Между выступлениями, мы репетировали в одном месте, которое нашли в Anaheim, находящееся довольно далеко от места, где мы жили. Мы просто заболели созданием драйва каждый день. Затем мы нашли новое место для репетиций в Huntington Beach, которое называлось "The Underground Chicken Sound". Оно принадлежало одному чуваку, которого мы назвали "Ball Tongue", и почти сразу он начал реально заботиться о нас. Ball Tongue сходил с ума для нас, фактически. Он начал устраивать наши выступления, печатать футболки и стикеры, чтобы использовать их как промоушен и продавать на наших выступлениях. С его помощью мы весь город обвесили нашими стикерами — почти на каждом столбе, транспортном знаке была этикетка Korn. Поскольку количество наших фанатов быстро выросло за следующий год, он также арендовал большой автобус, закинул бочонок в него, и затем предлагал нашим фанатам за 20 баксов прокатиться с нами из Huntington Beach в Los Angeles, поэтому мы назвали этот автобус "Korn Party Bus".

Вечеринки также были хорошим способом заработать немного дополнительных денег, когда было совсем трудно. Иногда, когда мы запаздывали с платой аренды за студию, мы покупали бочонок пива, ставили его в "Underground Chicken Sound" и брали с людей приблизительно по 20 баксов с каждого, за возможность прийти, попить пива и посмотреть как мы играем. Ball Tongue распространял флаеры по всему городу, так что это было довольно приличным способом сделать немного денег.

Это чувак был повсюду, всё время, делал всё возможное для нас. Он никогда не останавливался, и с течением времени, мы стали задаваться вопросом — откуда в нём столько энергии? И затем кое-кто из нас узнал, каким способом он был так активен:

Метамфетамин.

Это было незадолго до того, как я был здесь с ним. Это началось в одну из ночей после репетиции группы. Я был сильно пьян и я думал, что я не смогу в таком состоянии добраться до дома. Я пробовал метамфетамин несколько раз в прошлом со своими друзьями из Bako, поэтому я знал, что когда вы примите его, он немедленно снимал ваше опьянение. Также он снимал вашу сонливость. И затем он забирал ваше сознание. И ваше тело. И вашу душу.

Хотел бы я знать это тогда. Вместо этого, всё, что я знал, было то, что я должен был быстро собраться, поэтому я взял немного метамфетамина, принадлежащего Ball Tongue и сделал линию, после чего мог ехать домой. Этого было достаточно, чтобы посадить меня на крючок. После той ночи, я начал принимать метамфетамин приблизительно три дня в неделю.

В то время у меня и у Munky были рабочие места по доставке фурнитуры, и мы чередовали рабочие смены. Он работал половину недели; я работал другую половину. Я был свободен с субботы до вторника, поэтому я начинал принимать метамфетамин в ночь пятницы, оставаясь под кайфом все выходные, и затем останавливаясь в понедельник, чтобы подготовиться к работе. И так каждую неделю. Я четко подстроил приём наркотика, так что я стал называть свои выходные "tweakends".

Удивительно, как я держал всё это в себе. Метамфетамин — такой грязный наркотик; я не хотел, чтобы кто-либо ещё знал, что я принимал его. Ball Tongue и я пошли на некоторые хитрости, чтобы скрыть это. Мы принимали наркоту после репетиции группы или в другое время, когда остальных парней не было рядом. Всё шло по этому пути в течение нескольких месяцев, пока я не узнал кое-что интересное: Munky тоже принимал метамфетамин на своих выходных.

И угадайте что? Так было и с Джонатаном.

Мы все делали это с Ball Tongue, держа это в секрете от других. Каждый из нас говорил Ball Tongue, чтобы он не рассказывал это никому, поэтому он никогда это не рассказывал и кому-либо из нас. Он просто делал это с нами.

Конечно, однажды Джонатан, Манки и я узнали о привычках других и начали принимать наркотик вместе. Именно тогда мы придумали прозвище "Ball Tongue". Иногда он настолько сильно был под кайфом, что просто не мог говорить, как бы он ни старался. Он только сидел там с открытым ртом, высунутым языком и его язык выглядел так, будто у него на кончике был небольшой шар.

Когда мы стали принимать наркотики вместе, мы начали пытаться сочинять музыку, находясь под кайфом. Но большинство песен оказывались глупыми после того, как кайф проходил и мы слушали что получилось. Несколько песен мы всё же оставили. Например, одной из этих песен была "Shoots and Ladders". Джонатан и я не ложились спать всю ночь, находясь под кайфом и сочиняя новый материал. Лирика была о злобных детских шутках. Другой песней была "Helmet in the Bush". Джонатан и я вместе написали эту песню. Довольно странно, но лирика была фактически о том, как мы сидели на наркотиках и просили Бога, чтобы он нам помог бросить их.

При первой пробе метамфетамин был забавой, но скоро я начал чувствовать влияние наркотиков на меня и моя жизнь начала становиться действительно злой. Это то, что делают наркотики. Они затягивают вас, заставляя думать, что вы сможете бросить в любой момент, тогда как вы превращаетесь в неконтролируемого монстра. У меня были эти вспышки гнева. Они были настолько сильны, что испугали меня. В другое время, я действительно испытывал конфуз. У меня была дополнительная работа по доставке пиццы, и иногда я не мог найти ни одного из зданий. Как будто этих проблем было недостаточно, я становился ещё и параноидальным по сути, я просто перестал функционировать должным образом.

Но я не был единственным человеком, который чувствовал воздействие наркотиков. Джонатан и его подруга начали часто сориться. Все три из нас стали действительно тощими, выглядели нездоровыми, и провели много времени, не контролируя своё сознание.

Это поглотило нас настолько глубоко, насколько мы себе даже не могли представить. Что касается меня, все мои страхи из прошлого перед наркотой вернулись ко мне, поэтому однажды, я собрал однажды всю силу воли в кулак, чтобы бросить наркоту. Мы все сделали это — даже Ball Tongue. После того как я бросил, меня преследовала сонливость в течение двух недель подряд.

В конце второй недели, Ball Tongue пришёл ко мне в квартиру, чтобы вытащить меня из постели на некоторое время и сводить в магазин одежды Soul. Soul завлекал нас различной просторной одеждой, которая была одной из важных вещей для рок-группы. Когда мы вошли в магазин, я увидел молодую, симпатичную девушку, сидящую в приёмной и отвечающую на телефонные звонки. Её имя было Ребекка, и первая вещь, которую я заметил в ней, были её большие, красивые, голубые глаза. У неё были светло-коричневые волосы, собранные в пучок, и она носила мешковатые штаны, как у скейтеров, которые придавали её внешнему виду определённую дикость. По тому, как она улыбалась мне, я могу сказать, что она выбрала меня, и перед тем, как мы с Ball Tongue уехали с нашей одеждой, мы с ней вместе постояли и поболтали какое-то время.

В течение нескольких последующих дней я не мог выбросить эту тёлку из головы. Несколько недель спустя, я увидел её снаружи клуба "5902", где мы играли всё время, но так как ей ещё не было 21 года, она не могла войти. Я решил остаться наружи вместе с ней, и мы протусовались какое-то время. Я предложил ей поехать с нами в Лос-Анджелес на наше шоу, на Korn Purty Bus, которое будет через несколько дней. Она согласилась, и когда этот день настал, мы действительно нашли с ней общий язык.

Вспоминая теперь, было три вещи, которые реально меня сводили меня с ума от неё. Первая вещь была в том, что она подняла свою юбку, показывая мне свои G-стринги (прим. ред.: речь идёт о женском нижнем белье Helly Hansen W G-String). Другая вещь была в том, что она сказала мне, что другая группа, с которой мы играли, была лучше нас. Я считаю, что это было клёво, потому что она не лизала наши задницы, как делали это другие, она прямо сказала, что наш звук был отстой. Это многое мне говорило о таком человеке, как она. Третьей вещью был наш первый поцелуй. Поскольку она была дикой девчонкой, я ожидал от неё дикий поцелуй, но наш первый поцелуй был очень мягок и нежен — именно таким, какой он нравился нам обоим.