, затаив дыхание, словно все еще ощущал действие магии предыдущего часа.

Кейн ласково протянул руку:

— Я уже наслышан о твоей дикой выходке, мой мальчик. Что так сильно на тебя подействовало, что заставило тебя очертя голову ринуться в бой? Это вполне могло стоить тебе жизни, не говоря уже о жизнях тысяч других людей.

Во второй раз за этот вечер Санату пришлось пересказать беседу, которую он подслушал, — драматически и с мельчайшими подробностями.

— Так-так, — произнес Кейн, недобро усмехнувшись, — и ты подумал, что мы ничего об этом не знаем? Мы давным-давно подготовились отразить эту угрозу, а ты был близок к тому, чтобы разбить все наши тщательные приготовления. Своим преждевременным вмешательством ты мог нанести непоправимый вред нашему делу.

Филип Санат залился краской.

— Простите мне мой глупый энтузиазм…

— Вот именно! — воскликнул Кейн. — Однако при должном руководстве ты способен оказать нам серьезную помощь. Твой ораторский дар и юношеский пыл могут творить чудеса при умелом использовании. Согласен ли ты посвятить себя нашему делу?

Глаза Саната сверкнули.

— Разве надо еще спрашивать?

Лоара Пол Кейн улыбнулся и украдкой бросил торжествующий взгляд на Рассела Тимбалла.

— Вот и отлично. Через два дня ты отправишься к другим звездам. Тебя будут сопровождать мои люди. Сейчас ты устал, и тебе надо отдохнуть. Выспись хорошенько, так как в дальнейшем тебе потребуются все твои силы.

— Но… но лоара Броос Порин… мой напарник у Вечного огня?

— Я сейчас же направлю посыльного в Мемориал. Он сообщит лоаре Броосу, что ты в безопасности, и останется в качестве второго Хранителя до исхода ночи. Можешь не волноваться! Иди!

Санат поднялся, успокоенный и безгранично счастливый, но тут Тимбалл сорвался с места и конвульсивным движением схватил пожилого лоариста за запястье:

— Великий Космос! Да послушайте же!

Резкий, пронзительный вой, донесшийся снаружи, объяснил им все. Лицо Кейна разом осунулось.

— Военное положение! — Губы Тимбалла побелели от ярости. — Мы проиграли. Они воспользовались сегодняшними беспорядками, чтобы первыми нанести удар. Они ищут Саната, и они до него доберутся. Мышь не проскочит через их кордоны.

— Но они его не получат! — Глаза Кейна сверкали. — Мы отведем его в Мемориал по туннелю. Осквернить Мемориал они не посмеют!

— Уже посмели! — пылко выкрикнул Санат. — Нам ли прятаться от ящериц! Мы будем сражаться!

— Спокойно, — прервал его Кейн. — Молча следуйте за мной.

Стенная панель сдвинулась в сторону. Кейн исчез в проеме. Когда панель бесшумно вернулась на место, оставив их в холодном свете переносной атомолампы, Тимбалл пробормотал:

— Если они все заранее подготовили, даже Мемориал не послужит нам защитой.

Нью-Йорк лихорадило. Ласинукский гарнизон был приведен в полную боевую готовность и переведен на осадное положение. Никто не мог проникнуть в город. Никто не мог покинуть его. По главным улицам разъезжали патрульные армейские машины, над головами проносились военные стратопланы.

Человеческая масса бурлила без отдыха. Горожане просачивались на улицы, собирались небольшими кучками, рассыпавшимися при приближении ласинуков. Колдовские слова Саната не забылись, тут и там люди повторяли их яростным шепотом.

Атмосфера, казалось, потрескивала от напряжения.

Вице-король Земли понимал это; он сидел за столом во дворце, вознесшем свои шпили на Высотах Вашингтона, и смотрел из окна на Гудзон, темной лентой тянувшийся внизу. Наконец он обратился к замершему перед ним ласинуку в форме:

— Это должна быть решительная акция, капитан. Тут вы правы. И все же, если возможно, прямого разрыва отношений следует избегать. У нас катастрофически не хватает экипажей, и на всей планете наберется не более пяти кораблей третьего класса.

— Не наша сила, а страх делают землян беспомощными, ваше превосходительство. Их дух окончательно сломлен. Толпа рассеивается при одном появлении отряда гвардейцев. Именно исходя из этих соображений мы и должны нанести удар немедленно. Люди начали поднимать голову, они должны сразу же отведать хлыста. Второе нашествие может с полным успехом начаться и сегодняшней ночью.

— Согласен. — Вице-король криво улыбнулся. — Мы поймали разную мелкую рыбку, но… хм-м… наказание этого подстрекателя черни должно послужить хорошим уроком. Он, не сомневаюсь, в ваших руках.

Капитан злобно усмехнулся: