— Пожалуй, ты прав, — согласилась Берни. — На самом деле, просто морось.

— Кроме того… я получил твое сообщение.

— Я слишком поспешила.

— Я так и понял. Оно не совсем внятное.

— Стараюсь не выражаться невнятно.

— Ну, тогда скажем, я не услышал на голосовой почте твоего обычного внятного голоса.

— У меня слишком много забот. Наваливается одно на другое. Буквально. Сплошная бетономешалка.

Он криво усмехнулся какой-то треугольной улыбкой — справа шире, — прищурился, сверкнул глазами.

— Хорошо.

— Что хорошо? — уточнила она.

— Возьми зонтик, сестра Бернадетта. Пойдем, покажи мне, что надо подремонтировать.

Она посмотрела на письменный стол, заваленный грудами весенних ученических табелей. Собиралась их все просмотреть и решить, куда на будущий год отправлять старших девочек. Реджис пошла в Бостонский колледж. Если бы иезуиты прибрали ее к рукам до октября, заставили задуматься о своих интеллектуальных способностях, приобщили к игнацианской[15] духовности, она дважды подумала бы, прежде чем выходить замуж.

— Ну, пошли, — сказал Том. — Проведи утро подальше от письменного стола. Давай-ка, прогуляйся со мной.

— Ох, — вздохнула она, качая головой.

Им обоим по сорок семь лет. Кожа Тома загрубела и сморщилась — каждый день жизни проходит на свежем воздухе, за исключением того самого года в Ирландии.

Они с Томом отправились туда первыми, задолго до роковой поездки Джона и Хонор. Том хотел отыскать корни своей семьи и семьи Берни. Хотя в Штатах Салливаны работали на Келли, в Ирландии они были равными — бойцами и земледельцами.

Приземлившись в Шенноне, поехали в Дублин. Ровно в четырех милях к северу от города семья Келли сыграла свою роль в ирландской истории — в битве при Клонтарфе в 1014 году Тадмор О'Келли погиб, защищая Ирландию в кровопролитном сражении против датчан. Во время битвы из морских волн вынырнуло огромное чудовище, охраняя тела павших О'Келли и членов их клана. Ныне оно изображается на кресте Келли, гордо красующемся на гладком кольце Франциска Ксаверия, которое Том сейчас носит на пальце — единственном свидетельстве его принадлежности к великому семейству.

Берни унеслась мыслями в прошлое. Во время той поездки она уже знала, что уйдет в монастырь. У нее были на то основательные причины. Но они с Томом давно были знакомы, нежно, глубоко и преданно любили Ирландию. Ей было необходимо там побывать перед принесением обетов.

В самолете, держа ее за руку, он давал всевозможные обещания:

— Я познакомлю тебя с дублинскими Келли, а потом мы отправимся в Корк к Салливанам и Дарганам, по следам пиратских кровей твоего брата… — Смуглый темноволосый ирландец Джон давно считался плодом чьего-то давнего романа с испанским или алжирским пиратом, закопавшим золото на земле Дарганов. — Там узнаем, почему нашим семьям так дороги каменные стены.

— Кто возражает? — шутливо воскликнула Берни. Но в глубине души говорила серьезно. Вступление в орден сестер Богоматери Победоносицы означало прекращение подобных поездок. Это ее последний победоносный вызов, и с кем лучше его бросить, как не с Томом Келли?

Задрожав от нахлынувших воспоминаний, она сунула руки в рукава, чтобы согреться. Его глаза горели, манили ее, точно так же, как в детстве, как во время поездки в Ирландию, определившей дальнейшую жизнь.

— Пойдем со мной. — Он придержал открытую створку двери.

Она кивнула, сняв с высокой латунной вешалки большой зонт. Он молча забрал его у нее, открыл, поднял над ее головой, выходя из здания на территорию кампуса.

Дождь барабанил по шелковому зонту. На ходу их руки соприкасались, она задевала плечом бицепс Тома — высокого, вымахавшего, как помнится, за один год выше шести футов. Ему тогда было тринадцать лет.

В детстве они вместе играли на этом участке, изначально принадлежавшем его прадеду, Франциску Ксаверию. Келли наняли ее прадеда Кормака Салливана, только что высадившегося с пришедшего из графства Корк парохода, поручив ему собрать бригаду для кладки стен. Со временем прадед Тома пожертвовал круглые холмы и величественные постройки сестрам монастыря Пресвятой Богоматери Победоносицы, чтобы они открыли там школу для девочек. Семейная усадьба под названием «Stella Maris»[16] стала Академией.

На двадцати акрах с округлыми холмами и каменными стенами на берегу стоят большие каменные здания, зимой теплые, весной и осенью прохладные под океанским бризом; монастырский виноградник дает великолепное вино шардоне; в Академии преподают первоклассные учителя; в превосходной библиотеке хранятся редкие книги Франциска Ксаверия об Ирландии, церкви, средневековой Франции и Риме, включая собрание иллюстрированных манускриптов, соперничающее с собранием Йельского университета; в первый день осеннего семестра старшие показывают младшим лабиринт потаенных туннелей; красивые стены рассказывают о тоске по Ирландии, по оставшимся там родным, о голоде и страданиях, о семейной истории Джона и Берни, надежно охраняя монахинь, а потом и учениц. Раз в год Четвертого июля[17] монахини позволяли семейству Келли устраивать там грандиозное празднество. Выражая благодарность Америке за все, что она сделала для ирландцев, семья приглашала на праздник потомков строителей, превративших «Звезду морей» в такое впечатляющее, живописное место.

Так Бернадетта и Джон Салливаны, правнуки бедного каменщика, подружились с Томом Келли, правнуком владельца усадьбы. Джон подзуживал Тома лазать на самые высокие деревья, балансировать на краю самых острых утесов. В Академию поступила Хонор, живущая с родителями ниже по побережью в Хаббард-Пойнт.

Том взбунтовался против привилегированной семейной жизни и теперь строит стены; Берни руководит Академией, а Джон с Хонор расстались — даже если не говорят об этом. «Как все переменилось», — во второй раз за день подумала она. И все-таки, глядя на Тома Келли, решила, что очень многое вовсе не изменилось…

— Расскажи, о чем думаешь, — попросил он.

— О том, что ты скажешь насчет ремонта, и сколько он будет стоить, — ответила она.

— Врешь, и это нам обоим известно. Ну, давай, признавайся.

— Вспоминаю праздники Четвертого июля, — призналась она, шагая с ним рядом.

— Ах, да, — кивнул он. — Когда все мы, якобы, были обязаны целовать землю, которая принесла нам благополучие и процветание.

— Ваша семья была щедрой, — сказала она. — В тот день мы с Джоном всегда спускались к морю. Как все дети. Чувствовали себя особенными в таком замечательном месте.

— Мы вовсе не замечательные, а ничтожные, — фыркнул он. — Моя семья кичилась своим происхождением даже больше, чем так называемые «настоящие» белые американцы. Нас не приняли в клуб для избранных, поэтому мы построили свой, еще лучше. «Звезда морей» красивее школы мисс Портер. Мой отец постоянно об этом твердил, хотя отдал Энн именно туда. Голод выгнал наших предков из Ирландии в сорок седьмом году, и они никогда не оглядывались назад.

Берни слышала горечь в его тоне.

— Ты оглядываешься, — возразила она. — Вы с Джоном видели, что скрыто в каменных стенах, и оба оглядываетесь назад.

— Да, Берни. Правда.

Она помнила, как они взволновались, найдя маленький каменный ящичек, который Хонор назвала «капсулой времени». Именно он определил ход событий, направив всех четверых в Ирландию двумя отдельными волнами.

— Я видел, каким взглядом окинула меня сегодня Чарлот Роуз Уитни, — сказал Том.

— Сестра Урсула, — поправила Берни.

— Постоянно вертелась вокруг Энни, являлась к нам на выходные. Я ездил в Фармингтон, забирал их вечером по пятницам. Никогда бы не подумал, что Чарлот станет монахиней…

У Берни защемило в желудке. Известно, что последует дальше.

— И о тебе никогда не подумал бы.

— Хватит об этом, ладно? — попросила она на широкой зеленой лужайке под кронами высоких тополей, окружавших дорожку. Моросил дождик, ее черные ботинки промокли.