– В футбол? Это когда же?

– Ну, не совсем, чтобы в футбол, но.… А дело было так: вот, именно в те времена ходили мы на боевую в Средиземку. Да, это точно был морской пуп земли – кого только там не встречали – американцы, само-собой, бывшие владыки морей – англичане, итальянцы, греки и другая мелочь. Разномастные суда под разными флагами снуют туда-сюда, как в городе в час пик! И вообще – всякой твари по паре. Мы тихо делали свою работу – искали супостатские подлодки, участвовали в боевом слежении за авианосцами, стояли на боевом дежурстве в точках якорных стоянок. Было лето, и над морем цвета ультрамарина чаще всего господствовал унылый штиль. Воздух у горизонта дрожал маревом, остро пахло йодом и водорослями. От жары выцвело даже голубое небо и стало каким-то белесым, как линялый ситец. Солнце прокалило палубу до сковородочного жара, ступни ног припекало даже через подошвы дырчатых “тропичек” и ткань носков. В кубриках и каютах тоже жарко и душно – наши полудохлые дистрофические кондиционеры, паразитически пожирая энергию, не справлялись с дыханием пустынь и влажностью южного моря. Хуже того, от надрыва они сами начинали иногда работать на обогрев. В такую погоду даже рыба не клевала, прячась где-то в ясных синих маняще-прохладных глубинах. Экипаж скучал, чего нельзя было допускать, и командование пыталось разнообразить нашу жизнь – в основном тренировками да тревогами. Но не только, и придумывали мы сами маленькие праздники, ибо в этот период всяких госпраздников и тому подобное в календаре не наблюдалось. Но было некоторое оживление – тогда как раз проходил чемпионат мира по футболу, и мы дружно болели за наших, слушая радио, выведенное по “громкой” на верхнюю палубу. А орали мы так, что чайки замертво падали в море за кабельтов вокруг, а стволы пушек задирались в обмороке сами. Во как! Ей – Богу, не вру! А наш боевой замполит самозабвенно тратил драгоценную бумагу радиофаксов не только для всяких правдинских передовиц со штатных пропагандистских “волн”, но и для популяризации отчаянных голевых моментов мирового чемпионата! Он вывешивал эти плакаты в столовой команды, за что ему было наше человеческое спасибо!

Но, наши конечно, продули англичанам! Засудили, разумеется, судьи – прихлебатели империализма, чтоб им мигрень вместе с геморроем! Причем, мигрень чтобы снизу, а геморрой – сверху! Да-да, чтобы им всем сидеть и думать одновременно было бы больно. А как же! Наши-то футболисты – орлы, да вот только гордо летать на чемпионатах как-то не получается, вот и обс… каждый раз. И-э-эх! Тогда от возмущения и жажды мести я себе места не находил. Но как осуществить такое желание, это совсем нереально – думал тогда я и безнадежно вздыхал, обреченно махая рукой.

Да, и вот как-то один раз мы с боцманом Васильковым подобрали в воде авиационный гидрорадиобуй, “втихаря” его разобрали, вытащив из него разные цветные провода и платы, разноцветную пластмассу. Подумав, чтобы такое-этакое нам из всего этого сотворить, мы стали от скуки плести картину в жанре “наивного искусства”, используя вместо холста крышку от большого фанерного ящика. Затеяли мы это с размахом, но проволока кончилась, еще даже не дав нам хотя бы выразить замысел картины. Поэтому, нашлось много бездельничающих критиков, которые комментировали наше творчество, изощряясь в остроумии. Да, легко обидеть художника, которому не удается вовремя взять за… (допустим, печатный вариант – за грудки) критика. Да и всех критиков не враз передушись, да и не всякого – офицеры тоже подходили, вот – Егоркин с сожалением посмотрел на свои кулаки и покрутил головой. Затем, продолжил: – Но все равно, аргументировано возразить этим критикам очень хотелось. Но критик поумнел и в зону поражения входить не хотел! Что у меня, что у Василькова “аргументы” были с хороший арбуз, поэтому критиковали нас больше издали. На всякий случай.… Одно слово – поумнели!

А тут вдруг, один раз, подошла к нам облезлая, с проплешинами ржавчины на стальном корпусе, черноморская “дизелюха”, от которой остро пахло морем, железом и соляром. Сразу было видно – не один месяц хлебали они море полной чумичкой! Как и мы, здесь они ожидали танкера, который где-то “обломался” и прилично запаздывал к точке рандеву. То есть, это было совсем неприлично с его стороны, ибо наши командиры нервничали, а время уже поджимало. Но – ладно, речь главная не о том!

Эта подлодка легко и красиво ошвартовалась у нашего борта. На черные, с пятнами ржавчины и соли, надстройки лодки повылезали подводники в синих, помятых “тропичках”, и с бледными лицами – даже не смотря на свое “черноморское происхождение”. Да, подводная служба – не сахар, это вам не в кино! О чем я не преминул сказать своим балбесам. У нас – тоже не курорт, но … А командир лодки и пара офицеров-подводников легко поднялась к нам на ют по шатким сходням. Штиль штилем, но зыбь ощущалась в полной мере, и старые кранцы жалобно стонали и плакали тертой резиной между нашими бортами.

Наши офицеры тоже собрались встретить “гостей” – общие темы и проблемы у моряков всегда найдутся.

– Эй, “северяне”! (наверное, разглядев нарисованный на трубе наш герб – добродушного белого мишку, с аппетитом грызущего поломанный пополам “Лось”), – окликнули с лодки.

– Как оно вам, на курорте-то, когда приличные люди под водой за супостатом ходят? – “подкололи” нас радующиеся солнышку чумазые подводники.

– Да, ну как же – спина – в масле, нос – в тавоте, но зато – в подводном флоте! – немедленно, но уж больно стандартно, без выдумки, больше для приличия парировали с нашего борта. Да, жара влияла и на те центры в головах, которые отвечали за юмор! И как обычно стали искать своих земляков, выкрикивая всю географию Советского Союза. Земляки, конечно, нашлись, ибо мир, все же, достаточно тесен!

А тут наш метрист , а потом и сигнальщики доложили о появлении и сближении с нами иностранного корабля – английского фрегата типа “Бродсуорд”, а его вертолет, тем временем, уже подлетел и, сделав пару кругов над нами, вернулся к себе. Проводив его взглядом, я вдруг ясно понял, откуда мы сможем, (если повезет, конечно), достать себе много-много цветной проволоки и других материалов для нашего будущего шедевра! Прямо-таки осенило, причем, сразу и в деталях!

– Эврика! – рявкнул я вслух, да так, что матросы, стоявшие рядом и вальяжно облокотившиеся на леера, испуганно оглянулись и шарахнулись прочь. (Кстати, они всегда знают, что делают что-то не то. И всегда ожидают, что это дело скоро пресекут! В данном случае – они вспомнили, что категорически нельзя облокачиваться на леера. Если не хочешь купаться за бортом, конечно).

Поймав за рукава своих приятелей – продовольственника Петрюка и боцмана, я им живо, на пальцах, разъяснил суть своего замысла, меру их участия и определил долю в добыче. Хохол-продовольственник засомневался, сначала почесал все то, что положено чесать украинцу в случае трудного выбора, но все-таки верно решил, что мы вообще-то, ничем не рискуем. Живой и подвижный Васильков сейчас был готов и не на такие авантюры – скучно! Он долго не думал. Вообще! Никогда!

На торпедной площадке мы немедленно натянули брезент – чтобы никто ничего до поры-до времени не видел, и, сразу же, начали готовить наш ответ наглому супостату.

– Проверим-ка их хваленый английский юмор! – процедил боцман сквозь зубы, и отправил своих боцманят в свою заветную кладовочку – за краской и инструментом. Паша – продовольственник приволок кучу пустых больших консервных банок, импортных и наших, оставленных им у себя для одному ему понятных целей. Подошел один из наших офицеров – ракетчиков, посмотрел на грубый эскиз, нарисованный на куске бумаги – и присоединился к нам, делая толковые замечания и высказывая некоторые, прямо-таки эвристические идеи. Но боцман молча сунул ему ключ и отвертку – лучше трудись! Офицер охотно их принял и через пару минут с головой ушел в творчество. Дело пошло! И уже через полчаса, “секретное изделие”, благоухая свежей краской, уже лежало на солнышке, прикрытое подкопченной трубой от вражьего взора. На такой жаре нитрокраска высохла моментально, и уже можно было осуществлять наш коварный план.