– Брайан, сейчас же выходи! Почему ты думаешь, что живешь один?!

Сегодня у меня не было желания превращаться в Ихтиандра. Я постоял под душем минут десять, с наслаждением вытянув шею, оделся и спустился вниз.

Как оказалось, спали не все. Отец сидел за столом и пил кофе. Он не успел переодеться, и до сих пор был в своем старом парчовом халате.

– Доброе утро, – сказал я, приблизившись.

– Здравствуй. Поздновато ты сегодня. Наверное, тебе тоже не спалось? Уж очень жарко.

Я тоже сделал себе кофе, достал из пакета пару пончиков (пончиками их называла Лиза; на мой взгляд, они были пончиками-мутантами, так как размером ощутимо превосходили обычные пончики) и сел за стол.

Отец закурил и сделал глоток кофе.

– Что ты куришь? – спросил он меня. Я чуть не подпрыгнул, но не от неожиданности, а от его спокойного тона.

– «Парламент», – ответил я.

– Ты врал мне два года, Брайан. Тебе не стыдно?

– Я просто не говорил всей правды.

– Надеюсь, с наркотиками ты ничего общего не имеешь? Среди молодых людей твоего возраста они популярны.

– Мне плевать на наркотики.

– Выбирай выражения.

Поведение отца меня насторожило. Я был уверен в том, что утром его будет мучить похмелье, а в такие моменты он бывал злым, как тысяча чертей. Что за странные разговоры? Может, он до сих пор пьян, с утра успел выпить еще? Но я отлично знает, каким он бывает после того, как выпьет.

– Знаешь, я боюсь тебя потерять, вот о чем я сегодня подумал, – сказал отец. – У меня дурной характер, да и у тебя не лучше – впрочем, от своего сына я другого не ожидал. Но ты мне очень дорог. Понимаешь?

– Да, папа, – ответил я и поймал себя на мысли, что давно не называл его так. – Что-то случилось?

– Я думал о том, что в последнее время мы мало не общаемся. А ведь когда-то ты получишь профессию. Женишься, у тебя будет семья. Ты оставишь этот дом навсегда. – Он опустил глаза. Таким я его никогда не видел, и мне стало не по себе. – Наверное, я старею. Все стареют. У меня стало больше седых волос. Правда?

Я коснулся его руки.

– Не надо говорить этого, папа. Пожалуйста.

Отец тряхнул головой и отвернулся. Некоторое время он сидел без движения, глядя в окно.

– Маме бы не понравились такие слова, – осторожно продолжил я. – Она бы пригрозила сжечь твою диссертацию.

Мой серьезный тон заставил отца улыбнуться. Мы дружно прыснули со смеху.

– Твоя мама знала толк в угрозах. – Он помолчал. – Я люблю тебя, Брайан. Знаешь?

– Знаю. Я тоже тебя люблю.

Отец закурил снова, только теперь курил и я. Мы молчали и думали, каждый о своем. Я думал о том, что у меня самый лучший отец на свете.

– Я всегда мечтал покурить с тобой на кухне, – признался я.

– Ты чертов наглец, Брайан. Когда мой отец узнал, что я курю, он устроил мне хорошую взбучку.

– Как я понимаю, взбучка не помогла? – невинно поинтересовался я.

Отец развел руками и весело рассмеялся. Усталость и печать исчезли с его лица. Мне тоже захотелось смеяться, и я решил не противиться этому желанию.

– Ты негодяй, – сказал отец. – И кто из тебя вырастет?

– Для того, чтобы узнать это, тебе нужно взглянуть в зеркало.

– Уж пожалуй. Послушай, Брайан. Как насчет шахмат?

Ни я, ни отец не питали особой слабости к бейсболу или регби. Когда-то я хотел играть в школьной футбольной команде и получил следующий ответ:

– Лучше ты будешь честно бить другому морду, Брайан, – сказал мне отец со свойственным ему скептицизмом, – чем станешь, как последний идиот, носиться за мячом и получать от других пинки.

С тех пор я ни разу не пожалел, что занялся боксом. Я был счастлив даже в те дни, когда приходил домой с разбитой губой или синяком под глазом.

Шахматы были самым любимым видом спорта в нашей семье. Эту игру я начал осваивать тогда, когда был еще ребенком. Мы с отцом сидели в библиотеке, и я изучал шахматные премудрости. Пожалуй, я любил шахматы еще и потому, что они были единственным видом спорта, в котором отец мне уступал. Мое самолюбие страдало, когда отец обыгрывал меня в теннис (предметом моей особой зависти были его крученые мячи). Иногда по утрам он отправлялся на пробежку вместе со мной и Беном. Отец давал нам фору, после чего нагонял нас и все семь километров бежал на одном дыхании. Мы с Беном считали себя великими профессионалами в области бега (и не просто так – в этом деле у нас был немалый опыт), но в такие дни мы угрюмо трусили по беговой дорожке и проклинали весь белый свет.

То, как отец умудрялся с легкостью брать дистанцию в семь километров при двух пачках сигарет в день и чрезмерной любви к алкоголю, для меня оставалось загадкой. В молодости он занимался легкой атлетикой, но после тяжелой травмы оставил бег. Отец отлично плавал и, как я уже говорил выше, неплохо играл в теннис. Два раза в неделю он проводил три часа в тренажерном зале – он всегда находил для этого время, даже если был очень занят.

Видимо, любовь к спорту была у него в генах – его отец и мой дед до восьмидесяти пяти три раза в неделю пробегал десять километров и был в отличной форме. У него никогда не было проблем со здоровьем. Погиб он в автокатастрофе, когда ему было девяносто три. В таком возрасте превышенная скорость вполне может повлечь за собой трагедию. Особенно если ехать на мотоцикле.

Отец любил шахматы и бильярд не меньше подвижных видов спорта. Правда, в бильярд он предпочитал играть в компании друзей. В основном, это были профессора из его университета. Я часто наблюдал за их игрой. Было забавно смотреть на то, как люди с докторской степенью (а то и не с одной) расстраиваются или радуются, как мальчишки и обзывают друг друга (пусть и в шутку) совсем не достойными профессорского языка словами.

Шахматы же были семейной игрой. Мы с отцом могли целый вечер играть партию за партией, в то время как мама рисовала в мастерской или же работала над очередной рукописью, склонившись над клавиатурой компьютера.

Мы расположились на столе в гостиной. Шахматы, которыми мы играли, отец когда-то привез из Индии. Они выглядели очень древними, и мне нравилось думать о том, что он купил их у монахов из таинственного монастыря.

– Сейчас я кого-то вздую, – проговорил отец, расставляя фигуры.

– Думаю, это будет сложнее, чем обогнать меня на беговой дорожке, – заметил я.

– Не забывай, что мы давно не играли, Брайан. Так что ты не в форме.

– Кто? Я?! Ничего подобного!

– Хорошо. Давай договоримся так. Если выигрываешь ты, то я покупаю тебе…

– …новые кроссовки, – закончил я.

Отец со смехом покачал головой.

– Другого я от тебя не ожидал. А если выигрываю я, то ты покупаешь мне новый кий.

– Новый кий? – удивился я. – Зачем? У тебя ведь уже есть один.

– Не лезь в бутылку, Брайан, – упрекнул меня отец. – У тебя есть кроссовки, и купил ты их всего-то полгода назад.

– Ладно, – надулся я.

Отец, игравший белыми, сделал первый ход.

– Когда у тебя начинаются курсы арабского? – спросил он.

– Через три месяца. Ты уверен в том, что мне не надо брать параллельный курс?

– Ты должен поступать с хорошим знанием арабского. Другие языки ты будешь учить потом. Понимаю, тебе кажется, что один курс – это недостаточно. Но ты убедишься в том, что это не так. Спешу тебя уведомить, что профессор Эпштайн – очень строгий преподаватель. Он знает, что ты мой сын, и поэтому будет требовать с тебя в два раза больше, чем обычно требует от учеников.

– Я смотрю, ты постарался, – угрюмо заметил я.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: