В начале 1864 года «Алабама» покинула Индийский океан и направилась в Европу. К этому времени армии американского Юга были разбиты под Геттисбергом и Виксбургом и мониторы Союза патрулировали Миссисипи.

«Мы похожи на хромого охотника, ползущего домой после долгого преследования», — писал Семмес в своем дневнике. Когда рейдер 11 июня 1864 года причалил в гавани Шербура, большая часть запасов пороха на нем оказалась испорчена, и корабль, по замечанию Келла, был «разболтан по всем стыкам, образовалась масса щелей и медь на днище топорщилась завитками».

13 июня пришли зловещие новости: в Шербур направляется 1030-тонный корабль Союза «Керсардж». Его капитан, Джон Уинслоу, был не в ладах со своим командованием, но стремился продвинуться по службе. Он помнил Семмеса по Мексике, когда они воевали на одной стороне и даже жили в одной комнате. 14 июня «Керсардж» появился около Шербура.

У Рафаэля Семмеса было три выхода: он мог попытаться увести «Алабаму», несмотря на имевшиеся у нее серьезные повреждения. Он мог бросить корабль во французском порту, рассудив, что тот послужил уже достаточно. Он мог драться.

Некоторые историки утверждают, что решение Семмеса было чисто рыцарским жестом. «По крайней мере, Семмес смог нанести еще один удар в честь военно-морского флота конфедератов», — пишет Джон Тэйлор в своей книге «Конфедератский рейдер: Рафаэль Семмес с „Алабамы“». Другие настаивают, что он недооценил безнадежность положения и легкомысленно пожертвовал людьми и кораблем. Как бы там ни было, в тот день Семмес рвался в бой. «Мистер Келл, — сказал он своему лейтенанту, указывая на союзный флаг, — я устал бегать от этой вызывающей тряпки!».

«Алабама» загрузилась углем. Матросы отшвабрили палубы, надраили медные детали, наточили палаши и абордажные сабли. Разношерстная компания с верфей Ливерпуля, никогда в глаза не видевшая американского Юга, приготовилась рискнуть за него жизнью, распевая:

«Керсардж» притаился недалеко от гавани, ожидая реакции своего противника. В Шербуре поговаривали, что корабли Союза используют для защиты корпуса тяжелые цепи, пропуская их поверх бортов, так что они служили до некоторой степени броней. Если Семмес и слышал об этом — а есть свидетельства, что это так — то он предпочел игнорировать подобные разговоры.

Семмес наставлял команду перед боем: «Имя вашего корабля будет упоминаться повсюду, где существует цивилизация. Позволим ли мы запятнать это имя поражением?»

«Никогда!» — прозвучал ответ в сотню голосов.

Несколько дней газеты судачили о приближающейся морской дуэли, и в Шербур прибывали тысячи зевак. Много народу приехало на открытие нового казино. На своей роскошной яхте «Дирхаунд» явился с семьей английский текстильный магнат Джон Ланкастер.

В теплое воскресное утро 19 июня «Алабама» выскользнула из порта, сопровождаемая бронированным французским фрегатом, флотилией малых судов и небольшой парусной лодкой, на которой, как полагали, находился Эдуард Манэ, позже написавший картину, изображавшую баталию между двумя кораблями. Когда распространился слух, что «Алабама» отправилась навстречу своей судьбе, церкви в городе опустели и на берегу выстроились в линию около 15 тысяч зрителей.

Уинслоу приготовил к бою орудия «Керсарджа» и ждал. Когда он уже был готов поверить в то, что противник сбежал, впередсмотрящий закричал: «Он вышел и направляется к нам!»

Готовясь к бою, матросы «Алабамы» посыпали палубу песком — кровь, проливающаяся в бою, делала ее скользкой. Уинслоу отвел «Керсардж» еще на две мили от берега, чтобы быть подальше от французских территориальных вод и иметь возможность отрезать «Алабаме» отход, если она попытается скрыться во французском порту. Противники сблизились до расстояния в четверть мили. После пятнадцати минут неэффективной стрельбы снаряд с «Алабамы» пробил фальшборт «Керсарджа» и взорвался на квартердеке. Другой прошил его ахтерштвень, но не взорвался. Это стало переломным моментом в сражении, Семмес вскоре понял, что его дела плохи. «Наш снаряд, — писал он позже, — хотя и пробил борт врага, нанес ему только небольшие повреждения».

Очередной выстрел с «Керсарджа» разнес рулевое устройство «Алабамы». Еще один снаряд разорвался около кормовой вертлюжной пушки, убив или ранив почти половину орудийной прислуги. Осколок снаряда распорол правую руку Семмеса, находившегося на палубе, но он не покинул своего поста. Матросы, мокрые от пота и черные от пороховой копоти, уже разделись до пояса. Корабли, окутанные дымом, кружили на небольшом расстоянии друг от друга, по вспоминаниям одного из моряков, «как две мухи, ползающие по краю чайного блюдца». Зеваки из Шербура не могли разглядеть происходящее, но слышали пушечную пальбу и видели плывущие над Ла-Маншем облака дыма.

Сражение шло сорок пять минут, когда очередной снаряд пробил правый борт «Алабамы», разрушив угольный бункер. Давление пара упало. Вода едва не заливала топки. Келл ринулся в трюм и обнаружил, что вода врывается через дыру, в которую могла бы пройти лошадь. Через несколько минут после полудня Семмес сдал корабль, приказав Келлу спустить флаг. «Нет никакого смысла отправляться на дно, — сказал он, — к тому же палубы усеяны нашими доблестными ранеными».

После того, как наиболее сильно пострадавших отправили в шлюпке на «Керсардж», раздался крик: «Покинуть корабль, покинуть корабль!» Хватая куски рангоута и деревянные обломки, люди прыгали в холодную воду, пытаясь не попасть в водоворот, оставляемый тонущим кораблем. Стюард капитана, Бартелли, заботливо помогший Семмесу снять башмаки, погиб. Он не умел плавать, но никому не сказал об этом.

«Алабама» быстро оседала в Ла-Манше с дифферентом на нос. Семмес, Келл и остальные офицеры, за исключением утонувшего помощника корабельного врача, доктора Льюэллина, были спасены. Келла везли в одной из шлюпок с «Дирхаунда», и добравшись до яхты, он увидел там бледного как смерть капитана, выглядывавшего из люка.

В бою погибло девять человек и двадцать один получил ранения. Еще двенадцать утонули. «Керсардж» потерял только одного, матроса Уильяма Гоуэна из Нью-Йорка, умершего в Шербурском военно-морском госпитале. Его похоронили на городском кладбище рядом с Джеймсом, королем Ирландии, и Джорджем Эпплби из Нью-Брунсвика, моряком с «Алабамы». Так закончилось одно из самых романтизированных морских сражений XIX века. Это была последняя артиллерийская дуэль эпохи деревянных кораблей, когда враги смотрели друг на друга в упор через прицелы не всегда надежного оружия и, следуя рыцарским традициям, проявляли милосердие к выжившим и оказывали подобающую честь пленным офицерам.

«Дирхаунд» в ту же ночь достигла Саутгемптона. С Семмесом в Англии носились, как с героем. Английская пресса писала: «На большой глубине, в водах Нормандии, лежит славный корабль „Алабама“, некогда быстроходный морской разбойник, а теперь всего лишь груда разбитого железа и дерева»…

Французы, как и американцы, всегда сочувственно относились к побежденным. Возможно, поэтому жители Шербура с такой сердечностью приняли «Алабаму» и капитана Рафаэля Семмеса. До сих пор здесь в каждой семье хранится своя история, своя газетная вырезка с описанием сражения. С городского кладбища, от обелиска в память о погибших моряках, над крышами Шербура можно увидеть волнолом, поднимающуюся над океаном дымку и представить, как все было в тот исторический день.

«Помоги себе сам, и Господь тебя не оставит»… Рафаэль Семмес обеспечил себе возможность продолжить службу в коммерческом флоте Соединенных Штатов. А «Алабама» погибла. Честь, чувство долга, отвага — кто бы мы ни были — французы, американцы, англичане или просто люди, чтущие прошлое, — эти качества по-прежнему трогают наши сердца.