— Вот и все. У вас для этого впереди целый месяц, я думаю, справитесь.

— Я… признаться… не вполне понимаю замысел… — пробормотал Митчелл растерянно.

— Потом поймете, — заверил его гость.

— Но пассажирам третьего класса запрещен вход в помещения первого и второго классов, а обслуживающий персонал подобран очень старательно. Кроме того, жизнь и имущество пассажиров будет охранять некоторое количество тайных агентов, включая и Скотланд-Ярд. Или у вас есть план?

— Планом будет заниматься Пантера. Так решил Экселенс. И именно с этим «зверем» вам предстоит быть на связи, ибо срочные дела требуют от меня отбыть в Дурбан, и в Южной Африке я пробуду не менее двух месяцев. Впрочем, мы отвлеклись. Итак, все перечисленное мною вы вышлите по этому адресу, — сложенная вчетверо бумажка легла на стол перед Митчеллом. — Вместе вот с этим кулоном. Именно по нему вы и узнаете Пантеру, когда наш человек, сделав дело, с вами свяжется. Вручите гонорар оговоренной суммы и заберете… товар. На сем позвольте откланяться.

Надвинув шляпу, Блэк исчез из комнаты, оставив Митчелла в изрядной прострации…

На столе между бумагами поблескивал оставленный пришельцем кулон — сложивший лапки паук на тонкой цепочке… Знак Ложи, при рождении именовавшейся Ложа Паука, но давно уже ставшей для своих адептов просто Ложей.

Покинув особняк банкира, Блэк двинулся пешком в направлении Коммершл-стрит. Путь его лежал к Ньюгейтским докам и Хайгетской пристани.

По обоим берегам Темзы на два десятка миль тянется порт, который не утихает ни на минуту. Насыщенный копотью воздух день и ночь дрожит над ним от лязга подъемных кранов, гудков пароходов и свистков паровозов. Огромные портовые склады поглощают товары, которые из месяца в месяц выгружают здесь тысячи океанских пароходов, чтобы потом, взяв на борт новый груз, снова отправиться в большой мир — в Кейптаун, Мадрас или Гваякиль. Армия матросов, грузчиков, коммивояжеров заполняет многочисленные портовые кабачки и гостиницы. Здесь легко затеряться до времени.

Размышляя об этом, слуга Ложи углубился в хитросплетение переулков Ист-Энда. Вокруг возвышались ветхие стены покосившихся полуразрушенных домов — в иных зияли проломы, как от ударов тараном. Между ними то тут, то там расположились заросшие бурьяном пустыри, словно бросая вызов слухам о бешеной дороговизне лондонской земли. Порою на них горели костерки, вокруг которых грелись оборванные личности. Покосившиеся сараи, склады, нависавшие над грязными тротуарами коньки крыш, грязные подслеповатые окна, светившиеся тускловатым зловещим светом.

Публика, попадавшаяся Блэку навстречу, — шатающиеся пьяницы, разной степени потрепанности шлюхи и их кавалеры к нему интереса не проявляли. Идет себе человек и идет — разве Англия не свободная страна, в которой каждый может ходить, где хочет?

Пресловутое чувство опасности ничего не подсказало. Просто в глубине переулка, куда свернула таинственная личность, возникли, сгустившись сами собой из туманной мглы человеческие силуэты… Один, два, пять…

Первой была опухшая тетка — явно из бывших проституток, но теперь окончательно вышедшая в тираж. На аукционе блудниц за нее никто бы не дал и шести пенсов. Глаза ее горели злобой ко всему миру, пальцы судорожно сжимались, словно она хотела за что-то ухватиться. На шаг от неё отстал лысый угрюмый недоросток. Следом за ним плелся тощий заморыш — он был сильно пьян, отчего выглядел самым смелым в этой компании осатаневших двуногих. За ним — бывший матрос, судя по затрепанному берету и высоким сапогам. Слева от него расположился настоящий великан с лицом добродушного идиота, поигрывавший толстой короткой дубинкой — можно было поручиться, что она налита свинцом и что раздробила не один череп…

Несколько секунд Блэк изучал стаю трущобных шакалов, ощупывавших его голодными взглядами. Он знал, что они очень опасны, опаснее любых русских или турецких разбойников с большой дороги, опаснее китайских хунхузов или нью-йоркских бандитов из «Адской кухни» или «Пяти углов». Из-за десяти шиллингов они готовы без всякой жалости прикончить первого встречного. С ними невозможно договориться или обвести вокруг пальца, они для этого слишком тупы и лишены фантазии. Шакалы эти нападают все разом и, вцепившись, терзают и буквально рвут на части добычу. Как сообщала криминальная хроника, бывали случаи, когда они вырывали из тел жертвы куски мяса или так перегибали ее пополам, что у той ломался хребет.

Вот матрос сунул руку за голенище сапога и вытащил тяжелый мачете. Страшное оружие, не оставляющее шансов попавшему под удар…

Блэк тоже запустил руку за пазуху и в руке его появился крошечный вороненый пистолет. Более опытный человек опознал бы в нем «маузер-1910» — вещь, несмотря на невеликий калибр, опасную в умелых руках. Но бандиты не испугались. Наверное, они были слишком тупы, чтобы бояться, а может тому виной несолидный вид «игрушки».

Низкорослый плешивый оборванец, видно, вожак этой стаи резким, пропитым голосом приказал:

— Ну-ка, лапочка, бросай свой пугач! Спокойно, не суетись! — и зло хохотнул.

— А если вздумаешь бежать, так лучше сразу на четвереньки стань, чтобы нам удобнее было тебя, значит, это… оприходовать, как догоним! — прогудел великан.

— Нет, бегать не будем, — деловито прозвучало из-под зюйдвестки.

В следующий миг пистолет дважды плюнул огнем и двое бандитов погибли, не успев даже понять, в чем дело: одному пуля попала в лоб, другому — чуть выше левого глаза. Третий, матрос, то ли самый умный, то ли самый трусливый — вскрикнул от ужаса, ринувшись в переулок в поисках укрытия, но прежде чем он скрылся в темноте, пуля догнала его, раздробив затылок. Плешивый бандит, размахивая ножом, устремился на Блэка и тут же рухнул, воя и держась за пах… Последней умерла женщина (или самка, если угодно)

Блэк видел ее лицо, когда она падала: странно-просветленное, ставшее на миг почти человеческим. А потом она превратилась в бесформенную кучку плоти на мостовой, и что-то черное и блестящее растекалось рядом, как масло из разбитого механизма или машины.

Какое-то время в переулке стояла тишина. Блэк слышал, как вдали шумел прибой да гудел припозднившийся товарняк на Уайтчепельской ветке…

Из пятерых еще дышал только один — главарь. Ни одной пули мимо…

Подойдя к нему, стрелок посмотрел на искаженное дикой болью лицо — человек умирал от шока из-за пробитых пулей тестикул.

— Знаешь приятель, когда тебя намереваются застрелить, не надо смеяться в лицо тому, кто это хочет провернуть, ибо тогда он обязательно пожелает закончить дело! — с каким-то сочувствием в голосе произнес Блэк и дважды разрядил пистолет в голову громиле.

Вновь тишина…

Вокруг лежали темные кварталы трущоб Ист-Энда с мерцающими кое-где светлячками света от газового рожка или керосинового ночника, и острые коньки крыш торчали в небе, подсвеченном желтоватым заревом большого города.

Ему вдруг как никогда хотелось курить. Не выпуская пистолета, дрожащими руками он пытался вынуть папиросу из портсигара.

Сделав две затяжки, человек закашлялся и выкинул окурок в канаву.

На Леман-стрит слуга Ложи остановил мотокэб и, опустившись на сиденье, бросил короткое:

— Восточный вокзал.

Глубоко засунув руки в карманы легкого плаща, Ростовцев шагал по малолюдной в этот ранний час верхней палубе. Из серых волн на востоке поднималась заря. Ее перламутровый отблеск падал на темные клубы дыма, на трубы и надстройки исполинского судна.

Под порывами утреннего ветерка тихо скрипели тросы тяжелых спасательных шлюпок.

Мимо проследовал немолодой матрос, прячущий лицо за поднятый воротник бушлата.

— Все в порядке, мистер? — зачем-то осведомился Юрий.

— Все идет как по маслу, господин пассажир, — ответил тот, зевая. — Такое плавание, вызывает страшную скуку — и слава всем морским богам и чертям! Извините, сэр!