Да Лоди умолк, поняв, что дал волю эмоциям. Но его компаньоны истолковали паузу иначе. Они одобрительно закивали и стали перешептываться между собой. Франческо кивнул.
— Я полностью осознаю эту опасность, — сказал Франческо. — Но что могу сделать я? Почему вы принесли свои скорби ко мое? Ведь я не политик.
— Политик нам и не нужен. Баббьяно нужен воин, которому в самом скором времени придется взять на себя роль защитника. Господин граф, нам нужны вы. Вряд ли в Италии найдется человек, не ведающий о подвигах графа Аквильского. Ваши подвиги в войнах между Пизой и Флоренцией, ваши успехи на службе у Венеции достойны того, чтобы прославить вас в веках.
— Мессер Фабрицио, — пробормотал Франческо, пытаясь сдержать слишком уж разгорячившегося оратора, щеки которого залил румянец, но да Лоди не хотел ничего слышать.
— Неужели вы, мой господин, проявивший себя столь блестяще, защищая чужое отечество, откажетесь возложить свое искусство военачальника на алтарь борьбы с врагами вашей родной земли? Я не могу в это поверить, ваша светлость. Мы знаем, что Франческо дель Фалько истинный патриот, и поэтому рассчитываем на вас.
— И вы не ошиблись, — без малейшего промедления ответил Франческо. — Пробьет час, и я встану рядом с вами. Но не раньше. Что касается необходимых приготовлений, то почему бы вам не обратиться непосредственно к герцогу?
Грустная улыбка появилась на губах да Лоди. Феррабраччио саркастически рассмеялся и со свойственной ему невоздержанностью разразился гневной тирадой:
— Вы предлагаете нам говорить с ним о мужестве, долге и чести? Да лучше я пойду в послушники к Родериго Борджа[1]. С той же пользой я мог бы окроплять благовониями ослиный помет. Все, что мы должны были сказать Джану Марии, мы сказали. Не найдя в нем, как и в вас, живого отклика, мы предложили ему еще один путь спасти Баббьяно и отразить натиск Чезаре.
— Какой же? — осведомился граф Аквильский, переведя взгляд на Фабрицио.
— Заключить союз с Урбино, — ответил да Лоди. — У Гвидобальдо две племянницы. Нам стало известно, что он с радостью отдаст одну из них за Джана Марию. А породнившись с домом Монтефельтро, мы обрели бы поддержку не только Гвидобальдо, но и правителей Болоньи, Перуджи, Камерино и некоторых других городов поменьше, уже связанных семейными узами с Урбино. То есть мы оказались бы в столь мощной коалиции, что Чезаре Борджа никогда бы не решился нарушить наши границы.
— Я об этом слышал, — кивнул Франческо. — Ничего не скажешь, решение предлагалось мудрое. Жаль только, что переговоры не увенчались успехом.
— Почему не увенчались? Святой Боже, почему? — воскликнул неистовый Феррабраччио, и его кулак с силой обрушился на стол. — Да потому, что Джан Мария не захочет жениться. Девушка, которую мы сватали ему, хороша, как ангел, но он не пожелал даже взглянуть на нее. В Баббьяно живет женщина…
— Мой господин, — поспешил вмешаться Фабрицио, не без основания опасаясь, что Феррабраччио наговорит лишнего. — все так и было. Его высочество отказался. Женитьба не входила в его планы. Поэтому нам не осталось ничего иного, как пригласить вас на эту встречу. Его высочество не ударит пальцем о палец, чтобы спасти герцогство, вот мы и вспомнили о вас. Народ на нашей стороне. На всех улицах Баббьяно открыто говорят о том, что только вы можете защитить их дома, а потому и должны править герцогством. — Старик поднялся. — Во имя народа и от его лица, ибо мы всего лишь его представители, предлагаем вам корону Баббьяно. Если вы согласны, мой господин, мы завтра же привезем вас в город и провозгласим нашим герцогом. Сопротивления не будет никакого. Лишь один-единственный человек в Баббьяно, тот самый Мазаччо, которого вы видели в кустах у дороги, сохраняет верность Джану Мррии. И то лишь потому, что ему и его нескольким дюжинам швейцарских наемников хорошо платят. Вперед, мой господин. Пусть здравый смысл подскажет вам, что честному человеку не следует испытывать угрызений совести, свергая принца, трону которого верна лишь горстка иностранцев.
Страстная речь сменилась напряженной тишиной. Да Лоди так и остался стоять, остальные сидели, обратив взоры к графу, и с затаенным дыханием ожидали его ответа.
Франческо дель Фалько глубоко задумался, наклонив голову так, что подбородок коснулся груди. Его лицо потемнело, брови сошлись у переносицы. В его душе происходила серьезная борьба. Столь внезапно предложенная ему власть, готовая упасть в его руки, как перезрелый плод, на мгновение ослепила графа. Он увидел себя правителем Баббьяно. Перед его мысленным взором открылась череда славных деяний, которые прославят и его, и родной город на всю Италию. Его доблесть и талант полководца превратят захолустное герцогство в могучую державу, говорящую на равных с Флоренцией, Венецией, Миланом. Границы герцогства заметно расширятся. Нынешние соседи станут вассалами. Он представил себе, как шаг за шагом отвоюет у несносного Борджа Романью. И вот уже поверженный враг укрывается в болотах Коммачьо или находит убежище под крылышком своего отца в Ватикане, последнем клочке земли, оставшемся под его господством. А в Баббьяно съезжаются послы великих республик искать союза в битве с французами или испанцами.
Эти мечты вихрем пронеслись в его голове, искушение железной хваткой стиснуло душу. Но тут же перед ним возник вопрос: а что он будет делать в мирные времена? Ведь он не привык жить во дворцах, а рожден для армейского быта. Ему ли менять свежесть утренней росы на траве на спертый воздух герцогских покоев? Что должен он отдать в обмен на власть? Свою драгоценную свободу. Став господином, он. превратится г раба. Да, он будет считаться правителем, но в действительности им будут понукать, а ежели он подведет своих хозяев, то в одну темную ночь они вновь соберутся в такой же вот хижине и найдут ему замену. Точно так же, как ему сейчас предлагают сменить Джана Марию. Наконец-то он вспомнил, на чей трон его просят взойти. Джан Мария, его кузен, сын сестры отца, в венах которого течет та же кровь, что и у него.
Франческо поднял глаза и встретился с озабоченными взглядами. Его губы скривила легкая усмешка.
— Я благодарю вас, господа. Вы оказали мне великую честь, но, к сожалению, я ее недостоин.
И добавил, отвечая на хор возражений:
— Во всяком случае, я не могу ее принять.
— Но почему, мой господин? — в наступившей тишине возвысил голос Фабрицио и простер к графу руки. — Santissima Vergina![2] Почему?
— Потому что среди многих причин человек, которого я по вашей просьбе должен свергнуть с престола, одной со мной крови.
— А я-то думал, что в таком человеке, как вы, ваша светлость, патриотизм и любовь к Баббьяно должны быть сильнее кровных уз, — серьезным тоном заметил весельчак Фанфулла.
— Вы не ошиблись, Фанфулла. Разве я не сказал, что эта причина — одна из многих? Ответьте мне, господа, с чего вы решили, что из меня выйдет мудрый правитель? Да, в нынешние суровые времена Баббьяно нужен полководец. Но кризис не может длиться вечно. Ситуация изменится, наше государство войдет в удачную полосу, и тогда воин в роли правителя окажется столь же смешон, как сейчас Джан Мария. Солдат — никудышный придворный и бездарный политик. И последнее, друзья мои, раз уж разговор у нас пошел начистоту. Как бы там ни было, а я люблю себя, ценю свою свободу и не променяю ее на дворцовые покои. Призвание мое — скитаться по миру, полной грудью вдыхать ветер свободы. Пусть герцогская корона и пурпурный плащ остаются… — Франческо смолк на полуслове, рассмеялся. — Наверное, я привел достаточно доводов. Еще раз благодарю вас, друзья, и прошу принимать меня таким, какой я есть. Ибо не стать мне таким, каким вы хотите меня видеть.
Граф откинулся на спинку стула. Да Лоди принялся было вновь убеждать его одуматься, приводя все новые доводы. Но Франческо его остановил:
— Решение принято, мессер Фабрицио, и оно неизменно. Вам, господа, я готов пообещать следующее: я поеду с вами в Баббьяно и попытаюсь убедить кузена внять голосу рассудка. Более того, я попрошу его назначить меня главнокомандующим армией Баббьяно и, если он согласится, реорганизую наши войска и заключу союз с соседями, и это хоть в какой-то степени будет гарантировать безопасность герцогства.