Американец тем временем действительно очнулся и даже успел закатить кому-то бурную истерику по телефону.

— Тоже непонятно, — мрачно ответил Рогозин. — Куда ей столько? Ни один вампир за раз столько энергии не выкачает. Не потянет. Девять человек, и за десятого принялась…

— Кстати, посол тоже ничего не помнит за последний час, — мотнул головой Феликс, указывая на американца.

— Это он сам тебе сказал?

— Это я подслушал только что из его воплей по телефону. Он не помнит окончания встречи и понятия не имеет, зачем сюда приехал. Помнишь, Мари сказала, что его запах изменился? Как будто…

— Как будто в него что-то вселилось, — тихо закончил фразу Игорь. — И это «что-то» в курсе итогов переговоров. А потом оно… перешло в девушку?

— Бред, — помотал головой Феликс. И повторил, точно пытаясь убедить сам себя: — Ну бред же. Никто не способен на такую степень контроля. Ладно, старушке голову заморочить, чтоб незнакомого мужика приняла как родного — да при том, что она, похоже, мужиков вообще на дух не переносит. Но так тонко контролировать посла на расстоянии? Да так, что ни мы с тобой, ни наш сенс экстра-класса ничего не заметили?

— Ты говоришь о том, что его мог контролировать человек, — задумчиво сказал Игорь. — Но вытянуть досуха энергию из девяти женщин — это не человеческое деяние, понимаешь. Как будто что-то… например, эта зараза, вроде полтергейста, как вы их там называете, по своей классификации?

— Мы их зовем «неорганиками», кто-то в штабе у нас Кастанеды обкурился, — отмахнулся Феликс. — Фиговая версия, Игорек. Эта, как ты изволил выразиться, зараза, на такие подвиги тем более не способна. Они тупые, ленивые и страшно медлительные. И если б этакая дрянь сидела на плечах у посла, к примеру, ты бы ее почувствовал, да и я, пожалуй.

— Да, пожалуй… Они ведь энергию не только сосут, но и излучают, — согласился Рогозин. — А тут… как будто чистая информация передавалась. Перезаписывалась с человека на человека, как… на дискету, что ли. И на этот процесс перезаписи потребовалось дофига энергии, вот тебе и девять человек…

— И куда же она делась, твоя чистая информация? — спросил Феликс, обернувшись и пристально глядя на безучастно сидящую на земле девушку.

— Надеюсь, что не успела уйти… по назначению. Обеспечили безопасность переговоров, блять…

— Погоди, нам еще нападение на посла предъявят, — усмехнулся Феликс.

И как в воду глядел — прибывшие на место представители американских спецслужб именно с такими обвинениями к ним и пристали. Феликс посоветовал им не кипятиться, а для начала расспросить посла и совершить пару звонков, а потом продолжить. Те допросили посла, девушку, сумасшедшую хозяйку дома, охранников, потом действительно принялись звонить начальству… Игорь и Феликс тем временем усадили в машину бедную девицу, которую, как выяснилось, звали Кристин, и она была психологом — руководителем той самой группы поддержки. Впрочем, психологическая подготовка не слишком помогла ей в сложившейся ситуации — девушку трясло от шока.

— Я ничего не помню, ничего не помню, почему это со мной, боже, почему это случилось со мной… — повторяла она, всхлипывая.

— Знаешь… а в спецназе было легче, — сказал вдруг Игорь, накидывая на плечи Кристин чей-то брошенный в спешке пиджак.

— В каком смысле? — переспросил Феликс, хотя и без того уже понимал, о чем он.

— В смысле, впереди враги, позади свои, и никакой тебе бюрократии… И в таких красивых девчонок мне там стрелять не приходилось.

— Может, тебе их просто некогда рассматривать было, — сказал Феликс. Просто чтобы что-нибудь сказать.

— Послушайте, — сказал Игорь, подходя к одному из прибывших американцев. — У нас в соседнем здании одежда припрятана. Может, мы сбегаем, штаны наденем, а?

— До выяснения обстоятельств оставайтесь на месте, — отчеканил тот.

— Ладно, — сказал Рогозин, ухмыляясь. — Как знаете.

Он подошел к машине охраны, уселся боком на переднее сиденье и, задрав осточертевшую уже, видимо, юбку, стал нарочито-медленно стягивать кружевные черные чулки. Феликс глазам своим не поверил — вот уж эту деталь одежды он притащил исключительно прикола ради, а Игорек с присущим ему чувством ответственности взял и нацепил, выходит? Но, уловив глумливый взгляд коллеги, понял — чувством ответственности тут и не пахнет. Похоже, одному он все-таки успел научить этого упрямого парня — валять дурака, с максимально возможным шиком и блеском. И чем тяжелее ситуация, тем фееричнее шутки. И то хлеб — при нашей жизни только не хватало к ней еще и всерьез относиться. Принимай эстафету, Шут с двадцать второй карты.

— И нехуй так пялиться, — громко сказал Рогозин, уловив обалдевший взгляд одного из американцев. — Пидарасы.

Представитель спецслужб условно-дружественной державы обиженно отвернулся — видимо, ввиду сложившейся внешнеполитической ситуации русский матерный входил в их программу обучения как один из обязательных языков.

_______________________

*ввиду специфики мировосприятия, Феликс в первую очередь заметил слова «жертва» и «насилие»:)

— Я тогда классный термин придумал — подселенцы, — между делом сообщил Тим, копаясь в лежащей на шкафу огромной коробке. Глядя на то, как парень опасно балансирует на хлипком стуле, Саша забеспокоился и на всякий случай подошел — вдруг еще ловить придется.

— Потому что подселяются, врубился? Когда хотят и к кому хотят… ну ладно, не совсем. Судя по всему, жертвы выбираются из средних, типичных обывателей, со слабой защитой. Это, конечно, обнадеживает, да? Мы их можем не бояться.

— Это только предположение, не факт, — подал голос Алик из угла. Он устроился в кресле с извечной бутылкой колы. Саша при всем желании не мог понять страсти коллеги к этой химической гадости — и как ее можно пить в таких количествах?

— Ага… нашел, — Тимофей спрыгнул со стула, держа в руках потертую картонную папку. Стул протестующе скрипнул и в последний момент чуть было не грохнулся, но реакция у парня была отменной — он еще и успел подхватить несчастный предмет мебели, ставя на место. Можно было и не беспокоиться.

— Значит, так! — Тим прошелся по комнате, листая папку. — С начала девяностых по всей стране стали находить людей в состоянии амнезии, причем — избирательной. Стирались только личные воспоминания — они даже собственных имен не помнили, родственников не узнавали. А всякие там профессиональные навыки — прекрасно сохранялись. Слесарь оставался слесарем, баянист мог сыграть весь свой репертуар… И знания о мире, о стране — все на месте. Люди самые обычные, ни в каких секретных операциях не засвечены — уж это наши коллеги в то время выяснить могли. Заподозрили вмешательство иностранной разведки, начали за ними следить. Вообще-то есть техники, позволяющие память блокировать, это факт. Препараты там всякие…

— Да, я слышал, — Саша кивнул.

— Ну вот. Но не так же избирательно! Можно человеку заложить в подсознание программу под гипнозом, так, что он ничего и не заподозрит, пока не услышит кодовый сигнал. Вот за ними и следили — вдруг они, услышав определенные слова или увидев какой-то символ, кинутся, там, президента убивать, ну или что-то в этом духе… Но ни хрена подобного так и не случилось. Стали искать способы разблокировать их память, гипноз всякий пробовали. Результатов особенных не было, только когда один оператор взялся жертве в башку влезть, выяснили, что кто-то словно контроль захватил над человеком, поигрался и отпустил. Ничего особенного его делать не заставляли — ходил по городу, за людьми какими-то следил. Как его отпустили, так память и отшибло… И вот пару лет назад сообщают нам о таком случае из клиники Белинского.

— Это где контактерами занимаются? — уточнил Саша. Тим кивнул.

— Официально они занимаются шизофрениками. Но с нами сотрудничают, об интересных случаях сообщают. А вдруг один из сотен тысяч шизиков да окажется настоящим контактером?