— Пожалуйста. Что именно?

— А вот что. Послушай, Лили! Я неплохой следователь. К тому же опытный. Но сегодня уже пошел шестой день, как Харви предъявили обвинение, а я все топчусь на месте. Никакого ключа к разгадке. Вероятно, я не такой умный, каким себя считаю, но ведь мне очень мешают. Я не здешний, я — дьюд. Когда речь идет о рыбалке, игре в пинокль или даже о танцах в холле, это одно, но когда речь заходит об убийстве, совсем другое дело — мне не доверяют. Черт, я много раз бывал здесь, давно знаю Мела Фокса, но даже он стал со мной юлить. Со мной все юлят. Я — дьюд. В Хелине наверняка есть частные сыщики, и, может, среди них даже найдется хороший. Досон наверняка знает кого-нибудь из местных парней.

Лили поставила чашку с кофе.

— Ты предлагаешь, чтобы я наняла тебе в помощники кого-нибудь из местных?

— Не в помощники. Если он настоящий профессионал, то будет не помогать мне, а работать самостоятельно.

— О… — Голубые глаза Лили широко раскрылись, она внимательно посмотрела на меня. — Выпендриваешься.

— Нет. В письме, которое я только что отправил мистеру Вулфу, я сообщил, что рассчитываю вернуться к началу «Уорлд сиэриес». Я остался и пытаюсь предпринять конкретные меры, но, черт побери, мне чинят всяческие препятствия. Поэтому я всего лишь предлагаю, чтобы ты поговорила с Досоном.

— Эскамильо. — Взгляд Лили смягчился, она уже улыбалась. — Нет, право, разве ты не вторая величина в мире сыщиков… после Ниро Вулфа?

— В Нью-Йорке — да, но здесь тебе не Нью-Йорк. А ты не заметила, что даже Досон, хоть ты и уплатила ему задаток в десять тысяч долларов, как-то странно ко мне относится?!

Она кивнула.

— Это одна из более мягких форм ксенофобии. Ты — дьюд, а я — дьюдина.

— Ты — владелица ранчо, поэтому они относятся к тебе несколько иначе.

— Ну… — Лили взяла чашку с кофе и заглянула в нее. Решив, что кофе холодный, поставила чашку на стол. — Очень плохо, что Харви нельзя освободить под залог, так что Мелу придется покрутиться. Сколько у нас времени?

— По словам Джессапа, пройдет, очевидно, два или три месяца, прежде чем Харви предстанет перед судом и его признают виновным.

— И два месяца до начала «Уорлд сиэриес». Ты ведь знаешь, Арчи, мое мнение о тебе ничуть не изменится, даже, если ты передашь это дело другому. Как сыщик ты гораздо лучше любого из местных. К тому же ты хорошо знаешь, что Харви не способен выстрелить человеку в спину. Местный же, порыскав по округе недельки две, возможно, подумает, что это дело рук Харви. И Досон в этом больше всех уверен. Согласись, что я права!

— Ты всегда права.

— В таком случае, могу я выпить горячего кофе?

Мой стакан из-под молока был уже пуст, поэтому я тоже заказал себе кофе. Потом расплатился, и мы встали. Примерно двадцать пар глаз следили за тем, как мы пробирались меж столов и стульев, а еще примерно двадцать делали вид, будто не смотрят на нас. Убийство Филипа Броделла взбудоражило округ Монро. Отношение его жителей к приезжим нисколько не способствовало единению и братству людей, но дело в том, что дьюды привозили в Монтану много денег, а поэтому нельзя было оставаться равнодушным к тому, что им стреляют в спину, пока они собирают чернику. Вот почему взгляды, устремленные на нас с Лили, были не особенно дружелюбными: ведь курок спустил управляющий ее ранчо. Так, во всяком случае, они считали.

Прежде чем усесться за руль автофургона Лили, на автостоянке позади кафе, я засунул свой пакет с покупками в багажник, и он уютно устроился среди всевозможных ее приобретений. Лили сидела прямо, не касаясь спинки сиденья, которую нагрели косые лучи августовского солнца.

До автозаправочной станции «Престо» было всего два квартала, и я решил заехать туда. У нас оставалось еще полбака бензина, но мне хотелось, чтобы Лили взглянула на человека по имени Гилберт Хейт — тот вполне мог там оказаться. И точно — долговязый парень с руками и ногами как на шарнирах и длинной шеей, делавшей его еще выше ростом, был там. Гилберт протирал ветровое стекло чьей-то машины, и Лили пришлось изрядно изогнуться, чтобы получше его разглядеть. Когда парень завершил свою работу и машина отъехала, он постоял, наверно, с полминуты, глазея на нас, а затем подошел и произнес:

— Доброе утро.

На самом деле он сказал не «доброе утро», а «доброе вутро». Но я не собираюсь особенно надоедать вам местным произношением — во всяком случае, постараюсь делать это не так часто. Лишь хочу подробно изложить, как все происходило, однако местная речь слишком бы все усложнила и замедлила повествование.

Из вежливости я согласился, что «вутро» и впрямь доброе, хотя шел уже второй час. Гилберт между тем сказал:

— Отец не велел мне разговаривать с вами.

Его отцом был Морли Хейт, шериф округа. Он и мне запретил с кем-либо говорить, да только я не могу бросить старую привычку, ведь именно языком я зарабатываю себе на жизнь.

— Вы тоже полицейский? — спросил Гилберт.

— Вовсе нет, — ответил я. — Полицейский — это твой отец, а я — частный сыщик. Если бы я задал тебе вопрос, как ты провел четверг на прошлой педеле, ты мог бы ответить, что это не мое дело. А вот когда об этом меня спросит твой отец, мне придется обязательно ему ответить.

Гилберт окинул взглядом Лили и снова посмотрел на меня.

— Вы столько тут обо мне расспрашивали… Но я мог избавить вас от излишних хлопот.

— Я бы это оценил.

— Не убивал я того дьюда!

— Прекрасно. Именно это мне и хотелось узнать.

— Вы отдаете себе отчет в том, что наносите мне оскорбление? — На напарника, который уже наполнил наш бак и стоял чуть позади, Гилберт не обращал никакого внимания. — Пуля от первого выстрела ранила его в плечо, и он обернулся, вторая — попала в горло и перебила шейный позвонок. Нет, вы подумайте, это же оскорбление! Я сроду не тратил больше одного патрона на оленя. С тридцати ярдов могу отстрелить змее голову. Спросите любого. Отец не велел мне разговаривать с вами, но я хочу, чтобы вы это знали.

Он повернулся и подошел к машине, которая остановилась рядом с нашей. Его напарник шагнул вперед и сказал:

— Два шестьдесят три.

Я полез за бумажником.

Когда мы отъехали в северо-восточном направлении, я спросил Лили:

— И что?..

— Я — пас, — ответила она. — Мне просто хотелось взглянуть на него. Ты сам как-то сказал, что при поверхностном знакомстве нельзя сделать вывод, убийца этот человек или нет. Не хочу выглядеть глупо. А что он считает оскорблением?

— Ага, и ты обратила внимание?.. — На развилке я взял вправо. — Стрелять он умеет, об этом не сказали по крайней мере трое. Дураку известно, что если хотят прикончить человека — не просто ранить, а убить, — в плечо не стреляют. И в шею тоже. Впрочем… Возможно, этот парень просто хитер? Он знает о том, что слывет прекрасным стрелком, а потому специально подстроил все так, будто стрелял новичок. У него было время все это обдумать…

Лили поразмышляла над моими словами какое-то время, потом спросила:

— А ты думаешь, Гилберт знал, что Броделл… ну, что он отец ее ребенка?

— Черт, да об этом знают все не только в Лейм-Хорс, но и во всей округе, как и то, что Гил Хейт положил на нее глаз. В прошлый вторник, нет, в среду, он заявил одному человеку, что, несмотря ни на что, по-прежнему хочет жениться на ней.

— Это и есть любовь. Впереди — крутой поворот направо.

Я вовремя ответил, что знаю об этом.

Все двадцать четыре мили от Тимбербурга до Лейм-Хорс мы ехали по автостраде, кроме двух коротких отрезков: одного, где дорога внезапно ныряла в глубокий овраг и так же внезапно выныривала из него, и другого, где после каждой очередной зимы асфальт так корежило выпиравшими из-под земли камнями, что люди перестали приводить дорогу в порядок.

В Лейм-Хорсе проживают примерно около шестидесяти человек. Асфальт заканчивался прямо перед универмагом Вотера, но дорога уходила влево и шла дальше. Поскольку мы побывали в Тимбербурге, у Вотера нам делать было нечего, и мы там не остановились. От универмага до хижины Лили оставалось около трех миль, причем дорога шла все время в гору. Чтобы доехать до построек на ранчо, нужно было пересечь еще и мост через Берри-крик[5]. Почти сразу же за мостом ручей делал резкий поворот, образуя петлю, а хижина стояла как раз в этой петле, всего в нескольких ярдах от границы ранчо. Добраться до построек на ранчо от хижины можно было либо по мосту, либо, что было гораздо короче, вброд через ручей. В августе ручей обычно мелел, и в одном месте — прямо напротив хижины — через него можно было перебраться, перескакивая с камня на камень.