Выражение лица у русалки чуть изменилось — при желании это можно было истолковать как снисходительную улыбку:

— Те, кто вступают в реку, никому не подчинены. А те, кто кому-то подчинены, не вступят в реку при всём желании. Это правило без исключений — можешь, если угодно, считать его законом природы.

— Вы, речные, слишком самонадеянны и недооцениваете противника. Да, с этой барышней он не смог ничего добиться, но то было ещё в июне. А сейчас зима, его любимое время. И он снова в городе — об этом сообщил наш агент неделю назад…

— Твои слова — пустое сотрясение воздуха. Мы знаем, в чём сила Каменноголового. И в чём его слабость — тоже.

— В эту историю уже втянуто слишком много людей. Слишком много факторов риска, которые не поддаются оценке. Вас, к примеру, не смущает, что в замке сидит инициированная ведьма, способная к водным чарам? Она, насколько я понимаю, до сих пор не смогла освоить собственный дар — применяла его в единичных случаях, в минуты отчаяния. Но вы почему-то не помогаете ей, как будто вас это не касается.

— Не тебе об этом судить.

— А знаешь, чем это кончится? Юная ведьма в замке рано или поздно поймёт, что Кречет — единственный, кто может ей подсказать, пусть даже она его ненавидит. И я очень сомневаюсь, что его подсказки будут вам на руку.

Русалка вновь усмехнулась — теперь уже с откровенным презрением:

— Ты попросту глуп, человек огня, если надеешься нами манипулировать. Думаешь, я поверю, что тебя волнуют наши проблемы? Ты, как и твои предшественники, ищешь выгоды для себя и для своего гадючника. Нам противна ваша возня. Мы в прошлом пытались объяснить вам очевидные вещи, но вы неспособны слушать. Раз за разом вы наступаете на те же самые грабли, поэтому мы больше не тратим силы на объяснения. Уходи и не зови нас больше.

Развернувшись, она сделала шаг к воде. Я, глядя ей в спину, спросил:

— По-твоему, ситуация на острове безобидна?

— Нет, — бросила русалка через плечо, — ситуация очень сложная. Но то, что собираешься сделать ты, отвратительно и бессмысленно. Мы не будем в этом участвовать.

— Просто скажи мне, где сейчас Каменноголовый. Точное место.

— Повторяю — мы тебе не союзницы.

Она погружалась в реку с той же неторопливой надменностью. Солнце, выглянув из-за туч, плеснуло медным холодным светом, полынья заискрилась. Вода, усеянная ледяными осколками, всколыхнулась в последний раз и сомкнулась над русалочьей головой.

Я пошёл обратно к дороге.

Прежде чем углубиться в заросли, бросил последний взгляд на место нашей беседы. Костёр уже догорел. Полынья затягивалась, лёд намерзал по её краям с неестественной быстротой.

Ответ речных жительниц я услышал — он меня не порадовал, но был вполне предсказуем. Пора было переходить от разговоров к действиям.

Низенький кучер, похожий в своём толстенном тулупе на неваляшку, топтался возле повозки и грыз сухарь. Никаких ёмкостей я при нём не заметил, и всё равно возникало стойкое ощущение, что за время моей отлучки он не только употребил, но и, пожалуй, усугубил. Я сказал ему:

— Быстро возвращаемся в город. Короткой дорогой до перекрёстка, где я оставил попутчика. Помнишь?

— Чего ж не помнить? Сейчас напрямки рванём. Сначала по Куньей, а там уже на Морской бульвар…

— Давай-давай, шевелись.

Лошадь тронулась резво, пошла размеренной рысью. Город встретил нас деревянными хатами и тоскливой голью садов, потом появились дома из обожжённого кирпича. Выползли многоквартирные насупленные уродцы в два-три этажа с шеренгами узких окон. Впрочем, я и не ждал архитектурных излишеств — все они концентрировались на другой стороне реки.

Расплатившись, я отпустил извозчика и огляделся в поисках шустрика. Тот выскочил из ближайшей чайной и постарался принять услужливый вид, но на его физиономии читалась досада. Я его понимал — солнце клонилось к западу, и паренёк надеялся, что я уже не приеду.

— Идём. Вопросов не задавать.

Мы прошли три квартала, повернули налево. В этом районе квартировал связник в последние месяцы перед смертью.

Нужный адрес обнаружился без труда. К одноэтажному дому прилепился крохотный флигель, за которым виднелся сарай для дров. В палисаднике торчало одинокое деревце в окружении бурьяна, истерзанного морозом.

В доме были закрыты ставни, в пристройке — просто задёрнуты занавески. Трубы не дымили ни там, ни там.

— Нету никого, — блеснул логикой мой подручный.

Я молчал, глядя поверх штакетника со следами зелёной краски. Почему пустует флигель, было понятно — связник, арендовавший его, лежал сейчас в порту горсткой пепла. Вопрос, куда исчезли обитатели дома, оставался пока открытым, но был далеко не первостепенным.

— По делам, видать, уехали. Или в гости, — не унимался шустрик.

Я посмотрел на него, и он наконец заткнулся.

Спичка в моих руках вспыхнула с сухим треском. Она горела чисто и ровно, но что-то меня смущало. Я не сразу сообразил — пламя сжирало деревянный черенок чуть быстрее, чем это происходило обычно. Разница была несущественной — кто-то другой, окажись он на моём месте, просто не обратил бы внимания, но я слишком много лет занимаюсь тем, что смотрю на огонь в поисках подсказок.

За оградой ждали сюрпризы.

К счастью, я это предусмотрел.

— Заходи, — скомандовал я подручному.

Он, покосившись на меня с подозрением, толкнул калитку. Мы обогнули флигель — вход в жилые постройки был не с улицы, а с внутреннего двора. На бельевой верёвке болтались задубевшие шерстяные портки.

— Постучись в дом.

Шустрик поднялся на крыльцо, стукнул пару раз — никто не отозвался.

— Подёргай дверь.

— Заперто.

— Хорошо. Теперь во флигель.

Какое-то время он колебался. Видно было, что его так и подмывает задать вопрос, но страх передо мной победил. Костяшками пальцев шустрик побарабанил по дощатой двери.

— Говорю же, нет никого.

— Подёргай.

Он вздохнул и взялся за ручку.

Дверь тихо скрипнула и открылась.

— Входи.

— Может, сначала вы, господин колдун? А то мне чего-то стрёмно…

— Стрёмно будет, если я возьму горящую спичку и засуну тебе в ноздрю. Или ещё в какое-нибудь отверстие.

— Ладно, чего вы сразу? Я ж просто так сказал…

— Не трать моё время.

Шустрик сгорбился, втянул голову в плечи и шагнул за порог.

ГЛАВА 4

Воздух в дверном проёме вздрогнул и заструился — так бывает, если заглянуть в помещение, где жарко топится печь. Но сейчас я не ощутил тепла — наоборот, из флигеля дохнуло таким морозом, что даже улица показалась курортом.

На миг у меня возникло чувство дезориентации. Мир опрокинулся, координатные оси поменялись местами — теперь я смотрел на шустрика не сзади, а сверху. Полутёмный коридорчик за дверью стал вертикальной шахтой, стылым колодцем, в который падал мой несчастный подручный.

Потом во флигеле остановилось время.

Падение прекратилось на полпути — шустрик повис, нелепо раскинув руки, как лягушонок в прозрачном льду. Хотя это был, конечно, не лёд, а нечто гораздо более сложное, реликт из давно забытых времён.

Против такой ловушки даже я оказался бы совершенно бессилен. Вошёл бы первым — и моя миссия завершилась бы досрочно и без фанфар. Но у меня был шустрик — специально на такой случай.

Он сослужил свою службу.

В каком-то смысле ему даже повезло — тот, кто установил капкан, хотел не убить, а лишь обездвижить жертву, чтобы потом устроить допрос. А значит, скоро сюда кто-нибудь явится за добычей.

Восприятие пришло в норму, коридор уже не казался шахтой. В остальном, правда, всё осталось без изменений — шустрик по-прежнему висел между полом и потолком, ожидая решения своей участи.

— Ох, ё…

Я обернулся на голос. С соседнего двора на меня смотрел бородач саженного роста и с плечами молотобойца. Несколько секунд мы стояли молча, разделённые щелястым забором, потом я ткнул пальцем в сторону флигеля и сказал: