Три года спустя Сулейман снова подошел к городу с еще более мощной армией. Героическая защита приграничной крепости Кегес (Гюнс) на австро-венгерской границе задержала его на большую часть августа. И опять время было потеряно. Но Сулейман выступил «против короля Испании» и устремился на 250 миль на запад, чтобы вытащить Карла из Регенсбурга в Баварии.

Карл не был столь же нетерпелив, как его брат Фердинанд, чтобы «поставить все на карту… ради собственного удовлетворения», как сообщает императорский посол Огьер де Басбек. «Что он мог ожидать от такого состязания, было ясно ему из… разрушений в Никополисе и Варне, а поля Мохача все еще белели от костей разбитых христиан». И потому Карл пришел в Вену только тогда, когда Сулейман был уже на пути домой.

Султан, «привыкший разрушать мощные королевства за один поход», дал выход своему гневу на землях восточной Австрии. Акинши, грабя и убивая, распространились там, как лесной пожар.

Эта прекрасная земля, так искусно оформленная заботливой природой и любовно ухоженная человеком, казалось, отторгала такое насилие. Карабкаясь к замку Регенсбург, выглядевшему, как книжная иллюстрация, я добрался до круга острых мемориальных камней с выгравированной на них литанией о павших со времен Карла Великого до наших дней. Турки делали набеги туда в 1480, 1529 и 1532 годах.

Фердинанд, имевший претензии к Венгрии, и Сулейман, встревоженный растущей мощью Габсбургов в Европе, от Атлантики до Черного моря, — оба имели там свои интересы. «200 тысяч всадников султана покрыли равнины Венгрии; он угрожает Австрии, а тем самым и всей Германии, — пишет Басбек. — Подобно удару молнии, он поражает, разбивает вдребезги и разрушает все, что стоит на его пути… Одна Персия встала за нас; и враг, если он спешит атаковать, должен следить за любой угрозой, возникающей у него в тылу».

— Здесь военная техника, — сердито сказал офицер.

— Надо полагать, — согласился я. — Этот порт задавал тон во всем Средиземноморье. Это форпост Сулеймана Великого в морской войне с Испанией.

Я вышел из каменного лабиринта Казбаха, который расстилался по склонам до старой гавани Алжира. Справа оставался современный город, сверкающий и белый. Он огибал громадный порт, защищенный искусственными волнорезами. Живописный строй рыбачьих лодок откройся в гавани XVI века. Отсюда легкие галеры отправлялись рыскать по Средиземноморью в поисках богатой добычи. Я поднял фотоаппарат. Молодой солдат арестовал меня, забрал камеру и паспорт и повел меня к дежурному офицеру.

— Порт запрещено фотографировать, — строго сказал офицер.

— Эту гавань построил адмирал Сулеймана, Барбаросса, — объяснил я ему. — Здесь почти ничего не было, когда он впервые, корсаром, побывал на этом Берберском берегу. Орудия испанского форта на небольшом острове вблизи берега контролировали старый город Казбах. Но в 1529 году, в том же году, когда Сулейман осадил Вену, Барбаросса разрушил этот испанский форт. Затем, руками 20 тысяч пленных христиан, он построил большой мол в направлении острова и сделал гавань, которую мы и видим сейчас. Взгляните, как это было.

И я развернул карту на столе. Второй офицер, сидевший до этого спокойно, подошел тоже. Увидев, что это не современная карта, они сразу успокоились.

— Из Алжира галеры Барбароссы могли делать набеги на христианские корабли и побережья Испании и Италии, но не Франции, потому что Сулейман и французский король, Франциск I, заключили между собой союз против императора Карла V. Оттоманский флот даже зимовал на французской Ривьере в 40-х годах XVI века.

— На Лазурном берегу! — воскликнул один офицер.

— Барбаросса увеличил население Алжира, освободив из Испании тысячи мавров, преследуемых инквизицией, — продолжил я. — Он создал из них команды свирепых «галерников», готовых вернуться и пойти войной на своих испанских угнетателей. Искатели приключений стекались в Алжир. Они богатели от награбленного и денег, получаемых в качестве выкупа из пленных. В Европе матери пугали своих непослушных детей Барбароссой, который заберет их, если они не будут хорошо себя вести. И Алжир стал таким бельмом для императора, что в 1541 он решил стереть его с лица земли.

Офицеры переглянулись.

— Опасаясь, что флот Барбароссы может атаковать с тыла, пока он будет осаждать город, Карл решил выйти в море уже после обычного сезона навигации, несмотря на советы своего адмирала Андре Дориа. Неверное решение обернулось несчастьем! Чудовищный шторм разразился в конце октября, когда Карл ступил на берег. Он разрушил более двух третей его 200 транспортных кораблей и галер, потопив тысячи людей. Одно из самых великих кораблекрушений за все времена. Это случилось как раз у берега, немного к востоку отсюда.

Оба офицера склонились над картой. Затем дежурный офицер пристально посмотрел на меня, как бы пытаясь прочитать что-то в моей судьбе, по исламской традиции, глядя на мой лоб.

Офицер оказался добр ко мне. Он протянул мне мой паспорт и камеру, а затем проводил до двери. Снаружи молодой солдат кротко извинился.

— Ничего. Вы лишь выполняли свой долг, — сказал я.

Нунжо да Кунжа и я встретились лицом к лицу во дворике — он в бронзе, а я, разглядывая крепость, построенную им в 30-х годах XVI века на этом острове под названием Дью в 10 тысячах миль от двора своего господина, короля Португалии. Глубокий каменный ров вел в глубь суши; Индийский океан разбивался о стену, куда были вмурованы медные дула пушек. Туда-сюда по узкому заливу, отделяющему покрытый пальмами остров от низко расположенного побережья Гуджарат в Западной Индии, сновали доу, одномачтовые арабские каботажные суда.

Люди, подобные да Кунжа, яростно боролись с Сулейманом и его союзниками за контроль торговых пунктов и маршрутов, находящихся под покровительством ислама, которые да Гама и его последователи обходили с флангов. Сулейман направлял свой флот, чтобы ослабить мертвую хватку португальцев. Дью пережил две жуткие осады. Защищая священные города ислама и выход на караванные маршруты из Персидского залива и Красного моря в Бейрут и Александрию, Сулейман сражался до сих пор в Средиземноморье, но теперь его интересы распространились и на Индийский океан.

Стратегия португальцев здесь заключалась в контроле за входами и выходами из Индийского океана, а также в том, чтобы направлять арабские корабли через свои порты в Малакке — ворота к Островам Пряностей — в Китай и Японию; через Ормуз, являвшийся ключом к Персидскому заливу и поставляющий арабских скакунов, в которых так нуждались индийские армии; и через Гоа, свою столицу на Малабарском побережье Индии, которая выдавала лицензии и брала налоги с проходящих кораблей. Отсюда португальские корабли везли пряности через мыс Доброй Надежды прямо в Лиссабон.

Красное море было единственными воротами, которые португальцы не смогли закрыть. Они совершали туда набеги, однажды проделали весь путь до Суэца, а в 1517 году растревожили Мекку своей бомбардировкой ее порта в Джидде.

Я прибыл в Джидду самолетом, пролетев над водами арабского побережья. Живописная зелено-белая мозаика мелководья и мелких островков настолько приятна глазу, насколько же опасна для мореплавателя, который должен преодолевать ветер, дующий шесть месяцев в одном направлении, северном, и полгода — в противоположном.

«Это была арена галерных войн, — объяснил военно-морской историк Джон Гульмартин. — В открытом море широкопалубная португальская каравелла могла вытащить оттоманскую галеру из воды. Но в Красном море, полном мелководий, весельная галера обладала преимуществом: она могла маневрировать там, где парусный корабль был не в состоянии это сделать. А при наличии дружественной земли с тыла ее корму можно было поднять на сушу и направить ее дальнобойные орудия на каравеллу, которая не могла подойти достаточно близко, чтобы нанести ответный удар. В Джидде оттоманские галеры находили убежище в канале, изогнутом в виде буквы S. При значительном количестве орудийных батарей, появление в нем парусного корабля означало просто самоубийство».