— Милый, милый… Но мне он уже страшно надоел своими фортепьяно, скрипкой и трещотками. К тому же он такой тихий…

— Да, веселым его не назовешь. Но в то, что он лицемер, я не верю.

— Почему же он никогда не смеется?

— Может быть, у него какое-нибудь горе.

— Как бы не так! У него хорошее место, его балуют. И мне кажется… — Тут Лантюр понизил голос: — Мне кажется, что его интересует мадемуазель…

— И что же тут удивительного? Она хороша собой. Эти белокурые локоны и голубые, как небо, глаза…

— Она красавица, это верно! Но это чучело дает ей уроки, и знаешь что, Канар, я ему не доверяю, как огню…

— Как огню на пепелище…

— Именно так. Как раз это слово!.. Он себя еще покажет. Никогда не смеется, никогда не выходит, не охотится, только ночью по парку бродит… Все это странно… Если его совесть чиста, то почему он себя так ведет?

В эту минуту раздался колокольный звон, от которого Лантюр вздрогнул. Вскочив со скамейки и опираясь рукой о стену, он спросил:

— Который час?

— Десять.

— Свадьба в двенадцать! Saperlotte!..[1] Служба прежде всего!.. Это все ты, Канар! Заставил меня потерять столько времени!

— Наверстаешь еще!

— Без меня свадьба не состоится…

— О! — недоверчиво воскликнул Канар.

— Ты меня обижаешь… Слушай… Из Парижа к каретнику прибудет один ящик. Там должны быть вещи, без которых никак не обойтись!..

— Каретник в двух шагах отсюда…

— Бегу, бегу… Ноги в руки — и в Трамбле!

Уже через минуту Лантюр гордо шел мимо гостиницы «Крылатый лев» с белой картонной коробкой в руках, перевязанной голубой лентой.

— Вот и ящик! — радостно воскликнул он.

— Отлично, — прошептал Канар. — Но меня удивляет, что господин Губерт так доволен…

Колокола веселым перезвоном оповещали жителей окрестных деревень о радости владельца замка Трамбле. Переселившись в эти места, граф Керу быстро снискал всеобщее уважение, ведь под грубой внешностью старого моряка скрывался человек поистине добродетельный. В округе все знали его как преданного слугу своего отечества. Он с честью нес трехцветное знамя Франции и с равным мужеством сражался как с врагами, так и с бурями. В первый раз он женился в ранней молодости, но его супруга скоро умерла в одиночестве, на которое обречены все жены моряков. С тех пор необремененный привязанностями граф постоянно искал, на кого бы излить свою любовь и внимание. Имея овдовевшую сестру, пораженную к тому же неизлечимым недугом, он взял к себе ее сына — Губерта де Ружетера. Господин Керу воспитывал его и надеялся со временем сделать наследником своего весьма значительного состояния, ведь доходы не проживались, а ежегодно прибавлялись к капиталу.

Нам уже известно о приключении на Мартинике, перевернувшем все планы графа. Разумеется, капитан не допускал никаких эгоистических мыслей в ту минуту, когда он спасал жизнь бедной сироты Элен Савернье. Но моряку наскучила наконец жизнь, полная тревог и усталости, и он мало-помалу стал предаваться тихому семейному счастью…

На долю Элен выпало немало страданий. Ее родители были бедны, и девочкой особенно никто не занимался. Пьер Савернье, ее отец, всю свою жизнь гнался за богатством, которое то вдруг являлось перед ним, то бесследно исчезало. Когда он возвращался домой, на Мартинику, то срывал злость, вызванную неудачей, на жене, терпеливо сносившей все укоры и нападки мужа. Элен, страшившаяся грубых привычек отца, подчинялась ему безропотно.

Отец, видимо, больше любил старшую сестру Элен — Полину. Обе девочки — светловолосые, с утонченными чертами и немного раскосыми голубыми глазами — чудесным образом походили друг на друга. Характеры же их, напротив, заметно разнились. Полина была решительна, своевольна, тогда как Элен отличалась мягкостью характера. Со старшей дочерью Савернье постоянно толковал о своих предприятиях и надеждах. Он до того воспламенил воображение девочки, что со временем она превратилась в девушку, страстно желающую разбогатеть. Младшую сестру Полина презирала, но иногда делилась с ней своими фантазиями. В такие редкие моменты Элен, улыбаясь, лишь качала головой, а потом шла обнять мать, показывая тем самым, что всякому блестящему будущему предпочитала настоящее. Полина лишь пожимала плечами: от отца ей нередко приходилось слышать, что он не имел успеха, потому что мать не помогала ему…

Однажды настал тот день, когда Савернье не вернулся — его убили в одной опасной экспедиции. Мать осталась одна с двумя дочерьми, но на этом их несчастья не закончились: в колонии разразилась эпидемия. Одной из первых ее жертв стала госпожа Савернье. На другой день после смерти матери Полина, которой тогда уже было шестнадцать, исчезла. По слухам, она бежала с одним авантюристом, разорившим на Мартинике несколько человек. Затем случился страшный пожар, от которого Элен спас граф Керу. Тогда для нее и началась новая жизнь, но уже во Франции. Девушка скоро поняла, что все ее счастье заключается в этой безмятежной и тихой жизни. В капитане — добром, мягком и любящем человеке — она нашла сердечную привязанность и просто, не колеблясь, не заботясь о состоянии графа, предложила ему себя.

Господин Керу решил посоветоваться с племянником, ведь его беспокоило немало вопросов. Не была ли между ним и его избранницей слишком большая разница в возрасте? Как на этот союз смотрит сам Губерт? Больше всего граф хотел, чтобы в семье не было раздора. Губерт всеми силами старался побороть сомнения дяди. Разве граф не мог свободно распоряжаться своим имуществом? Разве он не чувствовал себя моложе многих юношей, которые вели разгульную жизнь, лишающую их сил? Одним словом, граф позволил себя убедить, и всем на радость должна была состояться свадьба.

В тот день, с которого ведется начало нашего повествования, все крестьяне из близлежащих деревень — Серне, Рамбуйе, Клер-Фонтен, Рошфор — толпились у входа в церковь, оглашаемую звуками органа. В темном углу, где стоял инструмент, прятался плачущий человек, которого никто не замечал. Это был Эдуард Давид, занимавшийся музыкальным образованием Элен. Он любил ее, надеялся жениться на ней, и вдруг все его надежды рассыпались в прах. Стараясь совладать со своим горем, он возносил пламенные молитвы Богу, чтобы он даровал счастье той, ради которой сам Эдуард готов был положить жизнь.

Все дворяне, жившие по соседству, считали за честь присутствовать на бракосочетании графа Керу. Вдруг на площади раздались громкие восклицания — это кортеж выехал из ворот замка. Впереди всех шел вице-адмирал Равер, пожелавший быть посаженым отцом невесты. Он вел девушку под руку и рассказывал ей что-то веселое, указывая на толпу народа. Лицо невесты скрывалось за длинной фатой. Она шла, опустив глаза, и вся трепетала от счастья… Далее следовали господин Керу, одетый в морскую форму, и почтенная госпожа де Сольв восьмидесяти лет — подруга матери капитана. Позади шли шафера и свидетели, среди них был и Губерт де Ружетер. Немного бледный, он смело смотрел по сторонам, как бы желая показать, что легко мирится со своей участью и жертвует собой.

Парадный кортеж вступил в церковь. Священник в полном облачении уже ждал жениха и невесту. Лантюр в форменном мундире матроса пробирался к остальной прислуге замка. Его заметил Канар и сделал ему дружеский знак, что заставило Лантюра гордо приосаниться. Церемония началась. Священник произнес благословение, и Элен Савернье стала графиней Керу. Когда супруги вышли из церкви, всеобщая радость не знала границ. Послышались крики:

— Да здравствует граф Керу! Да здравствует графиня!

Губерт де Ружетер, по-прежнему улыбаясь, быстро подошел к одной из бочек с вином, наполнил свой стакан и, подняв его, крикнул:

— Друзья мои! Будем пить за здоровье молодых супругов!

Слуги, все без исключения, последовали его примеру. Дети, которые присутствовали на празднике, были щедро одарены игрушками, а взрослые уселись за столы, уставленные всевозможными яствами и вином. Эдуард Давид, игравший на органе, еще не выходил из церкви, и огромный инструмент продолжал изливать дивные звуки. Наконец, вышел и музыкант. Весь бледный, не присоединяясь к толпе, он направился к замку…