С гранитной вершины острова открывался вид на фиорд, на всем протяжении свободный от льдов. Дальше за проливом виднелась южная оконечность острова и море, плотно забитое льдом. Лишь у западного берега острова оставалась узкая полынья и на горизонте другая, по ту сторону архипелага. Я надеялся обогнуть этот архипелаг 28 августа. Очевидно, это тот самый остров, которого я ранее тщетно пытался достигнуть. Как и тогда, по ту сторону архипелага плотный лед. Тундра покрылась ровной снежной пеленой, из-под которой выступают темные, обросшие лишайниками каменные плиты. Ходьба по тундре стала затруднительнее: при каждом шаге нога скользит по обледенелым кочкам и с трудом ее вытаскиваешь из подмерзшей почвы. Жизнь в тундре за последние дни замерла. Кроме пролетавших большими стаями пуночек, мы видели единичных песочников (Tringa alpina), пару крачек (Sterna macrura), одну чайку (Larus fuscus) и двух гагар. Во время странствования с Вальтером по таймырской тундре наши мысли невольно обращались к воспоминаниям о том человеке, который принял бы живейшее участие в нашей экспедиции, будь он в живых,— к исследователю реки Таймыры А. Миддендорфу.

С приближением вечера пустились в обратный путь. Снежные вихри проносились над фиордом. Нас снова выручила большая льдина; под защитой ее можно было лавировать, и мы пошли прямо на «Зарю». Я не принимал участия в гребле, а сидел на корме и правил веслом, так как ветер относит каяк. Когда подошли к маленькому островку, под защитой которого стояла на якоре «Заря», мы увидели высланный за нами паровой катер. Я крикнул матросам, чтобы о нас не беспокоились,— мы чувствовали себя настолько уверенно, что могли бы взять катер на буксир, в случае если бы он остался без пара. Действительно, я нахожу каяк незаменимым в наших условиях: несмотря на низкую посадку, вода даже в большую волну его не заливает, если перестать грести, чтобы не разрезать волн с ходу, а дать каяку спокойно подниматься на их гребни.

Вернувшись на борт, мы сели ужинать в уютном салоне. Все были в прекрасном расположении духа. В самом деле, нам не на что жаловаться: отлично оборудованное судно, тепло, светло, хорошая свежая пища. В выдержке, необходимой в условиях полярного плавания, в терпении не ощущалось пока недостатка, по крайней мере у меня и у Коломейцева. Меньшим запасом терпения обладает гидрограф: он находит местность отвратительной, считает, что она не сулит ничего интересного и не имеет полярной специфики; такую местность он мог бы найти и в окрестностях Петербурга. Доктор сдержан, но внутренне раздражен из-за того,- что не попадалось моржей. Он говорит, что, по всей вероятности, их здесь вовсе не существует и что это, по-видимому, для Арктики мифические животные. Бируля тоже высказывает неудовольствие и говорит, что здесь нельзя оставаться, а нужно во что бы то ни стало достигнуть восточного побережья Таймырского полуострова! Но в конце концов не я же загнал плавучий лед к выходу из фиорда и не я забил шхеры льдом!

Сегодня в воскресенье у команды день отдыха. Закончив в 10 часов утра переброску угля в трюме и выровняв дифферент судна, матросы могли умыться и отдохнуть.

Гидрограф пошел на катере к ледяному барьеру, чтобы произвести исследование льдов, Бируля провожал его с драгой. Результаты драгирования, как и вообще сборов по зоологии, можно уже теперь считать богатыми. Помимо того, Бируля отлично обрабатывает свои материалы и дает прекрасные иллюстрации в виде красочных рисунков. Гидрограф установил, что наибольшая мощность прибитого ветром ледяного поля составляет 2,7 м, а торосы достигают высоты 7 м. Эти торосы представляют собой результат сжатия льда в устье фиорда. Как хорошо, что мы защищены от такого сжатия! Обнаружив на льду медведицу с медвежонком, гидрограф переправился туда с Коломейцевым на катере, и вскоре они привезли их на судно.

По «вопросу о Пясине» привожу цитату из Миддендорфа: «У левого притока реки Пясины, реки Фиры (Пиры) кочует род Тавгинских, или Авамских, самоедов. Два рода кочуют по берегам Пясины и пять по Таймыре». Реку Пиру близ моря они не переходят, как отмечает Миддендорф, из-за следующих побуждений: «на мой вопрос, почему они не доходят до моря, они пресерьезно отвечали мне, что неоднократно пытались сделать это, но что там бродят белые медведи целыми стаями и постоянно вытесняют самоедов. Они говорили о них, как об особой нации, умеющей удержаться в своей стране. Если вышлешь туда 8 человек, то белые медведи немедленно высылают против них 12 человек своей братии»[20].

Если судить по нашим личным наблюдениям над нравами белых медведей, которых мы здесь встречали, то ненцам с Пясины нельзя приписывать особой храбрости.

Ненцы, кочующие по речной системе рек Боганиды, Дудыпты и Верхней Таймыры, поднимаются летом до южного берега Таймырского озера (74,5° с. ш .). Эти самые северные обитатели Таймырской земли — наши ближайшие соседи. В скором времени они двинутся в обратный путь на юг, но едва ли будет легче добраться до них, чем до авамских «на Пире или же на берегах Пясины»[21]. Маршрут отсюда вдоль побережья к устью Пясины, думается мне, географически более интересен, чем путь возвращения Миддендорфа. Лаптев, Челюскин, Минин, Стерлегов и Чекин направлялись весной по льду вдоль берега, но по материку между горами и побережьем не ступала еще нога ни одного путешественника, а до устья Пясины — вообще человека.

Собраться в дорогу я мог бы только после того, как выяснится, придется ли нам здесь остаться на зимовку. Это должно определиться если не в ближайшие дни, то в течение трех-четырех недель. Путь до Дудинки займет целый месяц, тем временем с 5 ноября здесь наступит полярная ночь. Обратный путь полярной ночью не лишен риска и, кроме того, в темноте невозможно будет возвращаться по старым следам. Не лучше ли мне пойти с гидрографом от Дудинки до истоков Хатанги и к Ессею, где полярная ночь наступает 5 декабря и длится до 2 января, оттуда пройти до устья Хатанги, а в марте и апреле обогнуть с востока Таймырский полуостров и мыс Челюскина и вернуться сюда?

Среда 5 сентября. На борту «Зари» в том же выжидательном положении! Коломейцев и Вальтер отправились вчера к северной вершине, у подножия которой мы видели недавно много оленей. На этот раз они вернулись, не встретив ни одного животного. Очевидно, волки разогнали все оленье стадо и за эти дни обглодали до костей труп оленя. На обратном пути Коломейцев и доктор видели спящего тюленя, рассмешившего их своей комической позой. Оба вернулись с прогулки поздно ночью свежими и бодрыми. Обозревая при ясной погоде с вершины горизонт, они удостоверились, что к северо-востоку нет выхода из пролива. Благодаря южному ветру температура заметно поднялась. Вчера у нас было +5 , +6°, и ночью в каюте стало жарко. В кают-компании мы привыкли к 8—9° и каждый лишний градус ощущается нами как тягостная жара. Когда же появится наш избавитель — северо-восточный ветер? Или мы в самом деле находимся уже на зимней квартире?

Тундра мгновенно опустела. Позавчера на маленьком островке, на котором гидрограф рассчитывал найти оленей, было совершенно безжизненно. Оставались только единичные пуночки (Plectrophanes nivalis), чайки (Larus glauicus), пара гагар и морянок. Бирулю порадовал трал, доставивший ему интересных гидроидей, губок, актиний и моллюсков. В противоположность этому Зееберга преследует явная неудача. С первыми лучами солнца он направляется на берег для производства наблюдений, но стоит только ему высадиться, как солнце тотчас скрывается. Так случается почти ежедневно...

Пятница 7 сентября. На борту «Зари» в неизменном положении. Наконец Зеебергу посчастливилось с солнцем. Его определение координат, довольно точно совпадающее с определением Коломейцева, дает 75°51' с. ш, и 93° в. д. Определение сделано «а маленьком скалистом островке[22], защищающем нас от плавучих льдов. Этот низкий скалистый остров, на котором отдельные глыбы гнейса лежат на берегу в ряд, как строительный камень разрушенной крепостной стены, мне живо напоминает «Западную батарею» близ Ревеля, я часто обозревал ее в детстве из ворот порта.