Выйдя из фургона, Ганконер зябко поежился. Бархат и шелк — плохие защитники от ночного холода. Хозяин снова подтолкнул его, направляя к соседнему фургону, где горел костер. Сам сел на верхнюю ступеньку, закинув ногу на ногу. Медленно и четко произнес какой-то вопрос. Ганконер покачал головой. Человек изогнул черную бровь и с легкой запинкой произнес фразу на другом языке. Убедившись, что его снова не понимают, раздраженно хлопнул ладонью по колену. Встал, скрылся в фургоне и вернулся с кожаным тубусом. К удивлению Ганконера, перед ним развернули большую карту. Хозяин выразительно ткнул пальцем в середину закрашенной в коричневый цвет области и сделал широкий жест, охватывая горизонт вокруг. Потом ткнул пальцем в Ганконера и потряс перед ним картой.

Надо же, география здесь хорошо развита. Ганконер внимательно рассматривал карту, стараясь запомнить как можно больше. Жаль, что изображен лишь один континент. Большую часть занимает пустыня, переходящая в степь с редкими точками то ли городов, то ли селений. Точки учащались ближе к побережью, где коричневый цвет сменялся зеленым.

Карту снова встряхнули. Ганконер покачал головой. Хозяин с досадой щелкнул пальцами перед его носом и выразительно показал на знаки с четырех сторон карты. Ганконер вздохнул. Как объяснить, что он из другого мира? И надо ли? Впрочем, а почему бы и нет. Он отвел от себя карту и показал в небо. И был безмерно удивлен, когда хозяин с облегчением вздохнул. Он свернул карту, хлопнул Ганконера по плечу и покровительственно улыбнулся. Снова сел на ступеньку и приглашающе похлопал рядом с собой. Ничего не понимая, Ганконер сел рядом с ним. У них тут что, явление гостей из других миров — обычное дело? А вот угощать — это правильно, а то он уже три дня голодает.

Подошедший русоволосый юноша — в ошейнике, но одетый богаче хозяина — протянул Ганконеру миску с густым варевом. Пахло вкусно. Он осторожно попробовал. Слишком пресное, но в целом есть можно. Хозяин рассеянно наблюдал за ним, что-то про себя прикидывая. Ганконер ел медленно и тоже обдумывал ситуацию. Если в этот мир часто попадают пришельцы, то наверняка здесь уже сложилась традиция, как с ними следует поступать. Что не убивают, это ясно. Однако наручники с него не сняли, то есть, статус у него не изменился. Логично, если подумать. Чужаку без роду и племени в мире, где существует рабство, уготовано одно место. Другое дело, что флейтой землю не копают. Не может быть, чтобы рабы здесь использовались лишь на тяжелых работах. И вот этот мальчик, забравший у него опустевшую миску, тому доказательство. Судя по рукам, работой его не нагружают.

Хозяин пошевелил пальцами перед лицом. Гаконер улыбнулся и достал флейту. На этот раз он заиграл веселый мотив, выученный давным-давно в Верхнем мире, в местах, очень похожих на эти. Вокруг фургона тут же собрались слушатели. И свободные, и пара рабов, не скованных цепями.

Джарет слышал музыку сквозь полудрему. Вечерняя прохлада принесла облегчение, но постепенно он начал дрожать от холода. Остальные рабы собрались в дальнем углу, прижавшись друг к другу. Джарет как мог зарылся в сено. Под головой лежала его куртка, но надеть ее не получилось — руки почти не слушались. Да, о побеге нечего и думать, по крайней мере, еще пару дней.

Ганконер вернулся, когда он он уже стучал зубами, сотрясаясь от болезненной дрожи. На плечах Музыканта было наброшено пестрое одеяло. Пришедший с ним хозяин снова потрогал лоб Джарета, замкнул ошейник на Ганконере и ушел, заперев дверь фургона.

— Раньше Триус со своими домочадцами спали здесь, но теперь перебрались в тот фургон, — Ганконер вытащил из-под Джарета куртку и помог надеть. Подгреб сено и лег рядом, накрыв их обоих одеялом. — Они действительно работают на этого, высокого. Как его зовут, я не понял. Но кое-что прояснилось.

Джарет слушал его и потихоньку согревался.

— Или тебя приняли за ангела, или пришельцы здесь действительно не в новинку.

— Ангелов не держат на цепи.

— Спорное утверждение.

Ганконер фыркнул, достал из кармана плоскую фляжку и осторожно приподнял Джарету голову.

— Попробуй попить.

— Твой гонорар? — Джарет с трудом глотнул. У воды был железистый привкус.

— Вода здесь на вес золота, — Ганконер тоже отхлебнул. — Хотя не уверен, что у них в ходу именно золото. Я видел монеты, но они больше похожи на платиновые.

— Я сначала подумал, что это другая вселенная, — Джарет, превозмогая боль, вытянулся и осторожно согнул ноги. — Но пожалуй, нет.

— Почему? Во всех мирах Перекрестка есть магия или была. А здесь ее и в помине нет.

— Не знаю, как ты, а я сюда попал с серпантина, и шел я вниз. Тебе напомнить историю мертвых миров? Сначала исчезает магия, потом гаснет солнце. В этом правиле есть только одно исключение — единственный и неповторимый Верхний мир. Со своей особой судьбой, на которую, как оказалось, очень сильно повлияли хранительницы. Хотя открыто призналась в этом только Эдда. Не думаю, что они решились на такой масштабный эксперимент без согласия Перекрестка.

— Лишить мир магии, но при этом сохранить ему жизнь и отдать целиком людям? Я думал об этом. Но у них не получилось, в смысле, магия там осталась. Только она приняла иную форму. Поэтому люди нас там помнят и будут помнить, даже если улетят в другие вселенные.

— На чем улетят? — заинтересовался Джарет.

— Они строят межзвездные корабли. Слушай, а что если Перекресток через них хочет связаться с другими вселенными? Да прекрати ты ворочаться, нашел время делать зарядку! Или отдай одеяло!

— Это возможно, но для нас неважно, — Джарет еще раз согнул и разогнул ноги. — Как ты правильно сказал, несмотря на всю технику, магия в Верхнем мире осталась. Люди без нее не могут. А здесь ее нет, но мир живет, и человеческая цивилизация развивается. Хотя, у нас слишком мало данных, чтобы делать выводы. Может, они на пороге катастрофы, просто это незаметно.

— Но почему ты думаешь, что этот мир входит в нашу вселенную?

— Потому что это похоже на эксперимент — как в Верхнем мире, только наоборот. Отдай одеяло.

— О боги, ну почему ты не провалялся без чувств хотя бы до утра? Джарет, тебе не четырнадцать лет, ты тяжелее меня!

— Тихо! — Джарет прислушался к шагам за стеной фургона. — Кстати, ты заметил, что мы одни здесь разговариваем? А остальные пленники как воды в рот набрали. Почему?

— У меня есть гипотеза, но она мне не нравится. Не перескакивай на новую тему. Ты об эксперименте говорил.

— Да, так вот, я думаю, что это дублер Верхнего мира, уж очень они похожи. Может, были и другие варианты, но погибли, именно поэтому я провалился сюда с серпантина. Не понимаю, какую цель ставит Перекресток в этом эксперименте. Возможно, цели вообще нет или их несколько. Но сюда регулярно забрасывают фейри. Ах да, ты же не знаешь…

Ганконер коротко хохотнул, выслушав объяснения о традиции балов в Доме-на-Перекрестке.

— Так вот в какую игру меня втянуло. Весьма польщен. Но раз в тысячу лет — это, по-твоему, регулярно?

— Почему нет? Люди оперируют годами, более долговечные существа — десятилетиями, мы — уже столетиями. А для сил Перекрестка и тысяча лет может промелькнуть, как один месяц.

— С этим я согласен. Думаешь, через нас здесь пытаются развить магию?

— Нет, это глупо. Говорю же, я пока не понял цель игры. И давай спать уже.

Джарет замолчал. Ганконер закрыл глаза и попытался заснуть, но мысли мешали. Он провалился в этот мир тоже с серпантина, хотя шел не вниз, как Джарет, а вверх. Может, поэтому упал не с такой высоты. Парадоксально, но факт. И еще его тревожили вопросы, задать которые он не решился. Почему искать его пошел Джарет? И знает ли о случившемся Алисса?

Урожай в этом году удался на славу. Но славы не хотелось. Не хотелось вообще ничего — только лечь под дерево и уснуть под шорох листвы. Ганконер думает, что у нее усталость от жизни. У него было нечто подобное, как раз в то время, когда они впервые повстречались. Но потом он оживился, помирившись с Джаретом.