— Первое нравится больше, — молвил несколько приободренный предводитель клана, — да и облик Перворожденных… мы все здесь слегка отошли от него.

— Но вариантов, на самом деле, очень и очень много. Твою посланницу могли убить — без всякой волшбы, просто мечом или топором. Ее могли пленить, лишив возможности творить чары. Наконец та вспышка могла взволновать, как бы взбаламутить Тьму — из-за чего встречи в ней оказываются невозможными. Как невозможно разговаривать под постоянный посторонний шум.

— Ясно, — Морандор снова был нахмурен и недоволен, — но если бы Ирайа погибла, она бы все равно ушла во Тьму, и тогда смог встретиться с ней. Плен… тоже не то. Ладно бы она меня звала… а так ведь зову я. Остается нарушение ткани Тьмы… из-за этой жуткой вспышки.

— И что же предлагает Мудрейший? — осведомилась Лийнара, внутренне уже беспокоясь от назревшей догадки.

Подумав с минуту, Морандор дал ответ:

— Нам остается только одно. Погибла ли Ирайа или, наоборот, обрела частичку силы Сердца Таэраны — мы должны не гадать, а выяснить это как можно точнее. Посему… необходимо провести ритуал Зова Тьмы.

— Но, Мудрейший! — не выдержала чародейка, — это потребует много сил. А чародеи клана еще не оправились… полностью.

— Много сил… все правильно, — равнодушно молвил предводитель, — много сил… чтобы преодолеть эти волны, поднятые во Тьме. Прорваться через них. А что еще остается? Подумай сама: если Ирайа все-таки обрела силу Сердца Таэраны… пусть не всю — сила эта не будет лишней для клана. Может, ее и не хватит для возрождения Сангранола, но надо же с чего-то начинать. Объявим мою посланницу новым воплощением Кровавого Божества, приманим таким образом парочку других кланов — и соберем достаточно силы. Все ясно?

— Да, Мудрейший, — Лийнара кивнула, печально потупив взор. Она уже знала, насколько бессмысленно спорить с предводителем в такие моменты. Когда он загорается какой-то идеей, когда фанатически блестят его глаза… и когда голова становится глухой к любым доводам разума.

Покои Морандора чародейка покидала крайне встревоженной и огорченной. Ведь новый замысел предводителя не сулил ничего хорошего ни ей самой, ни всему клану.

Рах-Наваз покинули тем же вечером… и, что ценно, без особых хлопот. Благо, прикрытие Салехом было придумано идеальное: вывод из города каравана, принадлежавшего покойному брату. А ныне забытого и изрядно застоявшегося; и довольно многочисленного кстати сказать.

В этой веренице повозок, запряженных огромными ящерами (своего рода местной заменой лошадей); среди ящеров без повозок, но оседланных или навьюченных; среди поклажи и целой толпы рабов заметить троих сообщников Салеха было немногим проще, чем различить прыщ на спине дракона. Да и не пришло никому в голову нарочито досматривать очередной караван. Уход его из города (равно как и приход) здесь считался рядовым событием, происходящим по несколько раз на дню.

А перед отъездом Салех успел еще кое-что. Он приобрел (на деньги Хамида) новую саблю для принца Леандора — взамен тем мечам, что были отняты воинами Лесного Братства. А заодно познакомил своих сообщников с другой, так сказать, с «теневой» стороной жизни в Городе Магов.

Так, оказалось, что власть действительно никогда не бывает абсолютной — даже если это власть магов над собственным детищем. Мало того что даже в этом чудо-городе нашлось место воровству, так вдобавок здесь была отлажена целая система сбыта и перепродажи краденого. Которая, что примечательно, теснейшим образом переплеталась с торговлей нормальной, так сказать, законной. Настолько тесно, что и вовек не разделить.

Кроме того, даже в явных запретах, установленных в Городе Магов, находились лазейки; да что там: целые бреши, пробитые местным не в меру смекалистым народом. Так, например, выяснилось что не беда, если хмельные напитки в городе под запретом. Ведь зато в самой обычной лавке ни горожанам ни приезжим не возбранялось приобрести курительные трубки. А также особую траву, расслабляющую не хуже доброго вина.

Приобретение же оружия и вовсе здесь почиталось за пару пустяков. Независимо от происхождения оного.

Надо сказать, что маги смотрели на происходящее сквозь пальцы; ходили слухи, что они и сами не чурались чудо-травы. Однако на самом деле разгадка, вероятнее всего, была много проще. Ни воры, ни торгаши ведь никоим образом не досаждали хозяевам Рах-Наваза, да и похоже, еще и делились с ними своим заработком. Так что обе стороны города не то чтобы существовали обособленно — они попросту не мешали друг другу, а, наоборот, взаимно дополняли. Жили почти так же, как любящие супруги — то есть в полной гармонии.

Открыв для себя «теневой Рах-Наваз», Ирайа посетовала на то, что, знай об оном в клане, можно было наладить с местными дельцами сотрудничество — подобно тому как кланы Лаин сотрудничают с разными гильдиями воров в других городах. Тогда-де поиск и добывание Сердца Таэраны был бы значительно облегчен, да и исход ее, Ирайи, миссии мог оказаться иным. В ответ на это предположение Салех лишь небрежно отмахнулся.

«Пустое, — заметил он, — вся эта братия промеж собой в родстве да в соседстве. И чужаков не любит, в свои ряды не допускает».

Благодарности за саблю от опального, но все же принца бывший вор, понятное дело, не дождался. Леандор ответил на его подарок всего двумя фразами: первой он напомнил, что владеет чарами, а не одним только оружием; второй же отметил неумелость рхаванских оружейников. Чьим жалким поделкам никогда не сравниться с его утерянными мечами.

К чести Салеха, он не обиделся и не стал апеллировать к совести его высочества. Бывший вор лишь напомнил очевидную вещь: о том, что оружие не бывает лишним. Нигде и никогда, а особенно в местах, подобных Храму Черного Зеркала. И уж с таким-то ответом Леандор не посмел спорить.

Место новой стоянки каравана Салех сознательно подбирал так, чтобы оказалась она поближе к искомому Храму. Во-первых он предпочитал большую часть пути все-таки проехать в повозке, а не плестись на своих двоих. Во-вторых же такой способ путешествия по пустыне был много безопасней. Ибо шайки налетчиков, считающих эту выжженную землю своими охотничьими угодьями, все-таки избегали больших и прилично охраняемых караванов. Боялись превратиться из охотников в поживу местным пожирателям падали — причем боялись этого даже ночью.

И все-таки совсем избежать пешего перехода не получилось. Почему-то ездовые ящеры опасались Храма; причем, испугались его заблаговременно и задолго, а в один прекрасный момент просто отказались продолжать путь. Тогда-то Салех и велел каравану становиться лагерем, а за главного оставил раба по имени Каюм. Самого рослого, старшего и смуглого в этой подневольной братии.

— И не боишься? — ехидно поинтересовался у Салеха Даррен, — такое богатство — и невольникам доверять?

— Чего бояться-то? — бывший вор усмехнулся, — рабы преданы нашей семье… если верить покойному Хамиду. Да и даже если не преданы… мое-то какое дело? Не собираюсь же я занять место покойного брата и жить этим караваном. Если б хотел — вором бы точно не стал.

Остаток пути занял чуть ли не целый день. И к счастью никто к четверке путников за это время так и не привязался: ни налетчики, ни всякое местное зверье. Впрочем, даже это приятное обстоятельство не превратило переход через пустыню в увеселительную прогулку по площади Грейпорта. Потому как зной, почти незаметный в Городе Магов, за его пределами властвовал безраздельно. Как злобный и жестокий тиран.

Хуже всего пришлось при этом, разумеется, Ирайе. Девушка-Лаин старательно куталась в свой плащ, тщась защититься им от вредоносных солнечных лучей. Немногим лучше чувствовали себя и Даррен с Леандором: оба, не приученные к такому климату, обливались потом; оба то и дело прикладывались к фляжкам с водой, а наемник даже пробовал снять сапоги и идти босиком — что, как оказалось, не намного приятней.

И только Салех, дитя пустыни, вышагивал по родной земле как легендарные имперские воины по улицам покоренных городов. Однако и ему (наверное, с непривычки) путь не доставил ни капли удовольствия. Потел, например, бывший вор на равных со своими спутниками; когда же Храм наконец замаячил впереди, именно он не сдержал возгласа радости и облегчения. На что Даррен припомнил ему одну из человеческих пословиц, предостерегавших от преждевременного торжества. Таковых, кстати, у самого молодого таэранского народа имелось, на диву, много.