— Вот, надо качать пресс, а я тебе что говорил? — назидательно сказал Игорь, укладывая его прямо на стол. В этой позе, конечно, процесс пошел быстрее, а со стола посыпались сначала бумаги, потом карандаши… Прикусив ладонь, чтобы сдержать стоны — все-таки, он сомневался в надежности звукоизоляции, Саша повернул голову и увидел вдруг фоторамку, которая мелко подпрыгивала от вибрации, но падать, кажется, не собиралась.

Фотка там, конечно, была та же, что и всегда. Этот проклятый Руслан с Игорем, на фоне леса. Повинуясь безотчетному порыву, Саша двинул локтем и смахнул ее на пол — вдруг да сойдет за случайное движение? Рамка неожиданно звякнула, рассыпавшись осколками стекла.

— Ах ты, маленькая злючка, — сказал Игорь, полушутливо укусив его за плечо. Все-то он видит, понятное дело… ну хоть не кинулся фотку поднимать. Зато отстранился от Саши и шлепнул его чувствительно ладонью.

— А за диверсию знаешь, что полагается?

Саша не заметил, откуда Рогозин выхватил длинную деревянную линейку, и вскрикнул от неожиданности, когда та со свистом опустилась на его задницу. Он попытался рефлекторно прикрыться рукой, но руки были заломлены за спину, и еще несколько ударов оставили след на ягодицах, как он ни уворачивался. Этим, впрочем, дело и ограничилось.

— Безобразник, анархист и диссидент, — прокомментировал майор и снова пристроился сзади, и тут же поцеловал его в плечо, словно показывая, что спонтанная экзекуция окончена.

Саша бунтарских порывов больше не проявлял, только стонал от накатывавших волнами ощущений, да прогибался послушно вслед за движениями Игоря. Зуд от шлепков, как ни странно, только обострил удовольствие, хотя, когда все закончилось, парень не преминул потереть демонстративно задницу и глянуть на начальника обиженно.

— Больно? — спросил Игорь, притянул его к себе, погладил ласково стремительно бледнеющие полоски на коже — следы от ударов.

— Скорее обидно, — сказал Саша. — Это же просто фотка!

— Вот именно. Надо ж мне хоть как-то тебя воспитывать, а? Просто фотка, да. Если предмет вызывает у тебя бурную эмоциональную реакцию, это еще не повод швырять его на пол.

— Если человек вызывает у вас эмоциональную реакцию, это еще не повод хранить его фотографию на столе, — проворчал Саша в ответ.

Игорь неожиданно замолчал. Саша мысленно поставил себе огромный «плюс» — кажется, ему впервые удалось переспорить шефа.

— А знаешь, — сказал Рогозин после некоторого размышления, — я ее выкину, вот что. Прямо сейчас. Почему бы и не сейчас? Этот день ничем не отличается от миллиардов других, в масштабах Вселенной.

Вечер закончился почти идиллически — они целый час, не меньше, вдвоем выковыривали из длинного ворса ковра мелкие осколки стекла. Саша пару раз порезался, но его ранки были немедленно «залечены» поцелуями. Пожалуй, даже слишком интенсивно.

— Только не говорите, что у вас еще и на кровь фетиш, — ужаснулся Саша.

— А я давно тебе говорил, что ты связался с психопатом…

Тяжелые капли дождя барабанят по плечам, но дискомфорта это не вызывает. Он сейчас — словно часть этого леса, что жадно впитывает каждую каплю широкими листьями пальм, яркими лапами папоротников, гибкими телами лиан. Одуряющий запах цветов, земли и влажной древесины заполняет пространство, шум дождя напоминает чей-то ненавязчивый шепот, стеной окружает его, отрезает от внешнего мира. Даже вездесущие птицы смолкают постепенно — остается только дождь. И зов — точно звук тяжелого медного гонга, прозвучавший не в ушах, но где-то на границе сознания. Саша идет по едва заметной тропинке, не в силах противиться зову — да он и не пытается, напротив, почти бежит навстречу, легко касаясь босыми ступнями теплой влажной земли, охваченный радостным ожиданием чуда.

Тропинка поворачивает, и сквозь зеленый хаос тропического леса проступают очертания побелевших от времени стен старого храма, буйно оплетенных лианами. По стене ловко карабкается обезьяна, но, завидев гостя, спрыгивает и с визгом исчезает в глубине джунглей.

Учитель ждет его на пороге, улыбаясь приветливо. Саша едва узнает своего наставника — его лицо никогда не было таким загорелым, а волосы — такими светлыми, выгоревшими под беспощадным индийским солнцем. В его улыбке — мудрость тысячелетий и отрешенность бессмертного, в его глазах — мягкий свет бесконечной любви ко всему сущему…

— Намаскаара-ха, — произносит он, и откуда-то приходит знание — это приветствие на санскрите.

Он протягивает руку и уводит парня за собой, в темноту и влажную прохладу храма. Они идут по огромному залу, и сотни свечей загораются вокруг, превращая темноту в медовый полумрак. Тонкие струйки дыма поднимаются над курильницами с благовониями, заполняя воздух ароматами сандала и листьев дерева бодхи.

Ласковым и уверенным движением учитель сбрасывает с его плеч кусок ткани, в который парень все это время заворачивался. Сам он снимает рубашку и остается в свободных белых штанах из грубой ткани.

Саша тянется робко к нему, чувствуя желание и одновременно понимая, что в этом месте они могут позволить себе не более чем вот этот почти целомудренный поцелуй. Прижимается к бронзовому от загара телу, чувствуя на спине горячую ладонь…

— Эй, мы не затем сюда пришли, — шепчет Игорь уже по-русски, и смеется.

Они садятся на пол, друг напротив друга, в простую позу «полу-лотоса» — со скрещенными ногами. Учитель берет его за руки, его глаза сияют ярче свечей, приютившихся в трещинах стен. Саша чувствует, как тело становится легче, он словно приподнимается над землей… причудливые барельефы на стенах точно проплывают мимо, он бросает взгляд вниз и понимает вдруг, что висит в воздухе, а пол остался далеко внизу… Накатывает паника, но горячие сильные руки надежно держат его запястья.

— Ты это можешь, не сомневайся, — эхо под куполом множит торжественный шепот.

Под самым потолком в дальней стене храма вдруг обнаруживается огромный, в рост человека, проем. Они садятся на теплый полированный камень, свесив ноги наружу, и Саша осторожно высовывается, оглядывая окрестности…

… под ними расстилается горная гряда с чередой зеленых долин, с головокружительной, многокилометровой высоты видны окутанные туманом белоснежные шапки гор… но это невозможно, на какой же высоте тогда храм? Однако сомнения тут же исчезают, сменяясь восторгом — солнце выныривает из хмурого дождевого облака, и долина вспыхивает фейерверком разноцветных радуг…

…семь утра. Саша со вздохом положил телефон обратно на тумбочку. Стоило уезжать в такую глушь, если все равно просыпаешься, как в городе, почти на рассвете?

Можно было, конечно, попробовать поспать дальше. Но не раньше, чем через полчаса. Такая вот «подстава» — каждое утро Саша не только просыпался примерно в одно и то же время без будильника, но и чувствовал себя при этом омерзительно-бодро, словно не в постели нежился, а истязал организм физическими упражнениями на свежем воздухе. Собственно, причину вычислить было несложно, особенно почитав о том, что такое «эмпатия». Эмпатия — это нематериальная связь между людьми, в ходе которой происходит передача не информации, но чувств и ощущений. Часто возникает между близкими людьми, в семьях и брачных союзах… и так далее. Саша в брачных союзах не состоял, но среди его знакомых был только один маньяк, способный делать зарядку в семь утра. А потом — обязательная пробежка. Это ж святое.

Улыбнувшись воспоминаниям, парень поднялся и потопал на кухню. В неожиданно просторном деревенском доме, где поселилась вся их дружная компания, и кухня была под стать — огромная, с традиционной русской печью, с широкими окнами и затейливой отделкой стен. Печь, к счастью, была не единственным источником тепла — в комнатах стояли довольно мощные электрические обогреватели. Хотя Саша все равно чувствовал, что постоянно мерзнет, кутался в свитера и ворчал на Тима, открывающего окна в их общей спальне.