«Это имеет смысл, — подумал он. — Уверен, что в толпе, снующей вокруг дома на бульваре Ланн, столько же переодетых полицейских, сколько и уличных девиц. Меня многие знают. Газета „Свет“ со своими таинственными статьями всегда была не по душе полиции, так что за мной наверняка начнут следить… Тогда дело пойдет куда быстрее».

Но теперь его страшила мысль о столкновении с полицией. Полное одиночество, в котором он находился в течение двух последних дней, лишило его энергии и подъема, делавших его — когда работа была ему интересна — неподражаемым репортером. Он нуждался во влиянии среды, в опьянении словами, спорами, борьбой, в непрерывной кипучей деятельности; лишенный всего этого, он чувствовал себя слабым и нерешительным.

Около пяти часов Кош зашел на телефонную станцию и попросил соединить со «Светом». Ему ответили, что телефон газеты занят. Он подождал минутку и позвонил опять. Линия была переполнена. До него долетали обрывки фраз, прерываемые резкими голосами телефонисток. И вдруг он отчетливо услышал чей-то голос:

— Газета «Свет»?

Репортер запротестовал:

— Извините, милостивый государь, но я раньше вас вызывал…

— Очень жаль, но меня первого соединили. Алло, «Свет»?..

— Что за нахальство! Алло, барышня…

Послышался смех. Кош взбесился:

— Алло, барышня, нас обоих соединили…

— Я слышу. Это не моя вина. Подождите…

— Я жду уже четверть часа, мне это надоело! Соедините меня…

Но он не докончил фразы и стал прислушиваться. До него начали долетать вопросы и ответы. Шум на линии внезапно затих, и он мог свободно следить за разговором. Человек, чей голос он только что слышал, говорил:

— Вот досада! В котором же часу он обыкновенно приходит?

Его собеседник, в котором Кош сразу узнал секретаря редакции, ответил:

— Около пяти… Но напрасно вы…

— Как это неприятно, — продолжал первый голос. — Не знаете ли, где можно его найти?

«Где я слышал этот голос?» — подумал Кош.

— Не могу вам сказать, — послышался ответ Авио.

— Но вечером он придет? Будьте так добры, попросите его зайти ко мне. У меня есть для него важное сообщение…

— К сожалению, это невозможно. Он уехал, и мне не известно…

«Однако!..» — подумал Кош, сильнее прижимая ухо к телефонной трубке.

— Когда же он вернется? — спросил незнакомец.

— Право, не знаю… Может быть, он уехал надолго, а может быть, скоро вернется …

— Но все же он в Париже?

— Ничего не могу вам ответить… Очень сожалею…

«Да ведь они обо мне говорят, — подумал Кош, — и этот голос, этот голос…»

— Не разъединяйте, пожалуйста, мы говорим! — закричал Авио.

И Кош, страшно заинтересованный, тоже машинально крикнул: «Мы говорим!..» Но тотчас прикусил губу. Ему повезло: он слушал разговор, который имел к нему непосредственное отношение. Было бы безумием прерывать его. Но телефонистка, к счастью, не отреагировала на его восклицание. Разговор продолжался:

— Но вы можете сообщить мне его адрес?

— Конечно.

— И есть надежда застать его дома?

— Черт возьми, — прошептал Кош. — Я не ошибся. Это пристав!

Легкая дрожь пробежала по его телу. Пальцы судорожно сжали телефонную трубку, и он почувствовал, что бледнеет. Для чего приставу так настоятельно хотелось увидеть его, узнать его адрес, если не для того, чтобы… Репортер не решился даже мысленно докончить фразы, но грозные слова встали перед ним с поразительной силой и ясностью: «Меня хотят арестовать».

Обратный путь был ему отрезан. Кош зашел уже слишком далеко, чтобы позволить себе даже минутное колебание. Три дня прошли с такой головокружительной быстротой, что он не заметил хода времени, и теперь ему показалось, что он пойман в ловушку. У репортера мелькнула искра надежды, что секретарь не ответит. Он еле сдерживался, чтобы не закричать: «Прошу вас, замолчите, не называйте моего адреса!»

Но это значило бы серьезно скомпрометировать себя. В сущности, репортер хотел, чтобы его арестовали, допросили, обвинили, но при этом у него должна быть возможность одним словом разрушить все взведенные на него обвинения. Как же в таком случае он объяснит свой страх, который так и не смог побороть?..

Секретарь продолжал:

— Не знаю, застанете ли вы его дома, но вот его адрес…

На мгновение у Коша появилась надежда, что речь идет не о нем, но тут Авио продиктовал:

— Улица де Дуэ, дом номер шестнадцать.

— Благодарю вас, простите за беспокойство.

— Не за что, до свидания…

— До свидания.

Кош понял, что разговор завершился… Короткий шипящий звук… потом ничего… Но он оставался на том же месте, скованный непонятным волнением. Лишь через несколько минут репортер пришел в себя. Не слыша в телефонной трубке больше ничего, кроме неясного гула, подобного тому, который раздается в больших морских раковинах, он понял, что ему здесь нечего больше делать.

Кош уже взялся за ручку двери, но остановился в нерешительности. А что, если кто-нибудь поджидает его за дверью, что, если его схватят?.. Мысли о собственной невиновности даже не приходили ему в голову. Кош думал только об одном: его скоро арестуют! Собственно говоря, он мог еще, рискуя быть осмеянным, во всем признаться. В худшем случае его ждали несколько дней тюремного заключения, в лучшем — строгий и неприятный выговор… Но Кош и этого не в силах был сделать. Он был совершенно обессилен, загипнотизирован одной неотступной мыслью: меня арестуют.

Эта мысль хоть и страшила его, но в то же время манила и влекла к себе с непонятной и грозной силой, страшной, как пропасть, над которой наклоняется путешественник, опасной, как страстный призыв сирен, увлекающий в бездну неопытных моряков. Наконец, он вышел. Никто не обратил на него внимания. Лишь служащий, сидевший за своей конторкой, обратился к нему:

— С вас за два разговора.

— Хорошо, — ответил Кош.

Репортер взял второй билетик. Он не стал возражать и настаивать на том, что даже не успел поговорить. Перед дверями на улицу на него вновь напало минутное сомнение: «А если бы я все же протелефонировал в „Свет“?»

Но он решил, что теперь уже все попытки избежать ареста будут бесполезны, и вышел на улицу, стараясь понять, что могло так быстро навести полицию на его след. В глубине души Кош был несколько пристыжен тем, что ему потребовалось так мало усилий, чтобы привлечь к себе внимание слуг закона.

Тем временем, отойдя от телефона, пристав прошел через небольшой зал, где собрались инспекторы. Один из них, сидя за столом, казался погруженным в какое-то важное дело.

— Скажите-ка, — обратился к нему пристав, — нельзя ли отложить на потом дело, которым вы заняты?

Тот улыбнулся:

— Оно не такое уж срочное… но чем скорее я это закончу, тем лучше… Я ищу по справочнику все улицы, названия которых начинаются с «de». Помните обрывки, которые мы нашли утром?.. Попробовать стоит…

— Ах, так вот какой ерундой вы заняты. Бросьте все это, возьмите экипаж и поезжайте справиться, дома ли Онэсим Кош. Его адрес: улица де Дуэ, дом шестнадцать.

— Улица де?.. — живо переспросил инспектор.

— Улица де Дуэ, дом шестнадцать… Вы не знаете, где она находится?

— Нет-нет, знаю, я не этому удивился. Слишком много совпадений. Дом номер шестнадцать, и потом, улица де…

Пристав, в свою очередь, вздрогнул: эта цифра, на которую он сначала не обратил внимания, показалась ему вдруг имеющей большое значение. Не ее ли он видел сегодня утром на куске конверта, найденном на бульваре Ланн? Он взглянул на инспектора, инспектор посмотрел на него, и оба простояли так несколько секунд, не решаясь сформулировать зародившиеся у них подозрения.

Утром пристав не придал никакого значения этой цифре и теперь не обратил бы внимания на довольно странное, в сущности, совпадение, если бы не инспектор. Поразмыслив, пристав решил не подавать вида, что разделяет мнение подчиненного.