— Все нормально, — говорит она.

— Но проверить не помешает, точно? — откликается Щербатый.

Зеленый Галстук искоса поглядывает на нее:

— Ты баба с яйцами.

Щербатый подсаживается к ней поближе, обнимает ее, ласкает грудь, вздыхает:

— Я б тебе больше верил, если б ты дала засунуть тебе в ротик.

Шлепком отбив его руку, она говорит:

— Если тебе нужно взбодриться, то засунь в ротик своей мамочке.

Ноздри Щербатого раздуваются от гнева. Его рука занесена над нею, готовая ударить.

Зеленый Галстук заканчивает проверку.

— Все в точности. — Потом он переводит глаза на женщину. — Можно просто оттрахать ее, а деньги забрать.

— Вас убьют прежде, чем вы дойдете до лифта, и вы сами это знаете. — Она защелкивает крышку чемодана. — Я этой негритянской хреновины вдосталь наслушалась. Все вы в городе такие. Или заключаем сделку, или я ухожу и «капусту» забираю.

Подавшись вперед, Зеленый Галстук вновь раскрывает чемодан, с жадностью смотрит на пачки денег. Он достает из внутреннего кармана пакет в серебряной фольге и протягивает его ей.

— Мы никогда не имеем дела с теми, кто с нами не нюхнет.

Она принимает пакет, рассматривает его с явной подозрительностью.

Щербатый встает с дивана и застывает в нескольких футах от нее. Сложив руки на груди, он пристально наблюдает за нею.

— Не потей так, детка. Это не отрава.

Возвращая пакет Зеленому Галстуку, она говорит:

— Сначала ты. Чтобы это не оказалось какой-нибудь дрянью.

— Людям надо доверять, сестричка.

Зеленый Галстук вскрывает пакет и выколачивает кокаин на стол. Затем берет из пачки стодолларовую купюру, складывает ее пополам и собирает ею кокаин со стола, словно совком. После этого сворачивает купюру в трубочку.

Женщина поднимается с места и встает рядом со Щербатым.

Перехватив трубочку в точке сгиба, Зеленый Галстук вставляет ее себе в ноздрю и втягивает носом наркотик. Глаза у него лезут на лоб. Изобразив на лице удовольствие, он облизывает губы:

— Ай как вкусно, сестричка!

После этого он вручает ей пакет, в котором осталось еще полдозы наркотика.

Приняв пакет, она выколачивает его содержимое себе на левую ладонь и возвращает Щербатому уже пустым.

Чилиец подался вперед, он тщательно наблюдает за происходящим на экране.

Женщина подносит ладонь с порошком к носу, словно бы упиваясь ароматом, одновременно проводя по белой линии кончиком языка, словно в попытке возбудить себя в сексуальном отношении. Она медленно проводит языком по кончикам пальцев, берет три пальца в рот, сосет их. А затем, одним молниеносным движением, подносит порошок к носу, втягивает, бросает руку вниз, запрокидывает голову, закатывает глаза и долго, протяжно вздыхает.

— Она приняла! — вырывается у Чилийца.

— Нет, не приняла, — поясняет Порджес и, орудуя дистанционным управлением, прокручивает пленку назад. Дойдя до места непосредственно перед приемом дозы, он запускает ее снова, но в замедленном темпе. — А теперь гляди хорошенько.

Теперь Алехандро обращает внимание на то, что самовозбуждающая игра женщины с собственными пальчиками отвлекает наркодельцов, потому что моментально заводит их. Он также обращает внимание на некий едва уловимый шорох в тот момент, когда женщина запрокидывает голову, закатывает глаза, строит гримасу и роняет руку, отводя ее от лица.

— Уловил? — строго спрашивает Сивер.

— А ну-ка, давайте еще раз, — просит Чилиец.

Порджес берется за дистанционное управление.

Просмотрев эпизод еще три раза, Чилиец говорит:

— Вместо того чтобы втянуть порошок в ноздрю, она сдувает его с руки в тот миг, как запрокидывает голову, и сразу вслед за этим роняет руку.

— В точности так, — говорит Порджес. — Причем сила выдоха из ноздрей в тот миг, когда рука падает вниз, развеивает кокаин по воздуху. Порошок настолько мелок, что, будучи развеян, он становится невидимым. А наркодельцы увидели именно то, что и хотели увидеть, — как она приняла дозу.

— А что было бы, если бы ей не удалось встать и пришлось бы принимать порошок сидя? — спрашивает Чилиец. — Тогда у нее не было бы спасительного движения руки.

— Гляди. — Порджес проделал трюк сидя. Затем поглядел на бывшего питомца и пояснил ему: — Ладонь вокруг трубочки складываешь чашечкой и прячешь в рот. Проделываешь, как и в предыдущем случае, все одним движением — разве что сдувать порошок приходится не носом, а ртом. Конечно, это труднее и требует большей тренировки. — Он сурово посмотрел на Чилийца. — А главное, не забывай о каких-нибудь уловках, отвлекающих их внимание от твоего рта. Агент из учебного фильма поступила безупречно, соблазняя их облизыванием пальцев. И на все про все нужна секунда, максимум две. — Порджес подтолкнул по столу оставшиеся пакеты поближе к Чилийцу. — Ну а теперь давай практикуйся, пока эта процедура не станет для тебя чисто рефлекторной.

Он открыл ящик стола и достал оттуда целую пригоршню пакетов. Распечатав один из них, Чилиец воскликнул:

— Это не кокаин!

— Разумеется. Это сахар. Закон запрещает употреблять наркотики, — с ухмылкой пояснил ему Сивер.

На обратном пути из Шарлотсвилла в Нью-Йорк тем же вечером Алехандро сидел в самолете у иллюминатора, наблюдая за тем, как тьма окутывает виргинский ландшафт, и размышляя о своем повторяющемся ночном кошмаре. Дело во сне всегда происходило ночью, и всегда на челне у Клеопатры. Алые паруса трепетали на легком ветру, полуобнаженные, но в золотых украшениях рабы сновали вокруг Клеопатры и Чи-Чи Моралеса. На борту неизменно оказывалось множество женщин, с которыми Алехандро довелось побывать в постели. Они следили за ним и о чем-то шептались друг с другом. И каждый раз главный евнух позволял ему приблизиться к шатру, в котором находилась Клеопатра, — и каждый раз, стоило ему откинуть полог шатра, ятаган евнуха вонзался ему в сердце — и Алехандро просыпался в холодном поту.

Энди Сивер опустил спинку кресла и сейчас полулежал с закрытыми глазами, предаваясь мыслям о Вильме Гальт, своей подружке-метрдотеле, оказавшейся такой трудоголичкой, что целыми днями и ночами устраивает пиршества в отеле «Бэррингтон» для богатых дам, которых в глубине души презирает. Вспоминая все пять лет, на протяжении которых они с Вильмой были вместе, он диву давался, как это она ни разу не усомнилась в его «легенде» — в том, что он сотрудник отдела краж и афер. Но, подумал он, разве это имеет какое-нибудь значение?

— Устал? — спросил Алехандро.

— Немного, — сонным голосом ответил Сивер. — Как подвигается твое историческое исследование о Клеопатре?

— Превосходно. Она была первой феминисткой в истории человечества.

Сивер открыл глаза и посмотрел на внедренного агента:

— Непростая у нас проблемка с этим лжеприемом наркотиков.

В его тоне сквозила еще большая тревога.

— Думаешь, мне, возможно, придется принимать их по-настоящему?

— Нечто в этом роде. В нашем деле не много писаных правил, но кое-какие из них буквально высечены на скрижалях. Первое: если секретный агент оказывается вынужденным принять наркотик, то он или она подлежит обязательному медицинскому обследованию.

— А второе?

— Три раза примешь наркотик — и тебя отправят в отставку.

Алехандро тоже опустил спинку кресла.

— Не собираюсь совать свой нос в кокаин.

Лейтенант Сал Элиа сидел в кабинете разведки на одиннадцатом этаже Первого полицейского управления. Он уже несколько раз прослушал запись разговора между Чи-Чи Моралесом и Алехандро. Огромные фотографии парочки, выходящей из вулканизированного туннеля, были прикреплены к стене над его письменным столом. Чем больше он вглядывался и вслушивался в видео- и аудиозаписи, тем сильнее проникался мыслью о том, что Алехандро не мешало бы заняться вплотную. Во всех следственных и разведывательных подразделениях было известно, что Чи-Чи Моралес похваляется и гордится тем, что у него нет душевных связей с остальным человечеством. Ни возлюбленной, ни возлюбленного, ни семьи, ни близких друзей. И даже те члены его команды, которым он хоть в какой-то степени доверял, откровенно перед ним трепетали. В отделе имелось немало записей разговоров ближайших сотрудников Чи-Чи, в которых они делились друг с другом испытываемым перед ним ужасом. Было известно также, что кое-кто из наркодельцов доставил сюда для устрашения остальных несколько анаконд из бассейна Амазонки. Элиа ломал себе голову над тем, где они держат гигантских змей в ожидании жертвы.