— Чем тут толпиться, лучше займитесь актом, — раздраженно огрызнулся Сергеев. И когда врач с Ромовым направились обратно к столу, обратился к Шитову: — Готовь машину, выдвигай носилки, мы сами вынесем…

Утративший недавнюю веселость сержант машинально отряхивал брюки, будто от пыли.

— Хорошо… Заодно замоюсь, перепачкался.

В комнате исполнения остались Попов, Сергеев и труп. Викентьев и остальные занимались актом, никто не наблюдал за действиями первого и третьего номеров.

Они закатали тело в брезент, перехватили сверток двумя ремнями и вытащили наверх. Шитов с мокрой брючиной и Сивцев ждали у белого медицинского РАФа.

— Смотри, как тебя уважают, — подначил Сивцев Шитова. — Офицеры самолично жмурика таскают…

— Он же сегодня за четвертого работал, — пояснил Сергеев. — Вот и подмогнули, пусть привыкает к новому номеру. Может, еще раз подмогнем, а потом таскайте сами. Доукомплектуют группу — пятый с шестым будут трудиться, как обычно. С новым шестым.

— Ты, Петька, сразу на два номера продвинулся, — снова подначил Сивцев, стараясь казаться равнодушным. — Так, гляди, и до первого дойдешь…

— Запросто, — ответил новоиспеченный четвертый, не сумев скрыть озабоченности, которая, впрочем, тут же разъяснилась. — Брюки новые запачкал, наверное, пятно останется.

Задняя дверь санитарного фургона захлопнулась.

Новый прокурор расхаживал по диспетчерской, неодобрительно поглядывая, как Иван Алексеевич хлопотливо оборудует стол. Тот чувствовал, эту неодобрительность и оттого суетился еще больше, расхваливая бабкины соленые огурчики и кооперативную колбасу.

Прокурору было лет тридцать пять, хотя крупное рыхловатое тело с заметно выделяющимся животиком могло принадлежать и более старшему мужчине.

— Что это вы тут банкет устраиваете? — строго спросил он, поправляя массивные очки, постоянно сползающие с переносицы. — По какому поводу?

— Да повод вроде есть, — хихикнул Иван Алексеевич и сделал приглашающий жест. — Людей от опасного зверя избавили, и новые у нас — вот вы, Сашенька тоже в новой роли и Петенька…

Смотрел Наполеон остро и испытующе, заглядывая под маску важности в самую прокурорскую душу. Что он там рассмотрел — осталось неизвестным, только вдруг сбросил облик старичка — божьего одуванчика, выдвинул челюсть и другим, грубым, властным голосом закончил:

— А главное — нервы расслабить надо! Дело тяжелое, особенно с непривычки, а лекарств специальных на него не придумали. Вот и приходится…

Прокурор выпил полстакана, хрустнул огурцом, надкусил бутерброд с колбасой.

— Тяжелое дело, — подтвердил он. — Но необходимое. Я со Степаном Григорьевичем спорил, он считает: надо пожизненное вводить. А откуда деньги? Их же всю жизнь кормить, охранять… Может, лучше пенсионеров подкормить? Да и устрашающий фактор снимать нельзя.

Он встал, отодвинул стакан и недоеденный бутерброд.

— Спасибо за угощение. Но превращать исполнение в пьянку, по-моему, не следует. Первый раз — за знакомство, а в дальнейшем, если потребность есть — без меня. И не в официальном месте.

Прокурор направился к двери.

— Товарища Викентьева прошу на два слова, — небрежно обронил он на ходу.

Начальник спецгруппы встал, оглядел присутствующих и, пожав плечами, пошел следом.

— Да, хлебнем мы с ним, — задумчиво сказал Иван Алексеевич. — А может, попервах строгость напускает, а там глядишь — и привыкнет. Уж на что занудливый был Григорьев, а и то терпел…

На крылечке диспетчерской прокурор спросил:

— Я не понял, что здесь делает этот старикан? Готовит выпивку и закуску?

Викентьев зачем-то пошарил по карманам.

— Полковник Ромов Иван Алексеевич? — переспросил он. — Это наша гордость. Кавалер многих орденов и медалей. Почетный чекист, наставник молодежи…

Он хотел вызвать у властного и самоуверенного молодца неловкость за «старикана», но не достиг результата.

— Не надо рассказывать его биографию, — оборвал прокурор. — Что он здесь делает?

— Иван Алексеевич опытный специалист, ветеран спецгруппы. Уже лет двадцать он выполняет функции первого номера…

— Выполнял. Но сегодня его единственной функцией было откупоривание бутылки!

Викентьев оторопело молчал. Только сейчас он понял, что один этап в работе спецгруппы закончился и начинается другой.

— Люди, не имеющие отношения к исполнению, являются посторонними и не должны здесь находиться! — отрезал прокурор. И он был прав.

— Неужели ты не понял, что эта безумная затея, из которой ровным счетом ничего не получится? — раздраженно спросил Валера.

Они сидели в холостяцкой квартире Саши Сергеева, тихо играла музыка. «Представительская» бутылка коньяка, привычно извлеченная хозяином из секретера, стояла на полированном журнальном столике, дымился в чашках янтарный чай, словом, обстановка располагала к беседе легкой и необременительной.

— Как раз наоборот — все выйдет отлично! — бодро сказал Саша.

Попов мог бы удивиться такой уверенности, если бы не знал принципа, которым руководствовался товарищ: чем меньше шансов на успех, тем решительней иди к цели!

Коньяк так и стоял нетронутым, к чаю не приступали, и атмосфера в аккуратной уютной комнатке была наэлектризованной и нервной.

— Что показала репетиция? — спросил майор и сам же ответил: — Старый мухомор, конечно, влез своим носом прямо в рану, значит, надо его нейтрализовать. Доктору эта процедура совсем не нужна, взялся для виду за пульс, да и то — если б я не сказал… Может, и его надо будет подработать, подумаем. Викентьев, говоришь, почти не смотрел. Прокурора я вначале заопасался, да он из-за стола не выходит. Шитов? Мешается, конечно, здорово, но у него заботы поважней — как бы одежду не испачкать… Парень фасонистый, а переодеваться неудобно — не к станку ведь становишься…

Кончилась пластинка, и автостоп со щелчком отбросил звукосниматель в исходное положение.

— Теоретические рассуждения почти всегда расходятся с практикой. Мысленно легко решать любые проблемы, — в наступившей тишине голос Валеры звучал резко и неприязненно. — Но вот скажи, например, как можно имитировать простреленный череп?

Сергеев усмехнулся и встал.

— Это как раз легче всего. Пойдем покажу.

Он направился в ванную, по пути выдернув из плечевой кобуры тяжелый, тускло блестящий «Макаров».

— Стреляться, что ли? — Попов нехотя оторвался от дивана и пошел следом, уставясь в треугольную спину, туго обтянутую белой рубахой. Лопатки слегка шевелились, Валера услышал характерный звук извлекаемой обоймы, мягкое скольжение металла о металл и через секунду — резкий лязг спущенного с задержки затвора с почти одновременным щелчком предохранителя.

— Включи музыку, — Сергеев открыл дверь ванной и мощной струей пустил воду. — На полную, ручку до отказа!

Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть шум бьющей струи. Попов вывел регулятор громкости до предела, от рева динамиков задрожали стекла. Сергеев поднял руку о пистолетом, вспышка, рывок отдачи и удар, происхождение которого на подобном звуковом фоне установить было совершенно невозможно.

Попов убрал звук и подошел к ванной.

— Посмотри сам, что скажешь?

На белом кафеле бурело густое, с трехкопеечную монету пятно в ореоле пятен, брызг и потеков.

— Да-а-а… — только и выговорил Валера, потрогав зачем-то пятно пальцем, и тут же брезгливо сунул руку под кран.

— Да нет, это краска, — успокоил Сергеев, вставляя обойму на место и возвращая пистолет в кобуру. — Точнее, специальный состав. Применяется для киносъемок — эффект полный. Еще вопросы есть?

Валера молча плюхнулся обратно на диван, молча открыл бутылку, молча выпил три рюмки подряд.

— Девушкам оставь, — укоризненно произнес Сергеев. — Сейчас водки принесу, раз ты так расходился.

— Не надо, — тихо ответил Попов. — И что дальше?

— Врач трогает пульс или делает вид, что трогает, или он будет знать, что ничего делать не надо — это я решу позже… Мы с тобой быстро заворачиваем его в брезент, выносим в машину, подписываем акт, все разъезжаются, отпускаем сержантов, едем ко мне, по дороге ты снимаешь брезент, я впускаю его в квартиру, едем закапываем яму, и все! Неделю-две он живет у меня, а потом — куда захочет!