Он избежал три проверки документов. Он шел по родному городу и город помогал ему. Сергей подошел к своей улице, обойдя ее по кривой через Окружной госпиталь и Бастионную. Вот он, его дом. Была вторая половина дня. Он посмотрел по сторонам. Никого. Став под большим каштаном, незаметно, но внимательно посмотрел на окна, из которых его могли заметить. Войдя во двор, Сергей сделал несколько шагов, еще раз скользнул глазами по окнам – никого нет – и вошел в подъезд.

Быстро поднялся на второй этаж. Звонок не работал – электричества в городе не было. Осторожно постучал. И сразу же услышал знакомые шаги матери. – «Кто там?» – «Это я, мама, Сергей», – прошептал Нечипоренко в дверную щель. За дверью охнули, зазвенела цепочка, щелчок замка, еще мгновение, и он обнимает прижавшуюся к нему и вздрагивающую от рыданий мать. Брата дома нет, ушел к приятелю в дом рядом. Мать быстро собирает на стол хлеб, масло, зажигает керосинку, ставит чай. Немцы всего лишь третий день в городе, в доме еще остались продукты. Жадно жует кусок черного хлеба и идет в крохотную оставшуюся от самодельных творений отца ванную. Дом принадлежит заводу «Арсенал», где работало три поколения Нечипоренок. Сергей после окончания ФЗУ тоже работал на «Арсенале». Семья была известной – дед и отец участники январского восстания рабочих «Арсенала». Красная Армия тогда, в 18-м, опоздала с помощью всего на три дня. Восстание было зверски подавлено петлюровцами. Захваченные с оружием рабочие – расстреляны, в том числе и его дед. Отец сумел скрыться. Участвовал в гражданской войне, штурмовал Перекоп. В память январского восстания рабочих «Арсенала» оставлены следы пулеметного обстрела одного из корпусов завода, сохранившегося до наших дней.

Сергей помылся на скорую руку, переоделся в чистое белье, надел свой старый гражданский костюм и сел к столу. Утолив первый голод, стал слушать рассказ матери. Почему она не уехала в село к сестре, где не знают, что они – семья коммунистов, а сын ее – сотрудник НКГБ? Оказалось, что мать не успела списаться с сестрой.

И в это время на улице послышался звук мотора грузовой машины и на немецком языке выкрики непонятной для Сергея команды. Он кинулся к окну. Во двор вбегали немецкие солдаты с автоматами в руках, среди них несколько в штатском с пистолетами. Сразу же на лестнице загрохотали сапоги. Сергей выхватил из кармана пистолет, вогнал патрон в патронник. Сдвинул засов в двери черного хода, и в это время загрохотали сапоги на черной лестнице. Немцы бежали вверх и к этой двери. Поздно, – мелькнуло в голове. Затряслась от ударов кулаками и прикладами входная дверь в квартиру. Мать с белым, перекошенным от ужаса лицом смотрела на сжатый в правой руке сына пистолет. Он вытянул руку с пистолетом по направлению к двери и тут же услышал жалобное материнское: «Сереженька, не надо, может быть, тебе дадут жить?»

В последнюю секунду он сказал себе: «Все кончено, поздно, надо все брать на себя, пусть живут мама и брат», – и показал головой матери открыть дверь, положив пистолет на подоконник в стороне от себя. Мать сразу же вскричала: «Подождите, подождите, я сейчас открою», – и отвела в сторону засов почти сорванной с петель двери. В квартиру вбежало сразу несколько немецких солдат, направив автоматы на Сергея. Следом вошли двое в штатском.

«Товарищ Нечипоренко?» – произнес по-русски один из них. Он так и сказал «товарищ», сделав ударение именно на этом слове.

«Да, это я», – хрипло ответил севшим от страха голосом Сергей.

Второй взял с подоконника пистолет Сергея и своим пистолетом в правой руке сделал всем понятное движение «Поднять руки». Сергей покорно поднял руки, давая себя обыскать этому второму, что тот и проделал быстро и ловко, извлекая из карманов Нечипоренко запасные обоймы, гранату, документы, по которым он значился как Тарасюк, проживавший по указанному в документе адресу в г. Киеве и досрочно по болезни освобожденный в 1940 году из Винницкой тюрьмы. Первый быстро обошел, щупая глазами квартиру, открыл гардероб, заглянул в сундук и, спрятав пистолет, приказал: «Поехали». Обернувшись к матери: «Вас тоже касается». Сергей сделал шаг в сторону первого: «Я прошу вас, оставьте маму, я все беру на себя».

Через пятнадцать минут машина, в которой его привезли, остановилась, а затем въехала во двор так хорошо знакомого Нечипоренко здания – Короленко, она же Владимирская, 33, дом, в котором на втором этаже более двух лет работал старший сержант госбезопасности, по-армейски – лейтенант, старший оперуполномоченный Сергей Нечипоренко. Его душили страх и чужой запах чужих людей. Сердце бешено колотилось. Ему стало почти дурно от увиденных во дворе здания, лежавших вдоль стены, явно только что расстрелянных. Он был не в состоянии избавиться от омерзительного и унизительного охватившего его чувства животного страха. Уже находясь в кабинете немецкого начальника, который предложил ему сесть и дал травянистую, невкусную немецкую сигарету, он вспомнил отрывок из любимой книги Рожденные бурей Николая Островского о пане Дзюбеке, которого жажда жить загнала под зловонные доски сортира. «Что происходит со мной? Даже Дзюбек не был предателем, он только спасал свою шкуру, для чего и погрузился в дерьмо, а ты просто предатель, мало того – ты нарушил воинскую присягу, ты изменник Родины, – клял себя Сергей все больше и больше. – Но ведь я сохранил не только свою жизнь, а ценой пусть трусости и предательства жизнь самых близких мне людей – мамы и брата».

Допрос был коротким и деловым. После сделанного вербовочного предложения Сергей постепенно стал приходить в себя. Он понял, что ему сохраняют жизнь, но за это он должен доказать немцам свою откровенность и искренность и подтвердить это конкретным делом. Ему предлагают стать руководителем агентурной группы из числа завербованных им или немецкой службой местных жителей с задачей выявления прячущихся офицеров Красной Армии, коммунистов, советских активистов, агентуру органов ГБ, евреев и других врагов рейха и вермахта. «Докажешь свою преданность – ты наш сотрудник и будешь хорошо жить, как подобает сотруднику СД. Не докажешь – сегодня же будешь расстрелян, а мать и брат отправятся в концлагерь».

И Нечипоренко сдался. Уже через час с ним работал следователь СД. На допросе присутствовали несколько офицеров СД – еще бы, они наверняка впервые видели хорошо информированного офицера всемогущего НКВД–НКГБ, так лихо отдающего на смерть своих товарищей. Встречавшиеся им до этого случая чекисты погибали в бою либо умирали в пытках. Предателей среди них не было.

Но Сергей и не считал себя предателем. Он все больше убеждал себя в том, что начинает с немцами крупномасштабную игру, в которой, он в этом был убежден, выйдет победителем. Итак, он отдаст им только маленькую часть известных ему секретов, выкупив за это жизнь свою, матери и брата. А сам будет мстить немцам, вести работу против них, выполняя указания Центра в Москве. Канал связи у него есть. В конечную победу Красной Армии он верил всегда. Свои колебания и вселившийся в него страх в те страшные дни считал случайным и временным явлением. Конечно же, – и это ему казалось единственно правильным – советскому руководству ни слова о службе у немцев, иначе его расстреляют как предателя и изменника Родины. Здесь все для него было ясно. Он делает все правильно. Ну что было бы, начни он тогда стрельбу в квартире матери? Короткий, в лучшем случае пяти-шестиминутный бой – и просто смерть его и матери, возможно, и брата. Кто выиграл бы от этой в общем-то нелепой гибели? Никто. А так он принесет пользу своей Родине, своей службе, нанеся большой вред немцам.

С годами он все больше укреплялся в правильности своего решения, а прочитав вышедшую вскоре после войны книгу чехословацкого коммуниста Юлиуса Фучика «Репортаж с петлей на шее», окончательно оправдал себя – ведь такой известный герой, как Юлиус Фучик, поступил почти так же – он тоже не стал стрелять, стоя с пистолетом за дверью. «Еще неизвестно, – думал Сергей, – предал ли своих товарищей Фучик или нет. Кто об этом сегодня может сказать? Нет, все он сделал правильно. В его случае сработал простой расчет – где и что выгоднее, где больше пользы. Вот и все».