Подхожу я к Михайленко, к главнюку нашему, и говорю — гнать надо это уебище взашей, ибо не знаю, кто как, а я с ним рядом работать отказываюсь. Тот засомневался, конечно. Два дня сомневался. А потом мы Фрица этого ночью на раскопе обнаружили. По краям ямы свечи понатыканы, а он на дне сидит и с черепом о чем-то шепчется, из днем выкопанных, видать, из неидентифицированных. В общем, накостыляли мы ему и с вещами из лагеря поутру выкинули. Деревня недалеко, пара часов ходу, да и на трассу может сам выбраться, чай, не маленький. Хотел бы я написать, что больше мы его не видели, да только не уехал он. В деревне, что ли, жилье себе нашел, а может, палатку где-то раздобыл. До самого конца раскопок маячил в окрестностях — то в лесу его наши заметят, то в деревне, в магазине. Персонаж-то приметный — рожа бледная, патлы длинные, на груди вечно хрень какая-то болтается — амулеты-фенечки, фиг его знает, что. Как его местные не прогнали — ума не приложу. Чем он там занимался — не знаю и знать не хочу. Ребята говорят, в лесу натыкались на чужие раскопы, неглубокие, да только я что-то сомневаюсь, что без металлоискателя он хоть кружку ржавую нашел. Вот такая вот история…

Сколько на свете живу — никогда не пойму, наверное, как можно так своих предков позорить. Все эти нео-фашисты, скинхеды, долбоебы малолетние! Железный крест на шапку нацепит, и давай маршировать под «Рамштайн»… Так и хочется за шкирку взять да спросить — твой дед, сука, с кем воевал? За кого воевал, падла такая?

Ох, разошелся я что-то, уж не судите строго за эмоции. Напоследок хочу обратиться к коллегам-копателям: встретите этого шизофреника — гоните его подальше. И подобных ему.

— И вот иду я, значит, к воротам, и вдруг вижу — на могилке черт сидит!

«Черт», — размашисто, крупными буквами написал Костя в самом верху страницы блокнота. И спросил, чувствуя себя довольно глупо:

— А почему вы решили, что это именно черт?

Ольга Митрофановна, пожилая учительница — коллега бедной Иринушки, недоуменно пожала плечами.

— Так ведь черный, и большой! Глазищи зеленые, сверкают, как фонари.

— Насколько большой? Как собака, кошка?

— Больше. Как человек, — убежденно сказала женщина. — Наклонился вперед, руки в колени упер и на меня смотрит так пристально. А потом как завоет… хрипло так, протяжно…

Несколькими месяцами ранее участковый подобную историю и слушать бы не стал, но теперь его отношение к мистике решительным образом поменялось. Он не то что перестал от таких вот рассказов отмахиваться — напротив, сам начал опрашивать жителей, не замечали ли те каких аномалий и странностей. И этим, кажется, окончательно и бесповоротно загубил свою и без того незавидную средь местных репутацию.

— А ночью мне отец снился, — закончила неожиданно учительница. — Смотрел и вздыхал этак грустно, но ничего не сказал. Я уж теперь не знаю, боюсь к нему на могилку ходить…

— Не бойтесь, — сказал Костя. Не слишком уверенно, впрочем. Что он мог посоветовать этой женщине? Крестом чертей отгонять?

Будь в поселке церковь — переступил бы через свое материалистическое, в общем-то, мировоззрение, сходил бы, как минимум, посоветоваться. Да вот только церковь не работала, стояла заколоченной уже не первый год, и на все православные праздники местные бабушки дружной компанией ездили в райцентр.

Раздумывая о новых оттенках значения слов «богом забытое место», Миронов направился обратно в участок. Там его ждал сюрприз, даже целых два — у крыльца была припаркована машина с тонированными стеклами и городскими номерами, а на крыльце стоял местный врач Валентин и мелко трясся, точно лист на ветру. Увидев участкового, он буквально вцепился в него.

— Довыделывался? — свистящим шепотом спросил он. — Рапорт он напишет! Сознательный! Все, приехали за тобой, пакуй вещички!

— Кто приехал-то? — Костя вяло отмахнулся от мужчины. Сначала ему показалось, что тот пьян, но запаха алкоголя не было.

— Из спецслужб! — как-то даже несколько злорадно сообщил врач. — Я зашел, думал, ты на месте, поболтать хотел, а тут, блин…

— Каких спецслужб, ФСБ, что ли?

— А ГРУ не хочешь? — выдохнул Валентин, наклоняясь к самому лицу участкового. — У тебя в кабинете сидит… тип такой, в сером костюме, глаза как бритвы, ей-богу! Такой по стенке размажет и не поморщится… Костя, ты знаешь, что он меня спросил? Почем нынче на черном рынке недоношенные младенцы! Он спросил, я детей в китайский ресторан продаю или в подпольные лаборатории на стволовые клетки! Костя, ты же там был, ты же видел, я ничего, я же ничего не делал!

— Видел, — осторожно ответил Миронов. — Что-то я видел, вот что — не пойму. Чего я не видел, так это китайских ресторанов в Змиевском. Вы не волнуйтесь, разберемся.

И решительно рванул на себя дверь. Встречи со страшными спецслужбами он не боялся. Почему-то участковый был уверен, что ничего хуже работы в этом Гадюкино с ним просто не может произойти.

Представитель этих самых спецслужб, человек с глазами палача и бездушный функционер системы, действительно сидел за Костиным столом и увлеченно игрался с бумажным жирафом. У фигурки оригами под названием «жираф» есть такая особенность — если правильно ее собрать, длинная трубочка-шея движется взад-вперед при нажимании на хвост. Тип в сером костюме именно этим и занимался — только что язык не высунул от усердия. Костя хмыкнул, разглядывая гостя. И как, интересно, он умудрился напугать Валентина?

— Какая прелесть, — произнес тот наконец, с трудом оторвавшись от издевательств над жирафом. — Сами их делаете?

Бумажных фигурок на столе уже скопилось с пару десятков — участковый сохранял наиболее удачные опыты.

— Сам, конечно. Тут, знаете ли… времени свободного хватает.

— Я так и понял, — посетитель откинулся на стуле, просканировал Костю внимательным взглядом серо-голубых глаз и неожиданно улыбнулся. — А вот это, на шкафу, что за… фаллический символ?

— Это цветок гладиолуса, — Миронов мрачно посмотрел на указанный «символ», отметив про себя, что вообще-то, фигурка действительно выглядит довольно неприлично… переделать ее, что ли, распустить пошире соцветия, чтоб стало очевидно, что цветок это, цветок, понятно? А вовсе не то, что жизнь демонстрирует ему последние полгода.

— М-да, восточная культура такая восточная… — невпопад сказал ГРУ-шник, все рассматривая злополучный цветок. — Забыл представиться — майор Рогозин, Тринадцатый отдел ГРУ. Ваш рапорт передали мне, жаль, что не сразу. Что у вас здесь происходит, расскажете?

И Костя рассказал. Обстоятельно, подробно, зачитывая пометки в блокноте, с комментариями и собственными выводами. О змеях, пауках, мертвых младенцах. О сообщении Ольги Митрофановны про «черта» и нескольких аналогичных — от других людей. И о сомнительном местном фольклоре, корни которого, впрочем, явно уходят в повальный хронический алкоголизм. Уже очень давно ему не попадался столь внимательный и благожелательно настроенный собеседник, и участкового, что называется, «понесло».

— Я не знаю, что это было, — закончил он, разводя руками. — Рабочая версия — гипноз, наведенные галлюцинации. А ребенка кто-то забрал. Но кто, зачем, кому это нужно?

— А что насчет местного врача? — спросил майор, кивнув в сторону двери. — Его не подозреваете?

— Он ни при чем, — уверенно сказал Костя. — Я же его сам в ту ночь буквально из постели вытащил, спал он… Да и зачем? У нас здесь черный рынок перепродажи младенцев, знаете ли, не развит.

— Верю, верю, — усмехнулся Рогозин. — Ну а другие кандидатуры есть? Может, какому местному колдуну редкий ингредиент для зелья понадобился? Как у вас тут с колдунами?

Слышать подобный вопрос от представителя спецслужб было, мягко говоря, странно. Участковый отчего-то смутился, точно слежка за окрестными колдунами входила в его служебные обязанности, да вот оплошал он, не провел вовремя перепись магического населения.

— Ну… я как-то, честно говоря, в этом не разбираюсь… Вот местные говорят, старушка одна гаданиями занимается, травами лечит… но, по-моему, она сумасшедшая просто. У нее по молодости возлюбленный трагически погиб, с тех пор и тронулась… Знаете, я думаю, это не местных рук дело. Здесь люди простые, не хочу показаться снобом, но — в чем-то примитивные, я бы сказал. А вот приезжие бывают подозрительные. Например, сейчас одна компания молодежи дом на окраине снимает… лыжники вроде, спортсмены. Да только что они тут забыли, зачем им в такую глушь забираться? У нас тут и местность не слишком подходящая, холмы… Подозрительные они, в общем. Спиртное не покупают, разговоры странные заводят. Я за ними слежу, думаю, неспроста они здесь!