О чём поют собаки

                    Посвящается папе, беззаветная любовь к собакам которого сопутствовала появлению этого рассказа.

                                                              1

         Уже темнело, когда они спустились к пруду и сели, наконец, уставшие, опустив ноги по щиколотку в воду. Ей было семь лет, а ему скоро должно было исполниться десять.

- Как ты думаешь, если Люси родит не больше трёх, то их оставят? – спросила она с надеждой и одновременно бесконечной грустью в голосе.

- Я думаю, хоть бы одного оставили, а ты трёх хочешь.

- Нет! Ведь так не может быть, в прошлый раз они не оставили ни одного!

- Ну и что. Ты слишком многого хочешь. Тем более она рожает уже второй раз за год, это его совсем взбесит. Хорошо ещё, если он её не убьёт…

       Толстопузая от беременности собака подбежала – подкатилась вприпрыжку как большой надувной мяч – к девочке сзади и уткнулась мокрым носом ей в бок, просунув голову под мышку и, шустро вынырнув спереди, лизнула её в нос.

-Давай скорей купаться, а то поругают, -говорила девочка, одной рукой лаская собаку, другой расстёгивая пуговицы халата.

      Когда они вернулись домой, отец был пьян, но они быстро прошмыгнули мимо него на печку, чтобы он не успел на них накричать. Зато матери, очевидно, досталось сполна.

     На улице выли собаки. Вой раздавался то откуда – то с конца деревни, то, казалось, совсем рядом, что было странным -  это была не Люси – она никогда не выла около дома – а других собак рядом не было – соседи слева недавно взяли щенка, а у соседей справа собака недавно сдохла (и им планировалось отдать щенка Люси, чему дети были очень рады, так как это означало, что один щенок, возможно, будет жив).

     - Почему собаки воют по ночам? – шёпотом спросила Настя брата, - если бы они не выли, или бы выли хотя бы днём, то отец, может быть, не так ругался… и почему они вообще воют? Может, они так разговаривают?

 Илья не ответил. А с улицы продолжали заполнять дом собачьи песни. Они выли на разные голоса, но очень слаженно, казалось, что этим оркестром кто – то руководит, и каждый новый голос вступает в четко установленное дирижёром время. На фоне этого, дети слышали, как кричал отец, проклиная всех собак вместе взятых и каждую по отдельности. «Хорошо, что мы закрыли Люси в сарае, - подумала девочка, - туда он точно не пойдёт».

                                                          2

                Утро началось как обычно, но это был особенный день – Люси родила. Это случилось после обеда. Когда Настя пошла в курятник, то услышала, как кто – то копошится под насестом. Там и была Люси и восемь щенков, один красивей другого. Настя позвала брата, и они до вечера любовались щенками и их счастливой мамой, которая без конца вылизывала их и беспокойно нюхала то одного, то другого, то руки детей и, когда они смотрели в её преданные глаза, видели в них безграничное счастье.

«Уж не знаю, - подумала Настя, глядя на Люси, - какое там счастье у собак, такое же, как и у людей, или нет, но, что счастье есть - это точно».

     Вечером пришёл отец. Дети долго не могли выбрать одного щенка, всё плакали и перебирали. Насте очень понравилась рыжая сучка, очень похожая на Люси, но она знала, что соседям нужен был кабель, поэтому только гладила щенка, как бы прощаясь с ним, и плакала. Илья, наконец, выбрал чёрного, с белыми пятнами кобелька и, с полными от слёз глазами показал его отцу, но тот как всегда ничего не сказал, а молча, закидал остальных щенков в мешок и, хотя они скулили и повизгивали, это вызывало у него лишь злое раздражение и неприязнь. Люси беспорядочно металась вокруг мешка, детей и ног отца, хотя это было самоотверженным риском с её стороны: слишком часто она была бита этими сапогами. Но сейчас она совсем растерялась и шныряла в панике, повизгивая между руками отца, которые всё складывали и складывали, – казалось, это длилось бесконечно - маленькие горячие тельца в мешок. Когда остался только один – чёрный с белыми пятнами – Илья взял его и положил себе на колени, продолжая плакать, с досадой смахивая слёзы и, протирая глаза, в последний раз видевшие подвижный мешок, который, впрочем, вскоре должен был стать неподвижным.

 Люси всё ещё металась из стороны в сторону. Когда отец встал и закинул мешок на плечо, она заскулила, и он грубо пнул её сапогом. Но она не отступала, посмотрев на оставшегося одиноко лежать бело – чёрного щенка, попискивающего на коленях у Ильи, она, словно поняла, что он в надёжных руках, а остальным нужна помощь, бросилась вслед за удалявшимся в сторону пруда отцом.

Как только она догнала его – он снова с силой отпихнул её и сердито что – то пробурчал… После нескольких таких пинков она решила преследовать его сзади. Когда он подошёл к пруду, она видела, как он снял мешок с плеча и бросил его в воду, а потом развернулся и пошёл её навстречу. Она, оцепенев, стояла посредине тропинки, заметалась, не успев отскочить, получила ещё один пинок и услышала, как мужчина сказал себе – или ей? – «Всё» и быстро прошёл по тропе.

 Она бросилась к пруду, тщательно обнюхала то место, где он стоял, растерявшись, вернулась на тропинку, потом снова метнулась к пруду и, проделав это ещё раз, побежала домой – скорей к бело – чёрному малышу – растерянная, со слезами на глазах.

       Этой ночью собаки опять выли, но дети плакали и в своём горе не замечали ничего больше.

 Люси всю ночь вылизывала своего бело – чёрного, единственного теперь, щенка.

   Шли дни, приближалась ярмарка, а дети постепенно полюбили одного щенка как восьмерых. Назвали его, после недолгого спора, Мухтар – «Он вырастет и будет большим и сильным», - сказала Настя. Красивым он уже был, а для них – самым красивым.

Мухтар, действительно, стал бы отличным псом, верным как мать, большим и сильным, как отец – огромная  собака – бирюк с конца деревни, которая, впрочем, просто жила там, но никому не принадлежала, неизвестно откуда взялась и чем питалась. Иногда она ночевала во дворе заброшенного дома, в котором уже, кроме развалин, ничто не напоминало о том, что это был дом, но она, очевидно, нашла там убежище. Сначала этот пёс воровал кур и даже ягнят, за что его собирались убить, но он вдруг прекратил, и его оставили в покое, так как считали странным и даже немного побаивались. В другие дворы, кроме заброшенного, который, он, видимо считал своим, пёс никогда не заходил, а если кто – то кидал ему что – нибудь, то он брал с таким видом, будто делает одолжение, и никогда сразу не ел, а всё куда – то уносил. И вообще, никто ни разу не видел, как он ест, так что, если бы не запёкшаяся кровь вокруг его огромной пасти, то можно было бы усомниться, ест ли он вообще. Говорили, что он охотится на дичь в лесу. Таков был отец Мухтара, хотя кроме детей, никто этим не интересовался.

                                                           3

  На ярмарке, как всегда, было не очень весело. Отец напился уже с утра, но зато дети лакомились леденцами, и у каждого в кармане было по два куска сахара, не считая тех, что уже съели.

  Весь день они глазели на всё вокруг – обычно – то смотреть не на что – но после обеда, когда шли домой, тётя Таня подозвала их и похвасталась, что они купили настоящего «пародного щенка» на ярмарке, поэтому их «дворняга» им больше не нужна. Она была сильно навеселе, поэтому периодически не к месту хихикала и постоянно улыбалась, довольная собой и своей покупкой.

 Настя обрадовалась: в последнее время отец стал привыкать к Мухтару, иногда даже заходил в курятник, посмотреть на него, или просил, чтобы дети принесли его ему, что всякий раз вызывало сильное волнение Люси, и гладил щенка безымянным пальцем, – указательный и средний всегда сжимали дымящуюся папиросу – а однажды даже сказал, что из «этого малого» (он имел в виду щенка), возможно, выйдет добрый пёс. Так как из уст отца выше похвалы она никогда не слышала, то решила, что щенку теперь ничего не угрожает.

   Только не говорите, пожалуйста, это сегодня отцу, - просил Илья тётю Таню, которая продолжала бессмысленно хихикать, глядя на детей, хотя их вид скорее вызывал слёзы, чем смех, - хорошо, тёть Тань, не скажете, ладно? – с надеждой в голосе спрашивал Илья, усиленно моргая правым глазом, пытаясь сдержать готовую уже сорваться слезу – он, в отличае от младшей сестры, отлично понимал, что будет с Мухтаром, если пьяный отец узнает, что отдавать его некому.

  - Да не скажу, не скажу, - выдавила из себя женщина, устало облокотившись на калитку всем телом, -  да только, мабыть, он и сам уже знает, - продолжила она и снова заулыбалась широкой и бессмысленной улыбкой.

                                                               4      

 Илья шёл к дому. Хотя было ещё достаточно светло, он часто спотыкался, так как его глаза были полны слёз, и он не видел дорогу. Настя шла сзади и не могла видеть его слёз, сама она улыбалась: теперь это ИХ щенок! Она прыгать хотела от счастья, пока они не подошли к курятнику…

Илья долго и безуспешно звал Люси и Мухтара. Настя присела на колени и несмело просунула руку под насест. «Ну чего же вы не отзываетесь? Ну где же вы?» - растерянно спрашивала она, всё ещё продолжая беспорядочно ощупывать солому. В конце концов, никого не найдя, она села на землю, озадаченно положила руки на колени и спросила брата:

- Илюша, где же они? – она посмотрела на него и только сейчас увидела, что он плачет: слёзы тихо стекали по щекам, подбородку, потом падали на рубашку или стекали по шее за пазуху. Смутившись, она затараторила:

 – Илюша, они же здесь были, куда же они пошли…  он же маленький, далеко уйти не мог. Не плачь, он где – то здесь, сейчас найдём, - и она принялась ползать по земле, вглядываясь в темноту.

- Ты здесь ищи, а я пойду во дворе поищу, может, Люси найду, а он с ней…

Илья вышел из курятника во двор, за калитку и медленно пошёл по тропинке к пруду; слёзы всё ещё текли. Отца он встретил на тропе, он шёл ему навстречу и что – то бормотал. Увидев сына, он рявкнул:

- Всё! Нет поганца! – и что – то ещё, но Илья не разобрал... Его будто оглушило.

Тропинка расплывалась, он смотрел на отца сквозь слёзы, как через мутное стекло…