24 апреля
Прошло три дня от слушаний. В первый деньел нормально, но сейчас совершено нет аппетита. На четвёртый день за мной могут уже прийти. Я камере меня уже никто не задирает, уступают место возле котлов с супом, а те, кто получает передачи из дому, делятся со мной. Кажется, они просто хотят как-то скрасить мне то, что я пойду на пески, в то время как они будут жить дальше.
27 апреля
Раньше я интересовался каждым, кто приходил в нашу камеру из мира. Сейчас меня это мало волнует. Поляков и украинцев редко когда приводят, разве что если это рецидивисты. Есои в камеру приводят еврея, то только затем, чтобы ночью или максимум утром забрать его на транспорт на пески.
29 апреля
Сегодян в камере было жарко и пролилась кровь. Два преступника подрались между собой. Яша Резник бил своего подельника с воли, кажется, за оскорбление злодейской чести. Тот второй – Теодор – старше Яши и слабее. Не дал ему сдачи ни разу, только говорил: «Ладно, бей меня, я сейчас не могу ответить.»
Кроме меня в камере есть ещё двое приговорённых к смерти. Один из них – старший – молится целыми днями, а часто и по ночам. Второй играет в карты от подьёма до гашения освещения. Кажется, что перед смертью он хочет обыграть всех шулеров в камере.
2 мая
Стражник рассказывал, что вчера немцы повесили в тюрьме на улице Лонцкого двух коммунистов, из них одна женщина.
4 мая
Сегодня приехал гестаповский фургон с улицы Пелчинской. Из двух камер забрали людей, у которых не было приговоров, но были дела по тяжёлым статьям («mieli ciezkie sprawy»). Стражник сказал, что им приказали забрать все вещи и их выписали из тюремной книги.
Такое ожидание смерти – хуже самой экзекуции, ибо сама смерть не так тяжела, тяжело лишь ожидание. Теперь, когда у меня уже есть приговор, мне интересно, из какого оружия меня застрелят: из карабина, автомата или из пистолета («spluwy»). Может, так сслучится, что только ранят и присыпят тонким слоем земли. Тогда был бы шанс спасения жизни. Вроде бы, немцы уезжают сразу после экзекуции. Хуже, если какой-то из них захочет добивать раненных: тогда нужно будет умирать в самом деле.
Временами разговариваю об этих делах с комендантом камеры, но он советует мне об этом не думать.
7 мая
В камеру привели путейца, которого подозревают в участии а покушении на почтовый вагон. Путеец говорит, что все старые вагоны немцы приказали восстановить, поскольку им не хватает транспорта для перевозки своих раненных из России в Германию.
Во Львов привезли большое количество французских военнопленных, которые до этого работали на юге Украины.
11 мая
Стражник Сокольский застрелил во время побега заключённого из рабочей камеры. Начальник сказал, что такие стражники должны родиться на камне (неясно, что за фразеологизм - От переводчика ) и что то же самое постигнет каждого, что попробует удрать от тюремного стражника («wykiwac straz wiezIenna»).
23 мая
Сегодня спросил Яшу Резника, когда меня могут затрать на расстрел. Комендант камеры сказал мне, что он думает, что смерть не такая уж страшная. Хуже её ждать. Сказал мне ещё, что жизнь – штука блядская («zycie jest kurewskie») и что на небо нельзя идти вот так сразу. Надо ещё перед эти отмучить своё.
Наша тюрьма на половину пустая. Часть людей расстреляны, а остальных или выпустили, или вывезли в лагеря. Меньше всего осталось женщин. Наконец начальник установил такой порядок, чтобы всю добавку («repete») супа и кофе отдавать для женских камер и для 18-ки, несовершеннолетки.
8 июня
В тюрьму привели группу украинских пацанов и поместили их в карной камере возле прачечной. Вместе с ними приехали следственные офицеры Гестапо, которые всю ночь калечили украинцев.
На рассвете всю группу вывезли на пески.
19 июня
Начальник тюрьмы устроил медицинское исследование всех заключённых. Такой помпы у нас ещё не было. До сих пор от тюремного лекаря можно было получить бинт, йод и пластырь. Никакие болезни в тюрьме не лечили и не принимали просьб об осмотре специалистом.
23 июня
В камере номер 7 заключённый совершил самоубийство. В эту же ночь рассёк себе горло какой-то фольксдойч из камеры на I этаже.
25 июня
Ещё до попадания в тюрьму не раз слушал, как люди говорили о войне. Все на свободе верят в то, что немцы эту войну проиграют. Люди рассказывают себе, как будут резать («rznac») эсэсманов и жандармов, а шпиков, которые слушили немцам, бдут вешать на уличных фонарях. Теперь уже ясно, что немцы войну проиграют. Вопрос только в том, что война должна продлиться ещё какое-то время. Многие из тех, которые сидят в тюрьме на кражу, убийство и мошенничество, переживут войну. А я уже свою войну с немцами проиграл.
Все мои исписанные листки отдал пану Анджею. Это порядочный человек. Перед войной работал в университете. Сидит за то, что вынес из войского магазина, в котором работал, пакет с жиром, чаем и лекарствами. Пан Анджей получит маленький срок и выйдет на свободу. Обещал мне под словом чести, что мои листки вынесет из тюрьмы и отдаст на свободе моему учителю из школа им. Ленартовича [55] – пану Хрыстовскому.
Посколькуо на расстрел берут временами и на рассвете, то уже сейчас отдал листки пану Анджею, потому что потом, когда за мной прижут, случай может и не предоставиться. Кроме того, каждый раз, как что-то записываю, отдаю пану Анджею свежезаписанный листок. Сейчас у меня достаточно бумаги, смочь бы только его исписать. Семья пана Анджея присылает ему передачи, запакованные в чистую, белую бумагу, на которой можно писать.
27 июня
Люди, которые приходят с воли, рассказывают, что немцы посылают в газовые камеры многих итальянских солдат, котоыре не хотят драться на восточном фронте. Таких итальянцев разоружают и вывозят за город, в окрестности еврейского кладбища и Кортумовых гор. Тут происходят массовые казни. Евреи, заключённые, устанавливают сваи из дерева («ustawiaja stosy z drzewa»), обливают их нефтью, бензином или жидкой смолой. Над сваей находится доска, что-то вроде помоста. Когда итальянец входит на эту доску, эсэсовец или украинец стреляет ему в затылок и сталкивает вниз в огонь. На протяжении дня сваи укладываются по несколько раз. Под вечер весь пепел вывозится в неизвестном направлении.
Точно таким же образом убиваются заключённые-поляки из Львова и из близлежащих местностей.
============
Сноски:
——-
[54] 1-е апреля.
[55] Школа им.Ленартовича находилась тогда по адресу ул.Ветеранов, 2. Предположительно, сейчас в этом здании, но уже под номером 11, находится СШ №53.
Кроме того, мы на дорогу получили по полбуханки хлеба и куску мармелада. Из города привели большое подразделение полиции, котрое нас должно конвоировать на станцию, а потом в вагонах. Некоторых заключённых связали и ещё до того, как город проснулся, нас погнали пешком в сторону Главного вокзала. По дороге изредка встречались люди. Было очень рано. Мы проходили мимо знакомых улиц и домов. Возле костёла Св.Эльжбеты нас задержали на 5 минут.
На вокзале нас поместили в транспорт в зарезервированных вагонах. На каждого заключённого приходилось по одному полицейскому. В вагоне нам разрешили есть и курить, но запретили разговаривать между собой.
В Стрию за нами так внимательно следили на станции, что о побеге не могло быть и речи. Даже если кому-то было надо пойти в уборную, то с ним шло двое полицейских.
3 июля
Сразу после приезда поезда на станцию нас поставили в шеренгу и под усиленным конвоем отвели в тюрьму. В длинном коридоре состоялась наша первая перекличка. Комендант тюрьмы носит офицерский мундир гранановой полиции, но потом мы узнали, что это фольскдойч. С самого начала избил по лицу двух заключённых за то, что неровно встали в шеренгу. Потом огласил речь и предупредил нас, что умеет справляться с пацанами из Львова. Если будем строить из себя сильно твердошеих, сказал, то он нам сумеет их смягчить. Начальник просмотрел документы заключённых и пораспределял нас по камерам. Очень странно, что меня с приговором УС [57] определил в камеру, где находятся мои знакомые с маленькими приговорами – от шести месяцев до двух лет. Это может быть ошибкой, а может и чем-то ещё.