Пятна на солнце как причина обледенения, которое должно наступить на землеподобной планете в течение двухсот дней, мир с биосферой, точь-в-точь повторяющей земную, «только в десятки раз больше» — с научной точки зрения эти допущения не просто невероятны, они нелепы и опровергаются буквально в два счета. Однако для литературы тех лет, когда зарождался термин, а отчасти и жанр «космической оперы», они были вполне органичны. Именно тогда редакторы пульп-изданий разработали гениальный по своей простоте метод создания зубодробительных НФ-романов: у малоимущего писателя на корню покупается вестерн (так называемая «лошадиная опера»), а затем по всему тексту револьверы заменяются на бластеры, скотоводы на космопроходцев, индейцы на инопланетян, а пустыня Техаса — на пустыню Марса. Получается увлекательный приключенческий роман со всеми атрибутами вестерна, только действие его разворачивается на космических подмостках.

Свой вклад в развитие этого жанра, ясное дело, внес и Мюррей Лейнстер. Не только ранние произведения автора, такие как «Забытая планета» («The Forgotten Planet», 1920–1923) или «Последний космический корабль» («The Last Space Ship», 1946–1947), но и относительно поздняя серия о космическом первопроходце Джо Кенморе, включающая романы «Космическая платформа» («Space Platform», 1953), «Космическая бирка» («Space Tug», 1953) и «Город на Луне» («City on the Moon», 1957), несут печать принадлежности к этому специфическому жанру. Даже представители межзвездной медицинской организации у Лейнстера не стесняются порой нарушать клятву Гиппократа и браться за оружие — понятное дело, ради спасения целых миров, но тем не менее. Герои популярного цикла «Санитарная служба» — своего рода странствующие рыцари без страха и упрека, бродячие миссионеры, несущие в далекие миры свет истины и новейшие достижения научно-технического прогресса в области медицины. А попутно разрешающие и различные социальные проблемы, возникающие в этих мирах. Но стреляют они не задумываясь и без промаха. Пожалуй, среди романов Лейнстера этот цикл пользуется самой большой популярностью, в том числе и в России. Любой желающий без труда отыщет в Интернете или на пиратском компакт-диске с текстами любительские переводы романов «Оружие-мутант» («The Mutant Weapon», 1959) и «Этот мир — табу» («This World Is Taboo», 1961). Кроме того, в цикл входят также сборники «Доктор для звезд: три повести о межзвездной медицинской службе» («Doctor to the Stars: Three Novellettes of the Interstellar Medical Service», 1964) и «СОС из трех миров» («S.O.S. from Three Worlds», 1967).

В повестях и рассказах Мюррея Лейнстера принадлежность автора к числу создателей «космических опер» проявлялась гораздо слабее. Эти вещи по всеобщему признанию глубже и оригинальнее, чем подавляющее большинство его романов. Одной из вершин творчества писателя стала короткая повесть «Исследовательский отряд», прилегающая к циклу новелл, собранному в роман «Колониальная служба». Главный герой «Исследовательского отряда» Хайдженс, скваттер и преступник, научившийся с горсткой генетически измененных медведей выживать на переднем крае, в мире, где отказывают все современные технологии, больше всего похож на героев Джека Лондона, этих бродяг Севера с их неподражаемым достоинством и неукротимым духом. Ему глубоко антипатичны люди, «подчиняющиеся роботам», добропорядочные обыватели, влачащие бессмысленное существование в сверкающих стеклом и сталью, залитых ярким электрическим светом механизированных до мозга костей городах. Чем сильнее человек зависит от достижений цивилизации, тем уже становится выбор, который он способен сделать, — такова логика Хайдженса. Этим же духом постепенно проникается и его оппонент, офицер Колониальной службы Бордман, стремящийся в долгих спорах отстоять честь цивилизации, единственным представителем которой на этой планете он себя ощущает. Парадокс, ставший внутренним двигателем сюжета, заключается в том, что в душе Бордман ничем не отличается от хозяина медведей и встает на защиту бесполезных в этой глуши достижений цивилизации только потому, что привык считать себя частью системы. Так же, как и его не слишком гостеприимный хозяин, инспектор готов скорее умереть за свои убеждения, чем поднять руки и признать свое поражение. Спорить же он продолжает лишь потому, что едкие и точные замечания Хайдженса затрагивают его собственную честь.

Лейнстер дает точный слепок психологии первопроходца, пионера, насмехающегося над условностями, накладываемыми обществом, и бросающего вызов слепой и костной природе. В словах Хайдженса звучит своего рода гимн свободе воли: «Я уважал бы робота, если бы он плюнул мне в глаза, когда я заставлю его делать то, что он не хочет. Вот возьмите медведей внизу. Это вам не роботы, а вполне достойные и заслуживающие уважения звери. Они бы разорвали меня в клочья, если бы я попытался заставить их что-нибудь сделать, что им не по нраву (…) И я тоже бы вступил в единоборство с вами и со всем человечеством, если бы вы попытались заставить меня сделать что-нибудь против моей природы». Психологизм и драматичность этого произведения, принесшего Лейнстеру в 1959 году премию «Хьюго» по номинации «короткая повесть», безусловно заслуживают самой высокой оценки.

Кстати говоря, этому рассказу здорово повезло с переводом на русский. Вышедший в Америке в 1956 году, у нас он появился всего через какие-то четыре года, уже в 1960-м. Когда листаешь каталог переводов тех лет, складывается впечатление, что в советские времена в России переводились если не все, то многие из лучших фантастических произведений своей эпохи. Пусть печатались они с сокращениями и уродливыми купюрами, пусть не всегда и не во всем адекватно — но такая работа шла постоянно. Особенно это касается повестей и рассказов. Лучшие короткие вещи Брэдбери и Шекли, Гаррисона и Саймака, как выяснилось с наступлением в России эпохи свободного книгоиздания, были напечатаны у нас именно в шестидесятые — восьмидесятые годы. Разумеется, хватало и произведений, которые не могли увидеть в СССР свет никогда и ни при каких обстоятельствах — из-за политических аллюзий, слишком свободного языка или изобилия интимных сцен. Например, многогранное творчество авторов «Новой волны» до начала девяностых оставалось практически неизвестно нашим читателям. Но придирчивая советская цензура не смогла разглядеть крамолы в рассказах Мюррея Лейнстера. Более того, некоторые мотивы в произведениях американского писателя-фантаста нашли отклик у советских коллег задолго до того, как тексты американца оказались переведены на русский. Хорошо известна история о рассказе «Первый контакт», побудившем классика советской НФ Ивана Антоновича Ефремова в 1959 году создать свою «вариацию на тему», повесть «Сердце Змеи (Cor Serpentis)». Рассказ Лейнстера вышел в свет в 1945 году, русский перевод последовал лишь через двадцать лет, так что Иван Антонович явно прочитал его на языке оригинала. Удивительно лишь, что «наш ответ Чемберлену» вызревал так долго.

Это очень показательная диада — «Первый контакт» и «Сердце Змеи». Не знаю, обратил ли сам Иван Ефремов внимание на то, что среди добродетелей своих героев на первое место он ставит веру, но при вдумчивом чтении получается именно так. В данном случае — веру в истинность логических и философских выкладок, согласно которым высокоразвитая инопланетная цивилизация по определению не может быть агрессивной. Во имя этой веры космонавты готовы пожертвовать не только собственными жизнями, но в конечном счете и благосостоянием родной планеты, не задумываясь о том, насколько может быть полезен такой контакт Земле. Позиция не слишком разумная, но безусловно заслуживающая уважения. Как писал другой советский классик, «безумству храбрых поем мы песню». С другой стороны, персонажи Мюррея Лейнстера, скептически относящиеся к встретившимся на просторах космоса братьям по разуму, выглядят людьми не только более прагматичными, но и более ответственными. Более зрелыми, что ли. Герои «Первого контакта» ни на секунду не забывают, что у них за спиной Земля, где ждут беззащитные семьи, друзья, близкие. Они не готовы к такому грандиозному акту веры, как открытый обмен координатами планет-метрополий. Не только злая воля, но и любая ошибка, любое непонимание может привести к трагедии, и именно поэтому звездолетчики Лейнстера мучительно ищут обходные пути к контакту, максимально безопасные для обеих сторон.