— Но только если ты уверен, что тебе ничего за это не будет, па, — озабоченно сказал он, вдруг спохватившись и внимательно посмотрев на отца. — У тебя и без того в последнее время полно неприятностей.

— И, к сожалению, это наши общие неприятности, — сказал Левицкий. — Но никто не узнает. Знать будем только мы и Клаус Кнохен. Да и что мне могут сделать? Они уже все сделали. Даже если все откроется — ну, в крайнем случае, уберут из личной карточки отметку о преимущественном праве трудоустройства на прежнее место. Ну и что? Кризис закончится еще не завтра; когда будут восстанавливать рабочие места в СОЗ — неизвестно. И знаешь… — Левицкий на минуту задумался. — Если я и захочу быть в будущем смотрителем заповедника, то, наверно, не этого. Здесь все не так стало после ухода Шаха. При нем бы я ни при каких обстоятельствах не пошел на такое. А о законности охоты не беспокойся. Я обещаю тебе, что при первой же возможности сделаю в кассу добровольных пожертвований УОП анонимный взнос, равный стоимости официальной разовой лицензии. Нарушение все равно останется нарушением, но так хоть совесть будет чиста…

Эвелин осталась на станции. Подготовкой «Сектора-18» к консервации, как старший техник, занималась непосредственно она. А Герман с Эриком вот уже второй день наслаждались жизнью на природе — в первый день только разбили лагерь и больше не делали ничего, просто отдыхали. На рассвете второго дня они устроили засидку у реки, соорудив помост в ветвях большого дерева, и через четыре часа им удалось подстрелить небольшого кабана, пришедшего на водопой. Стрелял Эрик, они вместе разделали тушу, и вечером, в дыме охотничьего костра и приятном запахе жареного мяса растворились последние сожаления Левицкого по поводу предпринятой незаконной вылазки на планету. Эрик был счастлив. Кабан, естественно, не тянул на тот трофей, которым можно было бы гордиться. Но настоящая охота еще впереди, а кабан — проба сил и мясо на шашлык.

На двенадцатилетие Герман подарил сыну профессиональную дальнобойную винтовку «Гриф». Два года Эрик пользовался ею только в тире; наконец пришло время применить полученные навыки на практике. Силу тяжести и плотность атмосферы Тихой без труда смоделировал бы киб-мастер на стенде тира станции, но мальчик непременно хотел освоить премудрость пристрелки оружия самостоятельно. Герман считал подобные навыки весьма полезными, поскольку не всегда есть возможность свалить все дела на интеллектронику и роботов. В сотне метров от лагеря, на узкой, но вытянутой почти на триста метров в длину прогалине, Эрик установил трехногий упор с зажимом для винтовки и развесил на деревьях мишени. Герман оставался в лагере. С прогалины слышались выстрелы — сначала громкие и отчетливые, потом еле различимые ухом хлопки, когда сын одел на дуло «Грифа» глушитель.

Левицкий только что переговорил по связи с Эвелин и Клаусом, завершил сеанс и собирался выйти из катера, как услышал по рации сначала крик, а следом за ним глухой рев. Вздрогнув, он выскочил наружу, подхватил свою винтовку и помчался к прогалине — теперь он слышал крики и звериный рык вполне отчетливо, но все смолкло прежде, чем он выскочил на открытое место. Там, склоняясь над обезглавленным телом мальчика, стоял огромный матерый хищник, каких Левицкий никогда не видел на Тихой. Похожий на гигантского волка, с уродливой вытянутой головой и мощными лапами, напоминающими человеческие руки, только с толстыми кривыми когтями, он был не менее ста тридцати сантиметров в высоту в холке и около трех с половиной метров в длину. Сгорбленный, готовый к прыжку… На беду Герман выскочил из леса слишком близко от него, но, несомненно, успел бы выстрелить — однако застыл как вкопанный, потому что почти у его ног лежала голова Эрика. Левицкий пошатнулся и закричал, кровь бросилась в лицо, перед глазами поплыли багровые пятна. Он вскинул винтовку, но секундой раньше зверь прыгнул и вцепился ему в горло, захватив и нижнюю часть лица. Борьба продолжалась не больше минуты. Герман выронил винтовку, но ему удалось достать пистолет; хищник трепал его, словно пустой мешок, таская по земле, а Левицкий стрелял наугад, ничего не видя, кроме кровавой пелены перед глазами, и ничего не чувствуя, кроме раздирающей горло боли, потом потерял сознание. Зверь встряхнул его тело еще несколько раз, и вдруг, разжав челюсти, выпрямился и застыл над ним в странной, напряженной позе. Постояв так некоторое время, он перешагнул через тело Германа и, потеряв к своим жертвам всякий интерес, двинулся в джунгли.

«Гранд» приземлился в космопорту «Невада» точно по расписанию, и мне оставалось только пересесть с него на рейсовый планетарный корабль типа «караван», чтобы поспеть в Монреаль к завтраку. Взяв такси, я назвал киберпилоту не адрес офиса, а другой, на той же улице, только в шести кварталах от него, и прошел оставшееся расстояние пешком. Не хотелось нарушать привычный распорядок дня, которому я всегда старался следовать при любой возможности, да и погода стояла просто чудесная.

Роскошный особняк Кэт, в котором и располагалась наша штаб-квартира, достался ей по наследству от родителей. Она говорила, что ее предки владели этим домом с незапамятных времен, чуть ли не с девятнадцатого века — не знаю, насколько это правда. С тех пор он неоднократно достраивался, перестраивался и модернизировался, так что от первоначального варианта вряд ли что осталось. После того, как мы открыли свое дело, Кэт сама предложила разместить офис здесь. Далеко не все организации могли позволить себе роскошь иметь официальное представительство на нашей старушке-планете в двадцать пятом веке из-за непомерно высокой арендной платы, поэтому земная прописка являлась штукой престижной и автоматически создавала определенный имидж даже только что основанной фирме. Это было начало, а так как мы все равно большую часть времени между экспедициями толклись тут, то Кэт в конце концов сказала, что нечего дурака валять, перебирайтесь сюда совсем, и отдала в наше полное распоряжение те комнаты, которые мы и без того уже занимали.

Киб-мастер особняка по имени Эрл тепло приветствовал меня, услужливо распахнув входную дверь. Первым, с кем я столкнулся, когда вошел, был Рик Болди, по кличке Малыш-на-все-плевать, или просто Малыш. Красавчик и весельчак, с лица которого не сходила лукавая улыбка, Малыш в свои двадцать шесть успел перепробовать столько профессий, что и одни их названия трудно было бы запомнить с первого раза. Ниже меня почти на голову, он вырос при полуторной гравитации, весил немногим меньше, чем я, и обладал невероятной физической силой и ловкостью. Любимец (и большой любитель) девушек всех цветов кожи, Рик был на редкость покладист и уживчив, но вечно сидел в долгах из-за своего абсолютного неумения планировать расходы. Когда его финансовое положение становилось совсем угрожающим, он обращался за помощью к Кэт. Самой примечательной деталью его внешности были глаза — они могли менять цвет в зависимости от настроения с небесно-голубого до угольно-черного; если же кому-то удавалось привести Малыша в ярость, то радужная оболочка светлела до матово-белой, а взгляд становился пустым и безжалостным. В таком состоянии он мог натворить дел. Другая отличительная черта Рика — его волосы. Он яркий блондин, настолько яркий, что никто не верит, что это естественный цвет — думают, что он или красится, или альбинос. Между тем и то и другое неверно, просто предки Малыша некогда высадились вместе с первыми поселенцами на Иаране, потом жили там в течение трех веков, а на этой планете каждый пятый обладает подобными свойствами глаз и каждый второй — блондин.

— Слышал, твоя поездка получилась не очень удачной, — с ходу начал Рик.

— Почему неудачной? — искренне удивился я. — Чудесно отдохнул, встречался с интересными людьми и, самое главное, целых три недели не видел ваших физиономий. Если бы еще Крэйг не портил мне настроение, постоянно выходя на связь…