Тем временем доктор Фавершем закончил осмотр в Уокинге и, пообещав первым делом прислать новый лосьон для глаз, покинул дом сэра Хартли около одиннадцати часов. К тому времени успела возвратиться экономка, и Джулия рассказала ей о случившемся. Это была костлявая, мужеподобная особа, которая немедленно приняла на себя роль сиделки у постели больного. Майк и Джулия вернулись в кабинет.
— Полагаю, нам следует посмотреть, как там поживает Фергус, — обеспокоенно сказала девушка. — К тому же ты пропустил уже все поезда. Ох, Майк, до чего же это все нелепо!
— Меня вполне устраивает кушетка, — сказал Майк, улыбаясь.
— Значит, ты уже решил, что останешься здесь на ночь, — едко сказала Джулия.
— Я рассчитываю на это, — сказал Майк, — потому что, видишь ли, Джулия, есть и еще кое-что, о чем ты пока и не подозреваешь. Например, Фергус был вовсе и не пьян.
— Не был… что?
— Не был пьян. Но играл он поистине превосходно. Может быть, он раньше выступал на сцене?
— Ты городишь чепуху!
— У него на груди и на воротнике рубашки было влажное пятно, — сказал Майк, — от него-то и исходил запах виски, а совсем не из его рта. Некоторые слова он выговаривал слишком отчетливо для пьяного, а другие, гораздо более простые, которые самый пьяный выговаривает гладко, он произносил с запинками. Кроме того, когда я отправился наверх, чтобы посмотреть, что он делает, он принялся храпеть, как только услышал, что отпирают дверь. Когда же я вышел из комнаты и отошел подальше, он тут же прекратил свой храп. А затем он просто-напросто исчез, ушел отсюда.
— Как, то есть, ушел?
— И при этом даже не попрощался, — кивнул Майк. — Это было очень некрасиво с его стороны, не так ли?
— Да это уж просто какой-то абсурд!
— Да. Странное поведение для кузена, — согласился Майк. — Я думаю, что мы запихали его в комнату, которая раньше была его собственной, так что у него сохранился ключ. Я надеюсь, он просто решил, что разумнее для него будет не встречаться утром с дядей лицом к лицу и безопаснее не видеть тебя больше. По крайней мере, я думаю, нам удалось внушить ему, что пока с твоим отцом ничего плохого не произошло.
— И потому ты не дал мне договорить, когда он свалился на кушетку? — спросила Джулия. — О, конечно, так оно и было! Но, Майк! Что, во имя всего святого, могло вынудить Фергуса притворяться таким пьяным? И… о, господи, я и забыла! Ведь он вошел в дом очень тихо, правда?
— И так же тихо ушел. Но когда вошел, нечаянно уронил стул, а потом сразу же на стене увидел мою тень, потому и начал притворяться. Что ты думаешь по этому поводу?
— Я вообще ничего не понимаю.
— Мне кажется, ты не особенно жалуешь Фергуса, не так ли? — осторожно спросил он.
— По-моему, он совершенно отвратительный тип…
— А скажите, помимо того, что он так грустит, что его выгнали из этого дома…
— Его вовсе не выгоняли!
— Прошу прощения… Он сам ушел, и твой отец принял это всерьез. Все равно. Ведь он очень переживает, что этот дом стал домом твоего отца, вместо того, чтобы быть его собственностью. Но, может быть, у него есть еще какие-то причины для расстройства?
— Разве этого недостаточно? — спросила Джулия. — У него ведь есть какие-то реальные основания говорить, что в сущности это его дом, и я сама не понимаю, почему это отец не вернет ему дом. Ведь мы вовсе не бедны. Настоящая причина, мне кажется, в том, что отец просто ненавидит переезды, а наверху к тому же две комнаты набиты его записями. Мы живем здесь уже пятнадцать лет. Но ситуация довольно некрасивая, правда?
— Во всяком случае, довольно сложная, — признал Майк. — Но Фергус никогда не доходил до прямых угроз твоему отцу или еще чего-нибудь в этом роде?
— Мне кажется, все знают, что он не любит отца.
— Ты хочешь сказать, что он так говорит?
— Может быть, сегодня он и не был пьян, но вообще это случается с ним довольно часто, и тогда он становится очень разговорчивым, — сказала Джулия. — Вообще-то, — Джулия поколебалась было, но потом продолжила торопливо, так, что Майк подумал, что она сейчас настроена откровенничать: — он был вполне в порядке еще три года назад. Нельзя, конечно, сказать, что мы обожали друг друга, но он был совсем другим человеком. Папа и я считали, что на него так подействовала смерть его отца. Потом он обручился с одной очень милой девушкой. По-моему, Фергус просто боготворил ее, — продолжала Джулия, — но она погибла в автомобильной катастрофе, и он никогда уже не смог оправиться после этого удара. Он снова начал пить, и чем дальше, тем больше, так что мне даже непонятно, как это его до сих пор удерживают на работе.
— А где он работает?
— Он — конструктор в большой электротехнической компании, и очень хороший, как мне кажется. Настоящий специалист своего дела, хотя, пожалуй, лучше всего ему удается разрабатывать идеи, поданные другими. Это он сам так говорит! — добавила она поспешно. — Обычно, когда он на работе, то совершенно трезв, но потом наступает период, когда он напивается до отупения. Я знаю, что сейчас он получил недельный отпуск. Ну, вот, пожалуй, и все, что я могу тебе рассказать о Фергусе! — закончила она, вставая. — Я велю миссис Макферлейн приготовить для тебя комнату. Это недолго.
— Спасибо, — сказал Майк.
Он не стал говорить ей, что собирается бодрствовать всю ночь, потому что опасается появления новых визитеров, но, как только она уснула, он вышел из своей комнаты и уселся в кресло в другой комнате, откуда была видна дверь ее спальни. Он сидел так почти всю ночь, слегка подремывая, но поскольку все было спокойно, перед самым утром он вернулся в свою комнату и крепко уснул.
Только через два часа его разбудила экономка, которая принесла ему кофе и сухо приветствовала его: «С добрым утром».
Перед тем как отправиться спать, Майк еще раз позвонил Крэйгу и сообщил ему о странном поведении Фергуса Грэя. Тот заверил Майка, что за Фергусом ведется наблюдение. Майку было велено продолжать заниматься Хартли. Пока он брился и принимал утреннюю ванну, он размышлял о том, в каком настроении Джулия будет утром.
Ее поведение вчерашней ночью озадачило его. То она вела себя, как неопытная школьница, то в ней прорывалось раздражение по поводу того, что ее так провели. Может быть, здесь играло роль и несчастье, происшедшее с ее отцом. Во всяком случае, у Майка были основания полагать, что его ждет нелегкое утро.
Он спустился вниз, где его встретила миссис Макферлейн, одетая в пестрое домашнее платье, которое делало ее и без того мужеподобную фигуру еще более нескладной. Завтрак уже ждал его на столе, и экономка сказала, что он наверное не будет против, если ему придется самому обслуживать себя. По ее отношению было видно, что она с трудом удерживается от желания сказать ему, чтобы он не вмешивался не в свое дело, и каменное выражение ее лица не смягчилось, когда он весело сказал:
— Как там наш больной?
— Он провел очень плохую ночь, — сказала экономка и вышла из столовой.
Она приготовила великолепный завтрак, кофе был отменным и сливок тоже вдоволь. Около тарелки лежали свернутые утренние газеты. Накрыт стол был только на одного человека, и Майк удивился, почему нет Джулии — может быть, она уже позавтракала или же ей подали прямо в спальню
— Она рано утром ушла, — ответила на его вопрос миссис Макферлейн с очень довольным выражением лица.
Майк почувствовал беспокойство и раздражение. Вообще-то, конечно, главный интерес для него представлял сам Хартли, но он не мог примириться с тем, что Джулия ушла, даже не сказав ему, куда и зачем она направляется.
— Когда она должна вернуться? — спросил он.
— Не знаю, — ответила экономка и добавила: — Когда вы уезжаете, сэр?
— Я обсужу это с мисс Джулией, — ядовито ответил Майк.
Она поджала губы и отвернулась, не оставив у него сомнения в том, что не одобряет его.
Он поднялся по лестнице в кабинет, но дверь оказалась запертой. Он постучал в дверь спальни Хартли, но не получил ответа.