Ветер самозабвенно терзал малиновый флаг на шпиле дворцовой башни, словно впал в охотничий раж при виде медведя, изображённого на полотнище. Геральдическая зверюга сердито скалилась и, встав на задние лапы, демонстрировала гнутые когти, но ветер не давал себя отпугнуть — лишь время от времени устраивал короткую передышку, чтобы затем наброситься с новой силой.

Людям во дворце, впрочем, совершенно не было дела до этой грызни над крышей. У них хватало своих забот.

Сухопарый господин в вицмундире сидел за столом в просторном, но сдержанно обставленном кабинете. Сдержанность эту злые языки назвали бы нарочитой и даже несколько неприличной. Но хозяин кабинета плевать хотел на чужие мнения; он предпочитал концентрироваться на главном, а всё лишнее выносить за скобки. При дворе он занимал должность, которая в официальных бумагах называлась длинно и скучно, а на практике означала, что её обладатель консультирует императора по некоторым нестандартным вопросам, влияющим на вращение шестерёнок в государственном механизме.

— Итак, — произнёс придворный, глядя на посетителя в партикулярном платье, который сидел напротив, — как ведёт себя фигурантка?

— Пытается наладить светскую жизнь, наносит визиты. Контакты не представляют оперативного интереса. Регулярная слежка прекращена ввиду явной бесперспективности. Что, между прочим, полностью соответствует указанию, данному в своё время его величеством.

Произнося последнюю фразу, гость позволил себе намёк на иронию. Хозяин отреагировал флегматично:

— Его величество мудр и, сообразно своему статусу, движим стремлением к справедливости. Нам же с вами выпало заниматься практическими задачами. Ваша служба действительно полагает, что слежка за фигуранткой более не нужна?

— Да. Мои специалисты ручаются — все предыдущие аномалии были связаны исключительно с применением артефакта. Без него барышня ни на что серьёзное не способна.

Визитёр кивнул на пластину из полупрозрачного минерала, лежащую на столе. В поперечнике та имела чуть меньше пяди, по краям поблёскивали неаккуратные сколы. Хозяин кабинета взял её, повертел в руках и сказал задумчиво:

— Артефакт без девчонки — тоже пустышка.

— Лично меня такое положение дел более чем устраивает. Пустышка, по крайней мере, не грозит нарушением статус-кво.

— Вы правы. Меня, однако, смущает, что некоторые вопросы по этой теме по-прежнему остаются непрояснёнными. А ведь прошло уже, если не ошибаюсь…

— Без малого восемь месяцев. Сейчас апрель, а впервые артефакт был задействован в конце лета. Тогда вся эта история, по сути, и началась.

— Что ж, будем надеяться, что продолжения она не получит. Благодарю за визит и за пояснения. Ваша помощь очень ценна.

Посетитель откланялся. Дождавшись, пока он выйдет, человек в вицмундире встал, открыл сейф с кодовым замком и положил пластину в изолированную ячейку. Потом остановился возле окна.

Небо над столицей густело, принимая вечерний цвет; оранжевый персик солнца плыл в закатном сиропе. Одинокая клочковатая туча подкрадывалась к дворцу — при определённом везении можно было рассчитывать на короткий освежающий дождь.

Полюбовавшись видом с высоты четвёртого этажа, придворный бросил взгляд на часы и взял со стола кожаную папку — пора было на доклад к государю.

Когда он покидал кабинет, туча обронила первые капли — а уже через полминуты на дворец обрушился ливень. Полог, сотканный из воды, повис напротив окна, одна из створок которого была приоткрыта.

От этого полога отделились три прозрачно-тугих жгута. Они хлестнули по подоконнику и, преодолев защитные чары, в облаке брызг проникли внутрь кабинета. Ещё миг — и жгуты сплелись в зыбкую человеческую фигуру, которая склонилась над сейфом.

ГЛАВА 1

В августе я отправился искать запретную реку. Попутчица мне попалась — что надо, хоть и хитрющая, и поначалу мы продвигались бодро, но потом нас выследили люди-осколки…

Да-да, понимаю, о чём вы сейчас подумали: «Брешет парень и не краснеет». Люди-осколки — это ж деревенские сказки, страшилки, которыми детишек пугают, а наяву такого не встретишь, хоть с фонарём ищи.

Вот и я тоже думал — страшилки, сказки…

В общем, предупреждаю сразу: история правдивая, от первого и до последнего слова. Я вам её расскажу, а верить или не верить — решайте сами. Это, как говорится, дело хозяйское.

Чтобы Чавы не ругались зря, постараюсь рассказывать по порядку, не перескакивая с пятого на десятое. Надеюсь, как-нибудь справлюсь. Мне даже учитель в школе, господин Кунь-Кунаев, сказал однажды: «Светлая у тебя голова, Митяй». Потом, правда, вздохнул и добавил: «Жаль, балбесу досталась».

Ладно. С чего начать?

Мой отец держит пасеку, разводит там пьяных пчёл. Вы их, наверно, видели на картинках — крупные, почти как шмели, и не жёлтые, а красновато-рыжие. Мёд у них особенный, голову туманит приятно, хотя много его не съешь, слишком приторный. Две-три ложки — от силы, а если больше, то поплохеет, и морда пойдёт красными пятнами. Я один раз объелся — до сих пор вспомнить тошно, да ещё отец ремнём отодрал за дурость.

Но вообще-то отец у меня не злой. И не какой-нибудь мужик сиволапый, а из городских мещан, служил в своё время письмоводителем. Это потом уже мёдом занялся, когда талант в себе разглядел.

Пьяные пчёлы есть только у нас на острове, на материк их везти нельзя. Специально придумано, чтобы мёд никто не мог поставлять, кроме островитян. Торговая привилегия — так это называется. Существует испокон веку, и указ императора её подтверждает.

На материке на нас обижаются и придумывают обидные шутки. Говорят, что мы — жадные дикари, моемся раз в полгода, живём в берлогах и в дуплах, а всю нашу территорию можно переплюнуть одним плевком, если хорошо постараться.

Специально для таких умников — урок географии забесплатно. Остров — вёрст четыреста в поперечнике, по форме — почти квадрат, только перекошенный и приплюснутый. Я, если смотреть по карте, живу в самом низу, в городе у южного побережья, где устье реки Медвянка. Ну а материк — ещё южнее, за морем.

Как бы объяснять понагляднее про наш город? Представьте, что вы на судне входите с моря в реку, в это самое устье. Порт миновали, плывёте дальше. По левую руку — дома попроще, по правую — побогаче. Ещё через пару вёрст река потихоньку загибается на восток. Справа в излучине — резиденция императорского наместника, замок из серовато-белого камня. А слева кварталы уже закончились (напротив замка строить запрещено), и начались поля с перелесками.

Мой дом — на краю города, возле поля. Получается интересно — я живу на «бедном» берегу, но вид на замок у меня лучше, чем у иного аристократа. Пускай завидуют.

На поле растут подсолнухи, с которых пчёлы собирают нектар с пыльцой. «Пасутся», как говорит отец. Меня это слово в детстве очень смешило — я сразу представлял себе пчелу размером с корову, которая бродит туда-сюда и лениво жуёт, а потом её для полного счастья доят. Фантазия у меня с малолетства буйная.

Это было вступление, а теперь — собственно история.

Просыпаюсь я однажды утром, гляжу в окно. Замок за рекой торчит, как положено. Солнце ещё толком не поднялось, а жарит уже вовсю. Мухи летают жирные, злые. Дождя не было уже почти две недели — редкий случай для побережья, но такой уж выдался август.

Смотрю — отец беседует у ворот с двумя господами. Один — в солидном костюме-тройке и в шляпе, другой — с непокрытой головой, в полотняной паре, весь такой из себя расслабленный, руки держит в карманах, да ещё травинку жуёт.

О чём говорят — не слышно, но чувствуется, что отец недоволен. Стоит, набычившись, и руку в кулак сжимает, как перед дракой. Выслушал, что эти ему втирали, и головой покачал — нет, мол, не убедили. Гости, однако, уходить не хотят. Тот, который в шляпе, что-то ещё сказал, и отец как-то сразу сник — помолчал и махнул рукой в сторону беседки. Вроде как пригласил продолжить.