Бурундуки любили Кактыкто и прощали ему любопытство за то, что он был очень весёлый. Трудится Кактыкто и песенку насвистывает: «Я любопытный Кактыкто, во всё сую свой нос…» А когда за щекой набирается много орехов, Кактыкто начинает шепелявить: «Во вшё шую швой нош…»
Так и лето прошло. Норка у бурундука тёплая, постелька мягкая. В кладовке вкусные орешки, грибы, ягоды. Доволен Кактыкто, можно спокойно зимовать.
Выпал первый снег. Уже совсем было собрался Кактыкто на боковую, но на беду одолело его любопытство. Захотелось ему поглядеть, как устроились на зиму другие бурундуки, сколько запасов в кладовые собрали. Все норки обошёл, всех расспросил, как, что, сколько.
Пока он по соседям ходил, дома у него случилось несчастье.
Вернулся Кактыкто, а его норка завалена огромным камнем, да так, что и не найдёшь, где вход в неё был. То ли медведь ненароком камень свалил, то ли вода его подмыла и он сам свалился с вершины, только ни один бурундук не смог бы сдвинуть этот камень с места. А запасного входа в норку не было.
Сел Кактыкто на задние лапки и заплакал. Да и как не плакать? Всё лето трудился, а теперь придётся с голоду погибать.
«Ч-ч-ч-то мне делать?» — плакал Кактыкто, заикаясь от волнения.
Не хотелось ему умирать голодной смертью. Хотелось ещё посмотреть, как солнышко разыграется весной, орешков поесть да и семьёй обзавестись.
Услышали бурундуки плач и стали из своих норок выглядывать. Кое-кто, поняв, в чём дело, поспешили поглубже спрятаться и дверь поплотнее закрыть. «Хорошо, что не мою норку завалило», — думали такие, стараясь поскорее уснуть, чтобы не слышать плача Кактыкто. Но таких было немного.
Бурундуки окружили Кактыкто. Сидя на задних лапках, они горестно посвистывали, не зная, что делать. Никто не мог пригласить Кактыкто на зимовку к себе. Запасов с трудом одному на долгую зиму хватает. Не погибать же обоим среди зимы. Когда всё вокруг скуёт морозом и занесёт снегом, ничего не придумаешь.
Один бурундук, почесав за ухом лапкой, нерешительно сказал:
«А что, если мы все вместе выроем новую норку для Кактыкто?»
«Земля ещё не совсем замёрзла», — поддержал его другой.
«Что же Кактыкто будет есть?» — спросил третий.
Снова бурундуки горестно закачали головами.
«А что, если мы все принесём ему по нескольку орехов?» — сказал первый, самый решительный бурундук.
Бурундуки принялись за дело. Трудились все: и весёлые, и молчаливые, и ворчуны, и даже скуповатые. В конце концов все они были неплохими товарищами.
Кактыкто благополучно перезимовал. Он не перестал быть любопытным, но первый вопрос, который он теперь задаёт при встрече, начинается обязательно так:
«Как поживаете? Не нужна ли вам моя помощь?»
А если он сам видит, что можно сделать что-то хорошее, то делает это, не задавая вопросов…
Мама замолчала. Сказка кончилась. И солнце улеглось за сопкой на ночлег.
— Кактыкто! Кактыкто! — позвали по очереди Лялька и Андрюша.
В ответ среди камней мелькнул любопытный рыжий хвостик.
Шутки прилива
Не зря толкутся мальчишки на берегу бухты Нагаева и иногда замирают, приложив руки козырьком к глазам. Вот от порта отчалил пароход. Прощальный гудок, медленно движется по бухте большое судно. Сразу даже не поймёшь, в какую сторону плывёт. Но след струится по воде, и теперь ясно — путь один: в Тихий океан, навстречу шторму и ветру. Эх, скорее бы вырасти!..
Порт — справа, а слева — большой судоремонтный завод. Возле него на воде всегда несколько рыбацких сейнеров, какой-нибудь катер стоит на подпорках на берегу. И всюду валяется много интересных вещей — кусок сетки с поплавком, ржавый якорь, какие-то непонятные железки. И так терпко пахнет, что щекотно в носу.
Андрюша частенько бегал с ребятами на берег бухты, смотрел на пароходы, помогал рыбакам вытаскивать лодки на берег. Но добраться до того места, где суровый Каменный Венец сторожит выход в открытое море, они не решались. Поговаривали, что в зарослях у подножия Венца свободно разгуливают медведи и даже нападают на людей.
Андрюша уговорил маму и дядю Сеню сходить на Каменный Венец, но к концу недели погода обычно портилась, Каменный Венец скрывался в тумане, и опять шли на Чёрный Ключ, где туманов не бывало и почти всегда светило солнце.
Но вот в субботу вода в бухте заголубела, отражая чистое небо, и Андрюша снова напомнил о Каменном Венце.
Отправились втроём — Андрюша, мама и дядя Сеня. Ляльке сделали укол, у неё болела голова, и тётя Рая с удовольствием осталась с ней дома.
Шли по отливу. Море отхлынуло далеко, открыв ровный песчаный берег. Идти по такому берегу одно удовольствие. Бухта, казалось, совсем обмелела. Шли-шли, а величавый Каменный Венед был всё так же далеко.
— Вот тебе и рукой подать! — сказал дядя Сеня. — Расстояние-то на глазок обманчиво. Шагать бы нам ещё километра три, да наш старый знакомый не ждёт приглашения. Вон он, явился! — Дядя Сеня показал в сторону моря. (С моря в бухту медленно вваливался густой серый туман.) — Давайте попьём чайку да и назад. Похозяйничайте сами, а я пойду на тот камушек, порыбачу.
Он ушёл. А Андрюша и мама принялись за привычное дело: насобирали сухого плавника, разложили костёр, поставили на него походную банку. Потом стали осматривать берег.
Бродить по отливу — это похоже на путешествие в неведомые края. Кое-где лежали огромные валуны, покрытые ракушками и водорослями. Под ними в углублениях осталась вода, и в каждом таком закоулке можно обнаружить разные диковинки.
Андрюша с мамой переходили от одной морской лужи к другой. Под ногами громко хлопали зелёные водоросли. Бурые, в несколько метров, полосы морской капусты цеплялись за ноги.
— Ой, что это? — Андрюша низко склонился к воде.
В тени валуна прямо на каменистом дне примостились необыкновенные цветы. Одни нежно-салатового цвета, другие бледно-коричневые с розовым оттенком. Совсем как астры или хризантемы, только ещё красивее, потому что их лепестки покрыты маленькими светящимися пузырьками.
Андрюша осторожно коснулся края цветка пальцем. Лепестки судорожно сжались, плотно закрыв сердцевинку. Андрюша невольно отдёрнул руку — он почувствовал лёгкий ожог. Через несколько минут цветы опять раскрылись.
— Мама, посмотри, какие цветы кусючие! — позвал Андрюша.
Мама присела рядом с ним.
— Это вовсе и не цветы, — сказала она, — а животные — актинии. За красоту их прозвали морскими анемонами, а они ведь настоящие хищники. Этими красивыми щупальцами захватывают маленьких рыбок и рачков.
Мама и Андрюша ещё немного побродили по отливу, собирая большие раковины, вглядываясь в воду, где вдруг мелькала рыбка, копошились красные рачки, ждали добычи актинии.
Потом Андрюша стал взбираться на сопку:
— Мамочка, ромашек-то сколько!
— Вот тебе и раз! А мы считали, что ромашки не растут в нашем краю!
Ромашек в распадочке среди сочной травы было много. Все на коротеньких стебельках, все без запаха, и все большеголовые и очень яркие.
Мама и Андрюша собирали ромашки и не заметили, что начался прилив. Вода потекла на берег так быстро, будто посредине бухты опрокинули большую бочку с водой.
Костёр поплыл по волнам. Головешки ещё немного подымили, а банка с чаем сразу нырнула на дно. Море быстро накрывало берег.
Андрюша и мама сидели на склоне сопки, на маленькой полянке, где росли ромашки, а дядя Сеня, отрезанный от берега широкой полосой воды, стоял на камне и хладнокровно удил рыбу.
— Во! — показал он издали рыбищу с большущей головой. — Быка поймал, дома уху сварим, не унывайте!
Мама махнула рукой — какая уж тут уха, ведь прилив длится восемь часов, а по солке не проберёшься: стланик, кусты, коряги покрыли крутые склоны неприступной чащобой.
— Придётся сидеть здесь и ждать у моря погоды, — сказала мама.