У нас, на Руси, прежде всякого дела не хвастают,
Когда дело сделают, тогда и хвастают.
Хвастуны — не в наших нравах среди смиренного житья и «молчаливых подвигов. Таково у нас вековечное правило: собой не хвастай, дай наперед похвалить себя людям. Разрешается хвастать только при сватаньях, а смиренье — всегда душе спасенье, Богу угожденье, уму просвещенье. Этою добродетелью русский человек многое выслужил и еще больше того получил, на свой пай, в наследие и про обиход.
Не спускали богатыри вины виноватому, попрекали его насмешками, наказывали ругательствам, не смотрели на то, что княгиня Апраксеевна сама на пиру сидит. При этом не разбирали и старых заслуг, и великих богатырских подвигов.
На что были славны богатыри Алеша Попович и Чурила Пленкович, а ни тому, ни другому, ни третьему не было ни прощенья, ни снисхожденья.
Говорили Алеше Поповичу:
— Ты хвастунишка, поповский сын!
А живи во Киеве со бабами,
А не езди с нами по числу полю!
Упрекали Хотену Блудовича:
— Отца у тя звали блудищем,
А тебя теперь называем уродищем.
Даже Настасья Романовна не утерпела, при женской скромности и смирении, чтобы не выбранить и братца родимого, почтенного старца Никиту Романовича:
— Ай же ты, старая собака, седатый пес!
И даже богатырскому коню — безответному существу — нет прощения. Едет Добрыня на подвиги, а конь спотыкается не у места и не вовремя. До-брыня ругается:
— Ах ты, волчья снедь! Ты, медвежья шерсть!
Чужих, пришлых хвастунов старые богатыри не только обрывали и обрушивали, но и жестоко наказывали. Попробовал было татарский богатырь на пиру поневежничать: есть по-звериному, пить по-лошадиному и притом еще похваляться и хвастаться, что у него косая сажень в плечах.[34] На него за то напустили не какого-нибудь храброго богатыря, а мужичонку плохонького, ростом маленького, горбатенького, худенького, хромоногонького, в полное посмеяние и надругательство. Однако, тот татарина из тела вышиб, по двору нагим пустил. Бились они и боролись всякий своим способом (какая же ругань без драки?). А русская борьба отличается:
На ножку перепадает,
Из-под ручки выглядает.
Бьет правой рукой во белую грудь,
А левой ногой пинает позади.
Русская борьба — на два манера, по условию и по обычаям: в обхват руками крест на крест, — левой рукой через плечо, правой под мышки или под силки, а затем, как усноровятся: либо подламывают под себя, либо швыряют на сторону и кладут на бок и на спину через ногу. По другому приему, с носка, вприхватку, берут друг друга одной рукой за ворот, а другой не хватать. Лежачего не бьют, — лежачий в драку не ходит; мазку (у кого кровь показалась) также не бьют; рукавички долой с рук. В сцеплянке, т. е. в одиночной схватке, бой бывает самый жестокий, потому что ведется в рассыпную, а не стена на стену, где не выходили из рядов. В единоборстве иногда просто пытают силу: «тянутся», садясь на земь и упершись подошвами ног, хватаются руками за поперечную палку и тянут друг друга на себя. Иногда палку сменяют крючком указа тельного пальца. Татарская и вообще степная борьба ведется также по-своему: татары хватаются за кушаки и левыми плечами упираются друг о друга; перехватывать руками и подставлять носки не разрешается. Другой способ (у калмыков) совсем дикий: сходятся в одних портах без рубашек, кружатся, словно петухи, друг около друга; затем, как ни попало, вцепляются и ломают один другого, совсем по-звериному, даже как будто бы и по-медвежьи.
Иной и крепок, собака, не ломится,
А и жиловат татарин, — не изорвется.
С дикими ордами старинные русские люди иначе и не начинали, как единоборствами, и не кончали споров без драк в рукопашную, стена на стену, когда еще не знали огненного боя, а ведались только лучным боем (стрелами из луков). Также стена на стену, на общую свалку хаживали предки наши, когда не устанавливалось ладов и мира между своими, как бывало у новгородцев с суздальцами, у южной Руси с северною, у черниговцев с суздальцами, у новгородцев с чудью и немцами, как теперь бывает на кулачных боях. И нынешние бои, как наследие старины, представляют рассчеты по поводу накопившихся недоразумений и неудовольствий двух противных лагерей. Они и бывают трудно искоренимыми исключительно в старинных городах, где борются два направления: жители, например, одной стороны реки, разделяющей город, — мелкие торговцы или пахари, живущие же по другую сторону — фабричные. Или правая вьет канаты, а левая торгует хлебом и фабрикует сукна, холст; в Казани одна стена — суконщики, другая — мыловарни, и т. п.
Если не удавалось в старину отсидеться за деревянными стенами в городках и надо было выходить в чистое поле, выбирали для этого реку и становились ратями друг против друга. Суздальцы против черниговцев стояли, в 1181 году, на р. Клене таким образом две недели, смотря друг на друга с противоположных берегов, и переругивались. Припоминали старые неправды и притеснения, укоряли взаимно друг друга племенными отличиями, обращая их в насмешку и раззадоривая. Доставалось и самим князьям — предводителям. Южане обругали новгородцев «плотниками» и, похваляясь аристократическим своим промыслом — земледелием, выхватывались силою, боевым искусством и богатством своим; «заставим-де мы вас себе дома строить», а по пути обозвали и новгородского князя «хромцом». Не оставались в долгу и эти. Собираясь на брань, они послали сказать врагам, также попутно посмеявшись над их князем: «да то-ти прободем трескою (жердью) черево твое толстое», и т. п. Точно также и под Любечем долго стояли новгородцы противу киевлян и не решались переправиться через р. Днепр, пока первые не выведены были из терпения обидами и грубыми насмешками. Киевский князь Ярослав точно также в ссоре с тмутараканским Игорем счел необходимым бросить в него бранное и оскорбительное слово: «молчи ты, сверчок!» Начали биться. Битва кончилась победою Игоря, а народ стал с той поры, в посрамление бранчливого, подсмеиваться над ним: «сверчок тмутаракан победил».
Так поступил и Мстислав тмутараканский, сын св. Владимира, еще в 1022 г., согласившись побороться с Редедей, косожским князем, по свидетельству «Слова о полку Игореве». — «Для чего губишь дружину? говорил Редедя: — лучше сами сойдемся бороться, будем биться не оружием, а борьбою». Боролись крепко, боролись долго. Мстислав стал изнемогать: Редедя был. велик ростом и силен. Взмолился «храбрый» Мстислав к Пречистой Богородице, обещая построить во имя ее церковь, — собрал все свои силы и ударил врага об землю. Потом вынул свой нож и «зареза Редедю пред полкы косовскими».
С тех дальних первобытных времен перекоры и всякого рода переругиванья, в дешевой форме вызова и задоров, или собственно «брань» стали употребляться, подобно слову «битва» в переносном значении, для замены слов «война» и «сражение». На самом деле существовал издревле особый порядок. За бранью следовала или «свалка» в рукопашную, или «сшибка» на кулачки, или даже прямо потасовка, как схватка за «святые волоса», и в этом удобном виде поволочка, лежа на земле или стоя на ногах из стороны в сторону, с боку на бок, пока кто либо не ослабнет первым. Брань одна или окончательно решала спор, или разжигала страсти других враждующих до драки, когда они вступали в дело, принимая участие и сражаясь всем множеством. Частные и отдельные схватки переходили во всеобщую свалку, «завязывалось сражение», т. е. сильное поражение насмерть ударами или оружием. Таковое несомненно должно, с разгаром страстей и общим одушевлением до самозабвения, перейти в подлинный «бой». Побоище делается повсюдным, раздражающим зверские инстинкты при виде пролитой крови и увечий. В конце концов настоящая «битва» объемлет все поле сражения. Здесь уже принимают участие не только отдельные полки и отряды, но целые армии, полчища[35] со всеми современными приемами баталий включительно до батального огня, т. е. такого, когда ружейная и пушечная пальба производятся без команды, безпрерывно, пока не прогремит барабанный отбой, либо не расстреляются из сумок все запасные патроны. А засим — и неизбежные последствия, т. е. либо победа Петра Великого на Полтавском поле и «побой» Карла XII, которые вспоминаются до сих пор церковным празднеством — благодарственным молебном со звоном — 27-го июня, в день Сампсона Странноприимца; точно также — либо «Бородинское побоище», не указавшее с точностью перевеса сил сразившихся русских с французами на этом поле в Можайском уезде Московской губернии; либо «Мамаево побоище», которое ввергло всю Русь в продолжительное рабство и оскорбительную зависимость от диких орд. Надо было пройти долгому времени, чтобы последнее великое несчастье народа могло благодушно превратиться в насмешливое выражение и шуточный укор. Он обращаются в таком виде к тем людям, которые безпутно ведут в доме хозяйство и, производя ненужные перевороты, достигают страшной неурядицы и даже полнаго имущественного разгрома со ссорами, драками и следами боевых знаков в виде синяков, желваков, колотых ран с рассечкой и ушибных подкожных и легких царапин ногтями, и т. п. Где вам с нами «биться-ратиться, мужики вы лапотники, Деревенщина-засельщина, воры-собаки, голь кабацкая!» А тем временем по полям ходит ветер, все подметает и разносит: брань на вороту не виснет и в боку не болит, а бранят — не в мешок валят. Пьяный мужик и за рекой бранится, да ради него не утопиться; не кидаться же, в самом деле, в воду от лихого озорничества: собака и на свой хвост брехает.