И вот мы опять в Кронштадте. Завтра погрузим уголь, примем хронометры, пассажный инструмент, взрывчатые вещества и остальное снаряжение. Насколько изменился внешний вид «Зари» по сравнению с 15 мая, когда здесь на рейде мы впервые бросили якорь!

Суббота 23 июня, 11 часов утра. Кронштадт, борт «Зари». Вчера дополнительно к имевшимся запасам угля приняли еще 68 т английского угля со складов Морского министерства. Сегодня получили остальную часть астрономического оборудования, 12 хронометров, которые с разрешения морского министра были нам переданы директором Кронштадтской обсерватории В. Фусом, и ручной пассажный инструмент Эртеля. Семья Фус оказала мне помощь при закупке библиотеки (русской литературы, театральных пьес для команды и т. д.). Часть книг для экспедиции была подарена.

Сегодня мне пришлось три раза пообедать: на «Заре» в половине первого, у Фуса в три часа и у Макаровых в семь часов вечера, и, тем не менее, как ни удивительно, я остался здоров! Встреча с Макаровым была сердечная. В своем тосте он сказал, между прочим, что по своему характеру я склонен использовать «свое положение в качестве буфера» между офицерами и учеными!

Послал телеграмму президенту Академии наук следующего содержания: «21-го в 2 часа мы снялись в Петербурге с якоря, вчера погрузили 68 т угля, сегодня получаем хронометры и различные инструменты. В 2 часа выходим в море, завтра вечером будем в Наргене, чтобы через Гельсингфорс, Стокгольм и Христианию поспешить в Берген, куда «Заря» прибывает без остановок 2 июля. Толль».

В половине второго на борт «Зари» прибыл адмирал Макаров проводить нас. «Заря» прошла мимо стоявших на рейде судов, с которых матросы, поднявшись на ванты, кричали прощальное «ура». На адмиральском судне играла музыка. Погода была великолепная. На большом рейде Макаров, а также родственники некоторых членов экспедиции сердечно распрощались с нами.

Воскресенье 24 июня. На борту «Зари», между Гогландом и Ревелем[1]. Сегодня в 7 часов мы прошли Гогланд при прекрасной погоде и хорошей видимости; в 5 часов вечера должны быть у Наргена. В 9 часов старший машинист Огрин сообщил, что основной трубопровод не в порядке и машина должна быть выключена на три часа.

Подняв паруса, мы шли сначала со скоростью менее одного узла. После полудня ветер несколько посвежел, так что к 5 часам делали уже более трех узлов. Пара до сих пор еще нет. Хорошо если будем у Наргена в полночь.

Воскресенье 22 июля. На борту «Зари» между Гаммерфестом и Нордкапом. Заношу кратко ход событий. 26 июня я оставил «Зарю» в Ревельской гавани и проехал через Гельсингфорс[2], Стокгольм и Христианию[3] в Берген. В Христиании я получил от профессора Ф. Нансена много ценных указаний и советов. Кроме того, он согласился взять на себя выполнение нескольких поручений, которые были переданы из Христиании в Тромсё. Все заказы поступили своевременно.

Прибыв 3 июля почтовым пароходом в Берген, я увидел нашу прекрасную яхту в гавани. «Заря» быстро завершила плавание из Ревеля при благоприятном ветре.

Берген был тем пунктом, куда направлялись все инструменты и предметы снаряжения, выписанные из-за границы для экспедиции. Из Лондона поступил лот Лукаса и инклинатор, из Стокгольма — батометры, изготовленные под личным наблюдением профессора Петерсона и д-ра Хамберга. Здесь я принял наряду с другим снаряжением лыжи и сани, заказанные в Христиании по образцам Нансена, а также канадские лыжи, присланные непосредственно из Монреаля.

Из Бергена вышли 7 июля под парусами и 14-го прибыли в Тромсё. Здесь нас должен был нагнать груз в 10 т брикетного угля, заказанного в Ньюкасле. В случае гибели «Зари» во льдах этот уголь может послужить строительным материалом для сооружения жилья. Но пароход, на который в Бергене грузился уголь, запоздал, ввиду чего я был вынужден задержаться здесь вместо трех дней на целую неделю. В Тромсё мы взяли на борт, кроме всего прочего, ранее заказанный корм для собак — 1500 пудов сушеной рыбы и дополнительно 50 т угля. Вчера покинули Тромсё; до Нордкапа остается еще около 45 миль.

Понедельник 23 июля, 11 часов утра. На борту «Зари», между Варде и Екатерининской гаванью. В 4 часа утра миновали Нордкап. Он был скрыт туманом и не казался особенно величественным; в 9 часов, когда туман рассеялся, прошли своеобразный по своей красоте мыс Нордкин. От Тромсё до Нордкапа за сутки сделали 172 мили.

В 10 часов вечера стал виден Варде. До Екатерининской гавани[4] оставалось 96 миль. Накануне море было неспокойно, и «Зарю» немало качало. Повар Фома тяжело болел, но тем не менее выполнял свои обязанности. Бируля и Коломейцев также внесли Нептуну свою лепту. У меня последствия качки сказались вялостью и необычайной пассивностью.

После того как мы оставили за собой северную оконечность Европы, ландшафт морского побережья изменился. Характерные горы Норвегии с их гротесковыми зубцами уступили место плато. Пересекаем Варангерфиорд и находимся снова в России, у северных берегов которой нам предстоит отныне провести от двух до икс лет.

Вторник 24 июля. Екатерининская гавань. Около часу дня зашли в гавань Александровска-на-Мурмане — Екатерининскую гавань. Здесь стоял на якоре под флагом Невского яхт-клуба, под которым шли и мы, «Андрей Первозванный», судно научно-промысловой экспедиции под начальством Н. М. Книповича. Книпович пригласил нас совершить рейс в Ура-губу для ознакомления с работами на борту «Андрея Первозванного». Получили телеграммы и письма.

Среда 25 июля. Ночью совершили интересный и поучительный рейс в Ура-губу. В 6 часов вечера были приглашены Книповичем и участниками его экспедиции на обед. Это был последний обед, которым нас чествовали. После него я отправился с Книповичем и его женой осмотреть этот маленький и довольно пустынный городок. В нем имеется лишь несколько недавно построенных жилых домов для чиновников, церковь и еще несколько зданий. По своему положению и общему виду он напоминает города Финляндии, недостает только растительности. Когда мы спускались к пристани по прекрасному шоссе, нам повстречался Евстифеев, мой лучший матрос, недавно перезимовавший на Новой Земле. Евстифеев шел со своей женой и двумя детьми. Он нес покупки, приобретенные на литературный заработок за подготовленные им к печати былины. Жена Евстифеева приехала сюда с обоими детьми, чтобы попрощаться с мужем.

Бункеровка угля. Плохие рабочие. Задержка!

Четверг 26 июля. До обеда писал письма, послал в Архангельск телеграфный запрос о местонахождении «Пахтусова». После обеда пошел ненадолго в горы. Дул резкий северо-восточный ветер и нагнал туман. Осмотрел фирновый снег и фирновый лед, которым действительно свойственно типичное зернистое строение, как это описано Эмденом. Чай пить зашел к Книповичу, где встретил Бирулю.

Мы лишились здесь, в г. Александровске, не только одного матроса, которого пришлось уволить за непристойное поведение, но, к сожалению, и второго, заболевшего в Тромсё.

Северо-северо-западный ветер и дождь.

Сегодня произвел расчет с Тронтгеймом, доставившим мне из Западной Сибири 40 остяцких собак, и уплатил ему оставшуюся сумму 400 рублей. 1600 рублей были мною уплачены раньше. Помимо этих западносибирских собак, я получил еще 20 восточносибирских, которых мне доставили унтер-офицер Якутского пешего казачьего полка Расторгуев, мой испытанный спутник в экспедиции 1893 г., и устьянский житель Петр Стрижев.

Невзирая -на огромное расстояние от Усть-Янска через Верхоянск, Якутск, Иркутск, Москву, Архангельск, когда во время трехмесячного пути собаки ехали частью на оленьих нартах, частью на почтовых лошадях, на санях и телегах и наконец по железной дороге в самую жару, они все прибыли в отличном состоянии, что чрезвычайно важно для экспедиции. Помимо большой заботы, проявленной обоими проводниками, причина удачи этого дела лежит в помощи, оказанной в пути многими должностными лицами.