Насколько было известно Славину, «стригоев» возглавлял некий маньяк-шизофреник, называвший себя графом Дракулой Вторым. Помимо проблем с психикой, данный субъект имел явные недочеты в образовании. В противном случае он бы знал, что его легендарный земляк носил титул не графа, а князя; что имя Дракулы — Влад, причем Влад не Первый, а Третий; и, что, наконец, бывший господарь Валахии в реальности не был ни вампиром, ни, тем более, бессмысленно-жестоким психопатом. А убийство по соображениям политической целесообразности и бессмысленная резня — это, как ни крути, две большие разницы.

Славин (в ту пору — начинающий сотрудник) изучал материалы валашского дела из любопытства и дабы приобщиться к опыту более матерых коллег. Показания новоявленного Дракулы, его высказывания о себе и своей мотивации смотрелись тогда довольно забавно. Вернее, смотрелись бы — если бы не сопутствующие этому сотни заглубленных жизней, что напрочь отбивали всяческое веселье…

Но главное — на этом фоне беспечность лоранцев казалась проявлением даже не легкомыслия, а виктимности. Есть такой термин в криминальной психологии, и обозначает он подсознательное стремление потенциальной жертвы привлечь к себе внимание преступника. Страдающие виктимностью молодые девушки любят гулять по ночам, да еще в откровенных нарядах; их бабушки и дедушки, тем временем, открывают двери кому попало…

Еще виктимность приписывают одному политическому деятелю позапрошлого века. Который ехал по улице в открытой машине и был застрелен при всем честном народе… Вот только у лоранцев, похоже, попросту не было подобных случаев. Ни маньяков не было, ни грабителей, ни политических убийств.

Обо всем этом Славин успел подумать на пути к городку. Отчасти он пытался таким образом понять «братьев по разуму» и тем самым подобрать ключ к тайне Лораны. Кроме того, подобная «гимнастика для ума» не позволяла спецагенту скучать в пути, продлившемся не менее двух часов. Единственный спутник, а именно, хозяин повозки, был молчалив и даже не думал развлекать своего «пассажира». За все два часа он заговорил лишь однажды — когда повозка проезжала мимо брошенного на обочине танка.

Славин узнал машину — это был Т-Меркава-XL, один из самых «популярных» танков Земли. Помимо крупнокалиберного орудия в его арсенал входили лазерная турель и зенитно-ракетный комплекс многоразового использования. Добавить сюда антиграв для ведения боя в гористой местности, автопилот и лишь в редких случаях пробиваемую броню — и причины популярности данной модели становятся более чем понятны.

Вот только на данный конкретный танк эта популярность похоже не распространялась. Дорогостоящая машина валялась у дороги, словно мусор; ее люки были настежь раскрыты, башня смотрела куда-то вбок, а броню уже успели обгадить пролетавшие мимо птицы. И — никаких следов повреждений: ни пробоин, ни копоти.

Танк выглядел целым и, наверное, был еще боеспособен. Вот только поблизости некому было воспользоваться данным его свойством. Танк был брошен — и превратился в обычную груду металла.

При виде такого зрелища доселе молчаливый возница встрепенулся.

— Это ведь ваше, — не спросил, а констатировал он, слегка качнув головой в сторону танка.

— Ну да, — нехотя ответил Славин, понимая, что отпираться нет смысла, — с нашей планеты…

— Тогда скажи мне, — начал заметно помрачневший лоранец, — что вашей планете нужно от нас? Я понимаю, вы ищите… как это называется? Братья по разуму? Проще говоря, хотите дружить, общаться, прилетать в гости. Так?

Славин кивнул.

— Но не кажется ли тебе, — продолжал возница, — что гость должен уважать хозяина того дома, куда он пожаловал. Не знаю, как у вас, но мы придерживаемся именно такого отношения.

— А разве кто-то против? — не выдержав, брякнул Славин. Покровительственный тон собеседника начал его раздражать.

— Против? — переспросил лоранец, — против, по-видимому, те из вас, что приехал на этих железных штуках. Я, правда, тогда был в отъезде, но от жены слышал… и от соседей. Явились среди ночи, устроили переполох; кому-то заборы поломали, а у кого-то дочку хотели испортить. Хорошо ваш… старший хотя бы это запретил.

Егор Славин еле сдержал усмешку. Старший! Эти бедняги настолько далеки от войны и всего, что с ней связано, что не знают даже слова «командир».

— …и допросы, обыски, угрозы. Как будто мы, а не вы в чем-то провинились! Понятно, что ваши представления о гостеприимстве могут отличаться от наших… Но зачем вести себя как в хлеву? Гадить, бодаться… Теперь вот еще ты — слава Матери, без этих страшных трубок. Ну… тех, которые огонь и молнии испускают. Надеюсь, хоть ты к нам с добрыми намерениями?

На это Славин мог ответить лишь многозначительным молчанием. Обсуждать поведение своих собратьев по планете, поведение, надо сказать, отнюдь не примерное, ему не хотелось. А выдавать цель своего визита — тем более. В противном случае ему бы пришлось… нет, не глотать ампулу с ядом, как это показывают в плохом «шпионском» кино. Просто экстренно сообщить на «Немезис» о необходимости эвакуации — и о провале задания, разумеется.

Остаток пути до городка прошел в напряженном молчании. Лоранцу, видимо, уже нечего было сказать; Славин же, еще со времен Академии, прочно усвоил тезис о несовместимости своей работы и тяги к болтовне. Брошенная боевая техника им больше не попадалась — за исключением одинокой БМД. Большого, слегка бронированного, автомобиля, почему-то лежащего на боку.

До лоранского «города» они добрались уже в сумерках. И Славин смог воочию увидеть, насколько разный смысл в это понятие вкладывают жители двух планет. По меркам Земли так называемый «город» был всего лишь поселком на пару сотен домов. Одно- и двухэтажных домов со скатными черепичными крышами, окруженных садиками и символическими заборчиками.

Славин прикинул в уме стоимость подобного жилища на родной планете… и понял, что не заработает на него ни в жизнь. Среднестатистический землянин мог себе позволить на порядок меньше жизненного пространства, чем его «брат по разуму». Квартира в пентхаусе, по метражу уступающая любому из здешних домов минимум вдвое, была для этого среднестатистического пределом мечтаний. Про сад же и собственный клочок земли и говорить было нечего.

По правде сказать, прогнозы о перенаселении Земли, столь популярные в двадцатом и начале двадцать первого веков, не подтвердились. Горе-демографы, что пугали в ту пору людей «геометрической прогрессией», не удосужились, видно, проверить, где и за счет чего население растет, причем в вышеуказанной прогрессии. В противном случае им бы пришлось порядком поломать голову… и скорректировать свои выводы.

Правда же заключалась в том, что рождаемость превышала смертность в деревнях, мелких городках и целых странах, что, мягко говоря, не отличались высоким уровнем жизни. В мегаполисах же, с их теснотой, дороговизной, плохой экологией и бешеным ритмом жизни, даже один ребенок был слишком дорогим удовольствием. Дорогим и сомнительным — даже один ребенок на супружескую пару.

Но население Земли упорно стремилось именно в мегаполисы — привлеченное лозунгом «большой город — большие возможности». Грызня за кусок пожирнее казалась гораздо привлекательней, чем «стабильное» и «размеренное» прозябание в родной Тьмутаракани. И когда доля населения, приходящаяся на мегаполисы, превысила девяносто процентов, число землян сперва перестало расти… а потом мало-помалу начало сокращаться.

В итоге, к середине двадцать второго столетия, на планете осталось от полутора до двух миллиардов человек. Плюс несколько миллионов поселенцев и вахтовиков на Луне, Марсе и спутниках планет-гигантов. Последним, надо сказать, было «не до жиру», и уж тем более, не до размножения. Лишь относительно высокий заработок заставляет их участвовать в освоении Внеземелья, проще говоря — обитать в условиях, рядом с которыми даже земная тюрьма покажется санаторием.

Но и на Земле, кстати говоря, сокращение населения не принесло ни простора, ни комфорта. В мегаполисах, типа родной для Славина двадцатимиллионной Москвы, напротив, стало тесней и грязней, а цены на недвижимость достигли поистине заоблачных высот. Да, за пределами мегаполисов осталась куча бесхозной земли, но эта земля была защищена от посягательств целым легионом экологических законов.