— O Andre,[4] — вмешалась Мария Александровна, — говори «ты» Лике, — она ведь совсем еще дитя.
— Ça viendra avec le temps si elle, met le permet,[5] — любезно улыбаясь своей несколько холодной улыбкой, отвечал отчим.
— Лика злая! А меня ты не узнаешь?
— Боже мой! Толя! Ведь, Толя, правда?
И Лика протянула обе руки молоденькому пажу, который во все глаза смотрел на сестру.
Лика едва узнавала теперь в этом миловидном с черными усиками пажике своего десятилетнего братишку Толю, с которым она не раз, обманув бдительность мисс Пинч, потихоньку от старших играла в лошадки.
— Толя, милый Толя! — и она несколько раз подряд поцеловала брата.
— Постой! Постой! — с озабоченным видом остановил ее тот, — дай взглянуть на тебя хорошенько…
— Да какая же ты славненькая, сестренка! Настоящая красавица, совсем, как мама, право, вот тебе раз! — и он шутливо развел глазами.
И впрямь Лика была очень хороша собою. Снежно белое личико с тонким, породистым носиком, несколько припухлые розовые губки, большие, чистые, серые глаза, добро и мягко сияющие из-под темных прихотливо изогнутых бровей; длинные черные ресницы, делающие глаза значительнее и темнее; и целый сноп белокурых волос с золотистым отливом, все это давало одно чудесное и гармоничное целое. И при всем этом неподражаемая простота во всех движениях, бессознательная грация и какое-то врожденное благородство осанки дополняло ее существо.
— Премилая ты, милая сестреночка! — с искренним восторгом проговорил еще раз Анатолий, не спуская с сестры восхищенного взора, своих веселых, жизнерадостных глаз.
Но Лика почти не слышала и не чувствовала того, что происходило вокруг нее.
Словно во сне, как зачарованная, шла она, опираясь на руку брата, отвечая бессознательными улыбками на общие взгляды, обращенные к ней.
И снова сквозь тот же сон говорила она с кем-то, кого подвел ей отчим, пожимала чьи-то протянутые ей руки и улыбалась, но кому улыбалась она решительно не различала и не понимала сейчас.
В том же зачарованном сне провела Лика те три четверти часа, которые перенесли ее из Петербурга в Павловск, и очнулась только лишь перед решеткой, отделяющей их дачу от пыльного Павловского шоссе, расположенную совсем поблизости парка.
— Пойдем к Рен! — тут же предложил ей Толя и, подхватив сестру под руку, чуть ли не бегом помчался с нею по прямой, как стрела, усыпанной мелким гравием, дорожке сада.
Лика невольно отступила, смущенная неожиданностью встретить здесь в саду такое большое и блестящее общество.
На гладко утрамбованной садовой площадке, окаймленной со всех сторон зелеными лужайками, с коротко подстриженным на них изумрудным газоном, и усеянными здесь и там куртинами с душистыми садовыми цветами, гелиотропом, резедой, горошком, левкоем и розами, несколько человек играло в лаун-теннис. Высокая сетка разделяла площадку по самой средине на две равные части и вокруг этой сетки, по всем углам эспланады, группировались играющие.
Тут были два пажа, тоненький шатен и довольно плотный блондин, оба юноши по восемнадцатому году, товарищи Толи и длинный, как жердь, штатский в каком-то необычайном спортсменском костюме, позволявшем видеть его затянутые в шелковые чулки тощие ноги. Сам он имел очень надменное и самодовольное выражение лица, увенчанного рыжими баками и усами.
Не обратив внимания на присутствующих незнакомых людей, Лика так и впилась глазами в одну из двух барышень, находившихся тут же.
Сомнений не было. Подле мисс Пинч, ни мало, ни капли не изменившейся в эти восемь лет разлуки с Ликой, стояла старшая из сестер Горных. Впрочем, Лика скорее догадалась, нежели узнала сестру.
Высокая, с длинными костлявыми руками и ногами, с некрасивым надменным лицом и белокуро-пепельными, гладко зачесанными волосами, двадцатилетняя Ирина Горная казалась старше своих молодых, почти юных лет. Краски молодости, казалось, никогда не оживляли этого длинного лица; глаза давно потеряли свой детский радостный блеск, или даже вернее, и не были знакомы с тем ярким блеском, который так присущ молодости. На ней были надеты короткая клетчатая юбка и английская рубашечка с мужской крахмальной манишкой, заканчивавшейся тугим стоячим воротником с черным галстуком. На голове блинообразная спортсменская фуражка, на ногах желтые туфли без каблуков.
Помахивая рэкетом и сильно раскачиваясь на ходу, Ирина подошла к сестре.
— Очень рада! — процедила она сквозь зубы, сильно, энергично встряхивая худенькие пальчики Лики и, подставляя ей в то же время свои щеки для поцелуя. Потом, еще раз, проговорила уже по-английски: — очень рада тебя видеть, сестра!
— Реночка! Дорогая! Сколько лет не видались! — восторженно восклицала младшая Горная, покрывая лицо Ирины бесчисленными поцелуями.
Та спокойно выслушала это горячее приветствие, потом, обернувшись назад, в сторону играющих, негромко произнесла по-английски:
— Мисс Пинч! Это моя сестра Лика; вы не узнали ее?
Мисс Пинч, сухая, пожилая особа с тщательно причесанными седыми волосами, приблизилась ко вновь прибывшей и с любезным вниманием приветствовала ее.
— Это ваша сестра, Рен? — послышался в туже минуту за плечами Лики веселый молодой голосок, и перед ней предстало смеющееся, оживленное личико с потешным пуговицеобразным носиком, точно вспухшим ртом и крошечными черными, быстрыми как у мышат, глазками. — Бэтси Строганова, — отрекомендовало себя смеющееся существо, — собственно говоря, Лиза Строганова, если хотите, но Рен пожелала превратить меня в Бэтси, и я — самая ревностная поклонница и последовательница Рен, хотя столько же похожа на англичанку, как…
— Как я на любезнейшего мистера Чарли! — вставил не отходивший от сестры все это время Анатолий.
— Ах, оставьте, пожалуйста! — весело отмахнулась та; — вы отлично знаете, что я не то хотела сказать. А впрочем… — и, лукаво усмехнувшись всей своей забавной мордочкой, Бэтси добавила совсем уже серьезно: — Monsieur Толя! однако, представьте же m-lle Лике наше общество!
— Вы правы! — с новым шутливым поклоном подхватил Анатолий, — и я начинаю с вас. Елизавета Аркадьевна Строганова, так безжалостно превращенная в мисс Бэтси нашей достоуважаемой сестрицей, — достойный потомок тех знаменитых Строгановых, которые помогли Ермаку покорить Сибирь или которых покорил Кучум вместе с Сибирью… что-то в этом роде! — присовокупил молоденький паж, дурачась.
— Но вы невозможны, monsieur Анатоль, — захохотала Бэтси.
— Простите меня, мадемуазель! — серьезно-деловитым тоном заключил Анатолий.
— Барон Чарли Чарлевич, — минутой позднее продолжал он докладывать несколько смущенной всем этим шумом Лике, — барон Карл Карлович Остенгардт, — указывая на штатского, добавил он уже громко.
Длинный барон с чувством собственного достоинства почтительно поклонился молодой девушке.
— Мои закадычные друзья Боря Туманов и Федя Нольк, — продолжал Анатолий, подводя к сестре обоих своих друзей, пажей. — Теперь все мы, кажется, знакомы! — со вздохом облегчения проговорил молодой человек.
— Хотите партию? — продолжала маленькая Бэтси, протягивая Лике свой рэкет.
— Нет, нет, — поторопилась отказаться та, — если позволите, я буду лучше издали следить за игрою. Я несколько устала с дороги!
— А разве ты не хочешь переодеться? — шепотом спросила Рен, вскидывая на сестру свои бесцветные глаза.
— Разумеется! — поспешила ответить та.
Мисс Пинч предупредительно предложила свои услуги проводить Лику в ее комнату. Через две-три минуты она открыла молодой девушке какую-то дверь и Лика очутилась в прелестном гнездышке, обитом светло-розовым крепоном, с мебелью в стиле Помпадур, усеянной пестрыми букетиками по нежному розовому фону. Всюду, словно ненароком, были разбросаны крошечные по объему диваны, креслица, пуфы, ширмочки и козетки. Во всю комнату был разостлан пушистый ковер, в котором преобладали самые нежные цвета и оттенки. Небольшой с инкрустациями дамский письменный столик стоял у окна, наполовину завешанного белоснежною занавеской: в одном углу комнаты помещался задрапированный розового цвета материей прехорошенький туалет. В другом углу высился зеркальный шкаф; неподалеку от него находились ширмочки с изображениями маленьких маркиз и маркизов; ширмочки скрывали белоснежную кровать, отгороженную ими. И всюду: на этажерках, на туалете, на столиках — ютилась целая масса красивых безделушек из хрусталя, фарфора и бронзы.