— Вот вы о чем, — пробормотал парень, кивком приветствуя крепких парней в камуфляже, заходивших в здание. — Ну, он профессионал… И, поверьте, он от этого удовольствия не получает.

— Правда? — Миронов иронически вздернул бровь, но Саша не отреагировал.

— Правда, — твердо ответил он. — Я точно знаю.

— Вы все… как будто это для вас развлечение, — со злостью произнес участковый, чувствуя почти невыносимое желание выговориться наконец. — Только что он девочку по лицу бил, и тут же вы про какую-то страницу в «контакте» ржач устраиваете…

— Да, — сказал Саша со странной усмешкой. — Потому что знаем, что ему сейчас нужно расслабиться и отвлечься. И что у нас у всех на рефлексию нет ни времени, ни права. А девочка эта такие дела творила, что пару раз по морде получить — это, поверьте, очень мягко еще.

— Нельзя так с людьми, — покачал головой Костя. — Все равно нельзя. С бандитами, наверное, можно, с уголовниками упертыми, которые уже жизни другой не знают, с малолетства по зонам мотаются. А она же… ребенок еще. Почти ваша ровесница…

— Странная штука, — задумчиво сказал Саша, теребя воротник куртки. — Я ведь с вами совершенно согласен, на самом деле… а все равно кинулся защищать. Свою контору и ее методы… Знаете, все меняется. И так быстро, что даже страшно становится. С шуточками и прибауточками, да… а потом оглянешься — а тебя нет. Тебя прежнего. А особенно все меняется, когда в первый раз убьешь.

Костя уставился на парня, точно увидев его впервые. Господи, сколько же ему лет? Не больше двадцати… И такие слова… и такая горечь в голосе, в интонациях.

— Что это за «игра»? — спросил он. — Что происходит?

— Саня, ты где? — донесся до них громкий голос майора.

— Простите, — сказал парень, бегло глянув на Костю. — Это не в моей компетенции… Шеф расскажет, если сочтет нужным.

Закованную в наручники девушку посадили в машину, следом потянулись и сотрудники Отдела.

— Костя, большое вам спасибо за сотрудничество, — сказал Рогозин, останавливаясь напротив.

— Вы уезжаете? — участковый посмотрел на него с недоумением, но тут же отвел взгляд.

— Похоже, здесь нам делать нечего… Ни следа нашего «некроманта» на десятки километров вокруг. Вряд ли он сюда вернется… Но мы, конечно, будем следить. Вы не удивляйтесь, если тут опять какие-нибудь странные лыжники появятся.

— Значит, это все? — спросил Миронов, старательно подавляя в голосе интонации обиженного ребенка. — Конец истории? Я почти ничего не понял… Просто «колдовство» — это ведь не объяснение. Не для двадцать первого века, согласитесь. Ладно, на потерпевшую насылали каких-то «духов», допустим. В насильника кто-то вселялся, ладно. А почему недоношенный ребенок самостоятельно вышел из комнаты?

— Думаю, все было далеко не столь драматично, — усмехнулся майор. — Скорее всего, ребенка забрал отец. А вам и… матери он просто… отвел глаза. Внушил иные картинки, в общем. Такое возможно, хотя сил для этого нужно немало… Ну да мы вообще его поначалу недооценили, за что и поплатились. Я, собственно, рассчитывал, что после наших упражнений с сетью он нас заметит и, возможно, даже атакует… А вот что он настолько силен — не ожидал. Для одиночки это редкость. Кто ж знал, что это не просто очередной псих, начитавшийся сомнительной литературы.

— Что это за игра, о которой вы все говорите? — участковый посмотрел в глаза собеседнику, и тот не отвел взгляда. Лишь улыбнулся сочувственно и сказал:

— Я не имею права разглашать эту информацию посторонним. Только сотрудникам Отдела.

«Вот и все, — понял Костя. — Конечно, этого следовало ожидать».

— Так что, — неожиданно продолжил Рогозин, — если вам очень уж хочется знать продолжение этой истории, придется переводиться к нам в отдел. Как вы на это смотрите?

Миронову на мгновение показалось, что его ударили по голове. Он растерянно посмотрел на майора. Тот улыбался и ждал ответа, кажется, не сомневаясь в его содержании.

«Складывать гладиолусы до конца жизни. Или стать одним из них… и через год равнодушно рассуждать об убийстве. Как он там говорил — выше закона, выше морали? Это ведь он не только про этих… юных сатанистов…»

Перед глазами вставала черная громада ночного леса, окаймленного снежной пылью и серым беззвездным небом. Светящаяся фигура. Бумажный жираф. Кровь на губах связанной девицы, ее взгляд, полный страха и отчаяния. Пистолет у виска. Смеющиеся девушки швыряют снежками. Затхлый запах подвала, костлявые пальцы на шее. Костя, вы любите русскую баню? Теплые руки Ирины…

— Я… не могу, — выдавил из себя он наконец. — Я не знаю. Все это слишком… То есть, я хочу сказать, на перевод понадобится время? Подать документы… Сдать участок… Я же не могу все вот так бросить и уехать?

Если во взгляде Рогозина и скользнуло разочарование, то лишь на мгновение — не понять, то ли было, то ли показалось.

— Конечно, — сказал он. — Никто и не требует прямо сейчас. Вы подумайте. Я вам позвоню, позже. Договорились?

— Да, конечно, — Костя выдохнул облегченно.

— Удачи, — кивнул на прощание майор и сел в машину.

«Он не позвонит, — подумал участковый, глядя вслед отъезжающим автомобилям. — И будет совершенно прав. Я так не могу…»

Он повернулся и медленно обвел взглядом заснеженный гадюкинский пейзаж. Ненавистный и привычный. Его участок. Люди, за которых он отвечает. Где-то там бродит бездомный кот редкой породы, которого надо поймать. Может, ему понравится коврик в теплом углу возле печки? Хотя в случае с местным «чертом» ковриком не обойдешься — этакая туша, ему целое одеяло придется выделить.

В какой-то момент Косте захотелось завыть, побиться головой о стену, побежать вслед за уехавшими машинами, крича вслед, что передумал и готов хоть сейчас, хоть куда… Разве не об этом он мечтал всей душой последние полгода — уехать отсюда?

Повернувшись, он медленно побрел по улице — в сторону того единственного дома, где его наверняка будут рады видеть. Занятия в школе как раз должны были закончиться, а значит, Ирина уже вернулась домой.

Международная Мюнхенская конференция по безопасности. Германия, 1999 г.

Отель Bayerischer Hof

— Фуфло и показуха. Не будет между нашими странами даже худого мира, — убежденно сказал Феликс, поднося к губам бокал.

— Какое счастье, что это не тебе решать, — отозвался Игорь. Он небрежно опирался на перила, стоя спиной к расстилавшемуся внизу шумному конференц-залу, однако небрежность эта была обманчива — Феликс знал, что его молодой коллега на самом деле напряженно следит за происходящим в полумраке опоясывающего зал балкона. Там двое пожилых, грузных мужчин неспешно ступали по мягким ковровым дорожкам, на первый взгляд — просто прогуливаясь. Неофициальная встреча представителей российского МИДа и Госдепартамента США, об истинном значении которой не подозревает ни один из многочисленной армии журналистов, присутствующих на конференции. И не узнает — некоторые вопросы только так и решаются, в темных коридорах политического «закулисья». Можно громогласно меряться количеством боеголовок перед прицелом телекамер, но как заключать соглашения об использовании оружия, существование которого пока недоказуемо? Потенциал команды экстрасенсов не измеришь в тротиловом эквиваленте. Все, что остается политикам — бросаться туманными намеками, наводить, как говорится, тень на плетень.

— Это противостояние — эхо тысячелетней битвы двух сил, — торжественно сказал Феликс. С сожалением посмотрел на полупустой бокал и начал оглядываться в поисках столика с напитками.

— Добра и зла, что ли? — фыркнул Игорь.

— Нет. Морской и континентальной цивилизационной модели. Евразийской и атлантической идеи. Карфаген и Рим, торговля или завоевание. Примат материального над духовным или духовного над материальным. Рабская демократия или аристократическая империя. Это оккультная война континентов, mon cher, и мы даже не пешки на доске — мы муравьи, ползающие по рукавам игроков. Думал об этом когда-нибудь?