- Я смотрю, ты приготовился, – разглядывая хрупкую фигурку стоящего на коленях мальчика, заметил император.

- Да, господин.

- Ты знаешь, за что будешь наказан?

- Да, господин.

- Перечисли свои проступки, – Костя сел в кресло, прихватив по дороге гибкую плеть из тонкой кожи. Рукоять привычно легла в ладонь, и император перехватил удобней хвост плети.

- Я небрежен в постели и не всегда доставляю удовольствие господину. Я пролил питье господина на постель и скрыл это от него. Я проводил время в праздности и вместо того, чтобы заниматься вышивкой покрытия для алтаря в Столичном Храме ничего не делал. Я не читал молитв восемь раз, а ограничился шестью, дозволенных простолюдинам. Я отказался на исповеди у жреца говорить о своем господине. Я без позволения снял верхнюю рубашку, и меня увидели не только омеги из свиты, но и альфы. Я осмелился желать, чтобы наказаний не было как можно дольше.

Мальчик говорил долго, и Костя начал уже подумывать, как заткнуть этот фонтан покаяния: все эти проступки, которые старательно перечислял Лилль, по мнению самого императора яйца выеденного не стоили. Наказать следовало только за снятую не вовремя рубашку. Почему – то мысль, что его мальчика увидит кто-то другой, неприятно царапнула. Встрепенулся он, только услышав про исповедь и отказ доносить жрецу на мужа.

- Так, ты должен был рассказать обо мне жрецу? Это обязательно?

- Исповедь да, раз в три дня я должен каяться моему наставнику в храме.

- И ты ему каешься, – уточнил Костя. – А почему ты не стал говорить обо мне?

- Это не обязательно, – проговорил мальчик. – И я не хотел. Вы… прощали мне мои прегрешения. Я… просто хотел, чтобы так было подольше.

- И как ты объяснил отказ?

- Я… простите… я солгал ему, – Лилль зажмурился. – Я сказал, что вы запретили мне говорить о вас, господин.

Обман наставника в храме… если император сочтет это нарушением чистоты помыслов, то будет покаяние на много дней. А что такое покаяние в храме, мало кто знал. Те, кто прошел - молчали, те, кто вернулся - были тенью самих себя. Говорили, что если вдруг супруг считал своего омегу неподобающим статусу, то его отправляли на перевоспитание в храм: омеги, вышедшие оттуда, были безупречны.

- Ну что ж, – протянул Костя, – тогда я тебе запрещаю обсуждать своего альфу с кем-либо.

Услышанное ему не понравилось. Значит, если бы не страх мальчика перед возможным наказанием, он бы рассказывал о своем супруге. А сказать он мог многое. Например, что у мужа изменились предпочтения в постели или поведение, или манера говорить.

- Да, господин.

- Ну а теперь собственно, само наказание. Раздевайся и ложись на спину.

- Да, господин. Мне ложиться на пол?

- Нет, на постель и руки подними вверх.

Мальчик торопливо снял все и лег, как приказано.

- Хорошо, – оглядел его Костя, – руки на спинку и держись крепко. Отпустишь, получишь дополнительно.

Лилль уцепился за резьбу на спинке и стиснул ее пальчиками, так сильно, что они побелели от напряжения.

- Замечательно, – мурлыкнул император, проводя рукояткой плети по животу мужа, выписывая узоры, обводя ребрышки, ямку пупка, спускаясь ниже.

Мальчик зажмурил глаза, вздрагивая от каждого движения.

«Только бы не по нему…» - паника в мыслях очень явственно отражалась на его лице. Однажды, во время порки, супруг ударил его не только по ягодицам, но и по сморщенной дырочке, по нежной мошонке, по члену. Боль была адской, и омега до сих пор помнил, что он тогда еще долго не мог дотронуться до своих нежных мест.

Костя еще раз провел по телу супруга, приподнял концом рукояти вялый член и чуть шлепнул по нему. Слегка, только чтобы вызвать прилив крови. Реакция омеги его напугала. Мальчишка забился на кровати, пытаясь уйти от прикосновений, старательно при этом держась за спинку. Вот он дернулся чуть сильнее, рука соскользнула, и в распахнутых глазах плеснулся дикий ужас.

Костя отшвырнул плеть и подхватил мужа, прижал к себе, погладил по спинке, расслабляя сжатые в судороге мышцы.

- Все, я не сержусь, – шептал он.

Но мальчик ничего не слышал.

- Простите, господин, – лепетал он, – простите.

Костя встряхнул его, потом еще раз и еще, пока в глазах у Лилля не появилось осмысленное выражение.

- Ты отпустил спинку кровати.

- Да, господин.

Император отпустил мужа, снял с себя одежду и вытянулся на постели.

- Ласкай меня, – приказал он.

Мальчик с готовностью полез вниз, но был остановлен.

- Не только там. Я хочу, чтобы нашел на моем теле места, которые доставляют мне удовольствие. Помнишь, как я делаю тебе?

Лилль нерешительно кивнул.

- Тогда действуй, ты же наказан? Вот и работай.

Омега испуганно посмотрел на мужа. Ласкать самому, да как он смеет касаться тела супруга! Но приказ неоднозначен. И мальчик стал осторожно гладить ладошками плечи, бока, провел пальчиками по твердым кубикам пресса, наклонился, лизнул сосок. Осторожно поцеловал в губы, как клюнул. Костя с трудом удержал улыбку. Мальчик так забавно морщился, старательно оглаживая его со всех сторон. Покосился на мужа, все ли правильно. Судя по прикрытым глазам и прерывистому дыханию, пока все хорошо. Да и ниже супруг явно не равнодушен. Лилль чуть смелее двинул пальчиками, спустился вниз, ухватился за ствол и провел по нему, лаская.

Когда довольный супруг уснул, привычно обняв Лилля, мальчик еще лежал некоторое время, вспоминая прошедшее. Он был наказан. Так сказал муж. Его не избили. Это хорошо. Зато научили целоваться, ласкать и доставлять удовольствие супругу самому, не просто отдаваясь, как уже было привычно.

«Странное наказание…»

Часть 7

Наутро в приемной императора ждали не только уже привычные канцлер, безопасник и секретарь, бета из знатного рода, но и осужденный Кариэль.

Его разбудили рано, дворцовый раб принес завтрак и велел передать, что в его разнарядке записано, что явиться следует в приемную императора. Туда он и отправился, игнорируя удивленные взгляды по пути. Нет, что в исхудавшем и постаревшем рабе кто-нибудь узнает некогда красавца-альфу, завидного жениха, он не опасался. Увидев себя в зеркале, Кариэль понял, что не будь так уверен, что это отражение его собственное, сам бы не поверил. Не хотелось давать повода придраться придворным к вольно идущему рабу и из-за этого опоздать.

Слава Лунным Богам, он успел. И встретил императора, не как полагается рабу, на коленях, а поклоном, забыв на мгновение о своем рабском статусе. И похолодел, когда до него дошло. Ему приказали войти в кабинет и там дали задание, причем именно то, за что его, собственно говоря, и обвинили.