Однажды Малявина сказала ему:

— Расскажите мне вашу жизнь! Я ведь ничего о вас не знаю. Где вы родились? Как вы стали профессором?

— Я такой же профессор, как вы! — сказал он. — Все мое образование — кухонное.

— Кухонное?

— Да. Моя мать была кухаркой у мадам Кирпиченко, а я слизывал с тарелок объедки. Вот и все мое образование.

— А потом вы поступили в гимназию?

— Вот моя гимназия! — сказал Бородуля, потрясая в воздухе «Занимательной физикой».

— И больше вы нигде не учились? — спросила Малявина.

— Учился! — ответил Бородуля. — Учился в слесарной мастерской на Путиловском, в тюрьме на Шпалерной и окопах на Карпатских позициях.

— Вы были на войне?

— Да, я попал в плен, в лазарет, и познакомился там с Фаффендорфером.

— Фаффен…?

— Дорфером. Это знаменитый австрийский ученый! Как же! Неужели не знаете? Башковитый человек — Фаффендорфер! Мы лежали с ним рядом на койках, и он от нечего делать, от скуки целые дни подряд читал мне лекции по физике и химии. К тому времени я здорово научился говорить по-немецки.

И он опять с ребяческой хвастливостью взглянул на Малявину, после чего произнес какую-то длинную немецкую фразу, чтобы показать, как он хорошо говорит по-немецки.

— А потом? — спросила Малявина.

— А потом я попал в кабалу к этому… к Малатесте дель Бомба.

— К кому? — переспросила Малявина.

Но он не ответил. Он насупился и громко вздохнул. Очевидно, память о Малатесте дель Бомба была для него тягостным бременем.

Правый глаз у него нервно задергался, он махнул рукой. И вдруг захохотал.

— Чему вы смеетесь? — спросила Малявина.

— Здорово я раскокал вчера этих приезжих мошенников! — воскликнул он мальчишеским фальцетом. — Будут они помнить Бородулю!

Так Малявиной и не удалось узнать, каким образом Бородуля попал в кабалу к Малатесте дель Бомба.

А между тем мистер Брэнч все еще сидит в «Европейской» гостинице и безутешно рыдает над своим спиртуозным молитвенником. Неужели он так и не найдет Бородулю?

Вдруг в комнату входит сладко улыбающийся господин с бакенбардами.

Все лицо посетителя испещрено синяками, но каждый синяк выражает нежнейшую симпатию к мистеру Брэнчу.

И, наклонившись к уху мистера Брэнча, он шепчет:

— Я знаю, где найти Бородулю!

Мистер Брэнч вскакивает и горячо пожимает посетителю руку.

— Где же, где же Бородуля? Говорите скорее!

Посетитель вынимает из жилетного кармана бумажку и подает ее мистеру Брэнчу. На бумажке четко написано: «Лахта, Болотная улица, дом Сиволайнена».

Мистер Брэнч горячо благодарит посетителя.

— Но, пожалуйста, чтоб ни одна душа! — говорит посетитель. — Это только для вас. По дружбе… Я раздобыл этот адрес за четыреста двадцать долларов.

Мистер Брэнч достает бумажник и щедро награждает незнакомца.

Через десять минут он в вагоне Приморской железной дороги, а еще через десять минут — на тихой, занесенной снегом Лахте.

К изумлению мистера Брэнча, вместе с ним из вагона выбежало пять или шесть иностранцев, у каждого из них была бумажка с тем же адресом и каждый из них стал торопливо расспрашивать, где находится дом Сиволайненов.

В испуге глядели жители Лахты на этих людей и шарахались в разные стороны.

Мистер Брэнч отстал. Проклятый чемодан! Зачем он взял с собою чемодан! Не нужно было брать чемодана!

Скоро мистер Брэнч совсем отстал.

Пройдя шагов двести, он так утомился, что бросил чемодан у дороги и в изнеможении сел на него.

Был ясный морозный день. Начинала светить луна. Мистер Брэнч сидел и курил. А потом вынул из чемодана свой алкогольный молитвенник и набожно приложился к нему.

Вдруг он увидел, что по пустынной дороге бежит какой-то дикий человек и отчаянно машет руками, как бы отбиваясь от пчелиного роя.

Человек подбежал ближе и оказался Луи Сан-Бернаром. Лицо у него было так перекошено, словно он проглотил по ошибке динамитный снаряд, который сейчас же взорвется.

За Бернаром скакал фон Граббе, размахивая руками, как мельница, и ежеминутно приседая под каждым кустом.

Бешеным быком налетел он на мистера Брэнча, отшвырнул его в сторону и, молниеносно распахнув чемодан, сунул туда голову по самые плечи, словно спасая ее от смертельной опасности.

Его примеру последовали все остальные.

С изумлением смотрел на них ошарашенный мистер Брэнч. И в самом деле, не странно ли? — четыре человека стоят на коленях вокруг одного чемодана и суют головы внутрь, и бегут неизвестно куда! Издали кажется, что это бежит сам чемодан — восьминогий.

По чемодану барабанит дробь, будто кто-то невидимый сыплет на него целые тонны гороха.

А сзади никем не замеченный идет Бородуля и, толкая перед собой на салазках какой-то незамысловатый снаряд, вроде самой простой маслобойки, заливается отчаянным хохотом.

Рядом с ним — на лыжах — Екатерина Малявина.

— Что вы с ними сделали? — спросила Екатерина Малявина, когда он перестал хохотать.

— Вздор! — сказал он. — Детская забава! Это у меня называется «Персональный град номер восемь».

Изобретение Бородули приближалось к концу. Он сидел, не разгибаясь, за столом и исписывал десятки страниц длинными и сложными формулами, в которые Малявина вглядывалась с почтительной нежностью.

В этот день ему было худо. Когда на следующее утро силы понемногу вернулись к нему, он, лежа в постели, произнес еле слышно:

— ГУТИВ!

Малявина не поняла.

— О чем вы говорите?

— Губернское Управление Туч и Ветров.

А потом взял Малявину за руку и сказал, улыбаясь:

— Только ради этого я и живу. Дайте только мне довести до конца мои опыты, и мы нынче же весною… вместе с вами… да… мы покажем Европе величайшее чудо, какого она еще никогда не видела: миллионы свободных и счастливых работников, для которых труд не проклятие, а радость. Пусть только овладеют они моим изобретением…

Но тут он остановился, потому что в дверь постучали.

Малявина открыла дверь и тихо вскрикнула: в комнату вошел Лейтес.

Он вошел не один, а с целой толпой вооруженных людей.

— Всякое сопротивление излишне! — сказал он торжественно. — Нам известно, кто вы такой. Вы — Иван Бородуля. У меня есть предписание произвести в вашем доме самый тщательный обыск.

Бородуля приподнялся на постели.

— Вы слишком рано пришли, — сказал он. — Я еще не кончил моего изобретения.

— Боюсь, что мы пришли слишком поздно! — мрачно отозвался Лейтес.

Судя по тому ордеру, который был предъявлен Бородуле, его обвиняли в целом ряде преступлений против Союза Советских Республик.

— О, как вы ошибаетесь! — сказала Малявина. — Уверяю вас, что нет человека, который был бы больше предан нашему новому строю.

— Здесь не место говорить об этом, — холодно прервал ее Лейтес. — Ваши показания будут выслушаны нами потом. А теперь, к сожалению, я принужден взять под стражу и вас.

Странно сказать, но Бородуля был очень обрадован, когда услышал, что вместе с ним арестована Екатерина Малявина.

— Вот и хорошо! — сказал он.

Все посмотрели на него с удивлением.

А через минуту он произнес еще более загадочную фразу:

— Вы напрасно защищаете меня, Екатерина Сергеевна. Я действительно во многом виноват.

В Японии, в городишке Хирошиме, тихо и скромно собрался съезд нумизматов.

Что такое нумизматы — вы знаете: коллекционеры монет, обтерханные старички, профессора, готовые всю душу отдать за какую-нибудь облезлую афинскую драхму или за израильский шекель времен Маккавеев. Сами они бедны, как последние нищие, но в сухопарых чемоданчиках у них есть коробочки, а в коробочках вата, а в вате — бронзовые, серебряные, золотые кружочки с изображением Митридатов и Цезарей. По целым дням не расстаются они со своими сокровищами и не замечают, что на кончиках их сизых носов то и дело возникают светлые, прозрачные капельки, которые нет-нет да и падают на Митридатов и Цезарей.