Майкл остановился возле трехэтажного кирпичного здания библиотеки, не выключая мотор. Он посмотрел на ночь строго и все же нежно, но она отвела взгляд, перебегающий с предмета на предмет. От натянутой улыбки на щеке появилась ямочка.

– Я не пытаюсь ограничить твою свободу, дорогая. Ты же знаешь, что это не игра – мы в опасности, все мы. Я должен убедиться, что опасность миновала.

– А она когда-нибудь минует?

«Навряд ли», – подумал Майкл, но вслух произнес:

– Наверное. Но пусть все… устроится, хорошо? И начнется новая жизнь.

Из груди Анны вырвался звук, не очень похожий на смех.

– И что, я должна строить новую жизнь в своей комнате? Ты заставил меня бросить все, что было, но не позволяешь мне заменить это чем-то другим!

– Еще слишком рано, Анни… Не все сразу, хорошо?

– Тебе легко говорить – у тебя есть работа, по-настоящему новая жизнь! А я все время дома с мамой, у которой сейчас не больше интереса к жизни, чем у этих кактусов!

– Мама привыкнет, – вздохнул он.

– Ты так думаешь? Она похожа на зомби Донну Рид.

– Она привыкнет. И ты тоже. У тебя же появились друзья, не так ли?

– Да, если бы не Синди, которая живет напротив, я бы уже сошла с ума!

– И я ведь не запрещаю тебе гулять с Синди и ее друзьями, не правда ли?

Анна сглотнула и подарила отцу взгляд, признающий в нем человеческое существо.

– Да. Я благодарна тебе. Честно. И здесь интересно в каком-то смысле.

– Тебе понравилось ездить верхом, да? Ты сказала, что парк для верховой езды действительно красивый…

– Да, ничего. Хороший.

– Ты с Синди и этими ребятами уходила, а я ничего не говорил, не нервничал из-за этого, правильно?

– Правильно.

– Тут хорошо. Ты сама знаешь. Мы можем начать здесь все сначала, все мы.

– Я знаю.

– Мы можем сходить поиграть в гольф. Ты хочешь поиграть со своим стариком?

– Конечно, пап, – кажется, разговор утомил Анну. – Давай смотреть дальше университетский городок.

– Конечно, дорогая.

Анна была права насчет матери, Майкл это знал.

Пат плыла по течению, не больше. Она продолжала следить за собой, несмотря на то что выглядела так, будто за несколько месяцев постарела на десять лет. Она начала носить одежду пастельных тонов (яркий ковбойский стиль Таксона ей не нравился) и казалась такой же бледной, как ее одежда.

Иногда Пат выходила посидеть возле бассейна в тени, избегая солнца. Она готовила, делала покупки, даже убирала, заявляя при этом, что не хочет, чтобы ей кто-то помогал с домашней работой. Она спокойно делала всю работу по дому и казалась какой-то потерянной.

Когда Пат не хлопотала по хозяйству, она сидела и пила апельсиновый сок (она пообещала Майклу, что это будет только апельсиновый сок, потому что смешивать алкоголь с ее лекарством не стоило) и читала книги, купленные в супермаркете, или смотрела телевизор. Она увлекла несколькими мыльными операми, особенно сериалом «Больница», пока они жили в Вашингтоне в гостинице, и игровыми шоу, в которых участвовали знаменитости, такими как «Площадки Голливуда» и «Пирамида».

– Ты когда-нибудь встречался с Питером Лоуфордом, дорогой? – спросила она однажды. – Он сегодня участвовал в «Пирамиде».

– Да, пару раз.

– Он такой дурак, правда?

– В общем, да.

Вот чем стала ее жизнь – телевизор, домашняя работа, приготовление пищи, иногда бессмысленные комментарии. Пат не пыталась заняться политикой или благотворительностью. Ее политические порывы ограничивались фразой «чертов Никсон», когда президент появлялся на экране, и они еще не нашли подходящую церковь, что было довольно необычно для семьи Сатариано… то есть Смит.

– Ты не хочешь вступить в какую-нибудь церковь? – спросил Майкл у жены как-то за ужином, когда Анна ушла в свою комнату слушать «Дип Перпл» (рок-группу, а не песню).

– Не очень, – ответила Пэтси Энн и отхлебнула кофе, не глядя на него и вообще ни на что не глядя.

– В этой части Таксона есть несколько неплохих храмов. Мы можем даже пойти в одну из традиционных миссионерских церквей.

– Нет, – она слабо пожала плечами. – Мы не должны высовываться, правильно?

Вот и все, что она сказала по этому поводу.

Майкл надеялся, что Пат действительно привыкнет. И готов был сделать все от него зависящее, чтобы помочь ей. Он знал, что она лгала насчет апельсинового сока, потому что водка из буфета испарялась таинственным образом, и он боялся, что Анна это тоже замечает. Но сейчас, в самом начале новой жизни, он не мог, не хотел прямо поговорить об этом с женой.

Но он это сделает. Сделает. Деликатно. В один из ближайших дней. Или ночей.

Майкл чувствовал себя виноватым из-за того, что сам так легко приспособился. Ему доводилось привыкать и к более тяжелым переменам – когда они с отцом ушли из дома посреди ночи, несколько жизней назад, им не просто угрожало нападение, они оставили позади тела мамы и брата Питера. Переехать в замечательный город Таксон, в чудном штате Аризона, навряд ли было тяжелее, чем жить в «форде», ночевать в мотелях, похожих на ночлежки из фильма «Бонни и Клайд», и грабить банки на проклятом пути.

Он был Майклом О'Салливаном-младшим, знаменитым ребенком из Род-Айленда, штат Иллинойс. Он был водителем Ангела Смерти, о котором писали все газеты. Он был Майклом Сатариано, подростком в Де-Калбе. Он был Майклом Сатариано, героем войны. Он был Майклом Сатариано, бандитом, мафиози. И он был Майклом Сатариано, руководителем казино.

Быть Майклом Смитом, управляющим ресторана, было не трудно.

А Таксон – растянувшийся на девять квадратных миль в долине, окруженной пятью горными хребтами – замечательный город, лучшее место, в котором когда-либо жила его семья; девочки обязательно полюбят его, как он уже успел полюбить. Майкл находил пустынный, бесплодный город странно успокаивающим и наслаждался сухим зноем, чистым небом, горизонтом, изрезанным горами, которые постоянно переливались всеми оттенками красного и синего.

Местность в районе озера Тахо претендовала на звание дикого уголка природы, но на самом деле это была ловушка для туристов. Таксон же напротив – с широкими вымощенными улицами, вдоль которых росли апельсиновые деревья, узколистные тамариски и даже вечнозеленые кипарисы – излучал флюиды неподдельного спокойствия, естественности и неторопливости. Местные жители круглый год носили джинсы и мини-юбки. В своих костюмах и галстуках Майкл выглядел пижоном в этой культуре с испанскими, мексиканскими и индейскими корнями; ковбойские шляпы и сомбреро были обычным явлением в Олд-Пуэбло, как называли этот город коренные жители.

Некоторые старожилы называли Таксон по-другому: «Рай для демонов». Это название появилось во времена беззакония, когда конокрады, бандиты, мошенники и другие «отбросы общества» считали Таксон своим домом; шайка Глантона, Уайатт Эрп и Док Холлидей ходили по этим улицам, когда те еще были покрыты сухой грязью, пока не переселились в соседний Тумстон (кстати, Эрп тоже был «маршалом»).

И Майкл прослеживал связь со своей ситуацией – разве он и его отец не были одними из последних «великих» преступников? Он вспоминал, как старожилы Тахо рассказывали ему, что Малыш Нельсон и Джон Диллинджер скрывались в «Каль Нева» в свои лучшие времена, а Майкл при этом думал: «Вы имеете в виду… в мои лучшие времена.…» У «Каль Нева», конечно, была своя история – такая же древняя, как рассказы о Малыше и Диллинджере. Хотя Майкл больше не отвечал за казино и не решал его разнообразные проблемы – и его зарплата была не такой уж большой – он все же был доволен своей новой должностью: управляющий модного ресторана на авеню Норт-Кемпбел.

«Винсент», хозяин и тезка которого был растратчиком и неплательщиком налогов, из-за чего ресторан и перешел во владение дяди Сэма, был, как сказали бы парни из Чикаго, «шикарным заведением». Из окон от потолка до пола, в стиле гасиенды, открывался прекрасный вид на городские улицы, но кухня была необычной для Таксона, не мексиканской, а скорее континентальной, с такими блюдами как «барашек Веллингтон» и «телятина Соннино». Щеф-повар – русский еврей, называвший себя Андре – высококлассный специалист, получал такую же зарплату, как и Майкл… и не получал даром ни одного пенни.