Жизнь при дворе ежедневно экзаменовала именитых юнцов, сбивая с них беспечность, беззаботность, свойственную многим баловням судьбы. Одна из сложных, трудно преодолимых была проблема написания служебных документов. Умением «излагать бумаги» владели далеко не все. Способность грамотно и стройно создавать текст из того, что сбивчиво звучало в многоголосице заседаний, либо произнесено начальствующим лицом на ходу, ценилась особенно высоко[2]. Николай Румянцев и в этом обнаруживал неплохие задатки. Именно камер-юнкеры преимущественно составляли круг общения молодых членов царской семьи, в том числе и наследников престола. Возникали привязанности, взаимные симпатии и антипатии, многое из того, что впоследствии становилось залогом взрослых отношений. Эта среда выпестовала Ф.В. Ростопчина, Н.Б. Юсупова, С.Р. Воронцова, В.П. Кочубея, А.Б. Куракина и других будущих видных деятелей царствований Павла I и Александра I.
Вместе с сыновьями к службе при дворе была призвана их мать, княгиня Екатерина Михайловна, а бабушка, графиня Мария Андреевна, урожденная Матвеева, состояла при дворе уже давно. Екатерине Михайловне предстояло занять пост гофмейстерины, приняв на себя обязанность опеки супруги Павла Петровича — Марии Федоровны. Необходимо было окружить невестку императрицы заботой и вниманием, адаптировать к новым условиям жизни. Таким образом, семейное переплеталось с государственным и наоборот. Эти две женщины, наделенные разными характерами, воспитанные и образованные в аристократических семьях известных российских вельмож, привили братьям Румянцевым качества, которые впоследствии им весьма пригодились в жизни.
Внимание Екатерины к наследникам Петра Румянцева проявилось в поощрении длительной, более чем двухлетней поездки Николая и Сергея в Европу для получения образования. Сопровождать и опекать юных Румянцевых самодержица поручила своему доверенному лицу, выходцу из Швейцарии, интеллектуалу барону Мельхиору Гримму. В странах и столицах, где бывали Николай и Сергей Румянцевы, им оказывали не по рангу высокий прием. Мельхиор Гримм посчитал нужным представить русских путешественников самому Вольтеру. Мыслитель не преминул внушить юношам мысль об особом жизненном предназначении — не претендовать на власть, а быть опорой российскому престолу. Свои наблюдения о том, что представляют собой братья, каковы задатки каждого из них, барон регулярно докладывал Екатерине II. Судя по всему, Екатерина хотела удостовериться, в какой мере и тот и другой, находясь рядом с наследником престола Павлом Петровичем, могут позитивно влиять на него. После пребывания братьев в Европе их повысили до ранга камергера, а Николай уже через три месяца был направлен к венскому двору с дипломатической миссией — известить Австрию о бракосочетании наследника престола Павла Петровича с принцессой Вюртембергской.
По свидетельствам, почерпнутым из разных источников, Петр Румянцев, отец, только к концу жизни всерьез задумался о будущности своих наследников. Понимание, что сам он невечен, пришло с большим опозданием. Продолжительный успех, слава, награды отодвигали мысли о неизбежном. Даже когда лидирующие позиции захватил его соперник Григорий Потемкин, а его самого стали отдалять от престола, мысль о грядущем конце жизни не посещала фельдмаршала. Оглушающим, отрезвляющим событием для Петра Румянцева стало известие о внезапной кончине князя Потемкина-Таврического. Оказалось, что и такие люди, как он, и даже более удачливые тоже смертны. Испытывая ревность к успехам своего коллеги, Петр Румянцев вынужден был задуматься наконец о продолжателях дел своих. Потемкин, как выяснилось, подумать об этом не успел. А ведь каким он был, этот Григорий Потемкин! Человек-легенда. Он сумел затмить всех, а главное, настолько завладеть сердцем властительницы Екатерины, что она с ним тайно обвенчалась. И вдруг этот могучий здоровьем и духом сверхчеловек, пребывая в зените славы, внезапно умирает. Было о чем задуматься. Именно тогда Румянцев-Задунайский напомнил императрице о своих детях, высказав особую заботу о Николае, которого считал лучшим, более всех подававшим надежды. Однако к тому времени отношение Екатерины как к самому фельдмаршалу, так и к его отпрыскам изменилось. С некоторых пор Николай и Сергей стали для нее такими же подданными, как и все остальные. У императрицы сложились свои виды и на того, и на другого. Каждому была уготована своя роль в государственных делах, исходя из того, кто на что способен. Решение об их дальнейшей судьбе она будет принимать, руководствуясь собственными соображениями…
Фельдмаршалу Петру Румянцеву, как и его отцу, не довелось дожить до той поры, когда лучший из его сыновей, Николай, достиг невероятных высот в государственном служении. Он развивался, рос, мужал, набирался знаний, жизненного опыта, лишь урывками общаясь с отцом. Это был свой, совсем другой путь, непохожий на тот, которому следовали его дед и отец…
Екатерине II пришлось изменить свое отношение к Петру Александровичу Румянцеву, когда не стало Потемкина. Внезапная смерть фаворита, вызвавшая шок, сменилась беспокойством императрицы. Опасная внешнеполитическая обстановка, события во Франции и вокруг нее, мятеж в Польше, другие незавершенные предприятия, как и ощущение личной незащищенности, побуждали искать прочную опору.
В 1792 году императрица была вынуждена обратиться к Румянцеву: «…услыша о лучшем состоянии здоровья, обрадовалась и желаю, чтобы оно дало Вам новые силы разделить со мной тяготы мои, ибо Вы сами довольно знаете, сколь Отечество помнит Вас, содержа незабвенно всегда заслуги Ваши в сердце своем. Знаете также и то, сколько много и все войско самое любит Вас, и сколько оно порадуется, услыша только, что обожаемый Велисарий[3] опять примет их, как детей своих, в свое попечение. Я уверена будучи не менее и о Вашем благорасположении к нам, остаюсь несомненно в ожидании теперь принятия Вами всей армии моей в полное распоряжение Ваше, пребывая при сем навсегда усердная и благосклонною, Екатерина»{13}. Престарелый фельдмаршал не мог ответить императрице «нет», как, впрочем, и его согласие означало лишь формальное отношение к доверию и обязанностям. Румянцев до конца своих дней оставался у себя в Малороссии, не выезжая в столицу. Политика Екатерины II, противоречивая и коварная по отношению к своим сподвижникам, не позволила многим из них оставить о себе у потомков цельное представление. Петр Румянцев оказался одним из них. Сведения о нем, впечатления современников о его личных качествах весьма разнятся — от восхищения и восторга до поношения и обвинения в пороках. Однако, что бы ни говорили, Румянцев оставался солдатом и государственным мужем. Когда Потемкин убедил Екатерину совершить поездку в Крым, дабы она могла почувствовать масштаб территориальных приобретений и насладиться видами могущественной империи, генерал-губернатор Малороссии Румянцев отказался от неслыханных затрат на убранство Киева. «Скажите императрице, что мое дело брать города, а не украшать их»{14}, — ответил он одному из ее приближенных. Как личность Румянцев был не всем и не во всем удобен и при жизни, и после смерти. Только этим можно объяснить забвение, пришедшее на смену его славе. Петр Румянцев не оставил после себя политического завещания, не вел дневников, не написал мемуаров. Однако о многом говорит однажды высказанное им суждение: «Наша империя, по ее обширности, разноверию и разноправию своих обитателей и по разнообразию ее соседей, должна наблюдать, чтобы подражать другим державам только в приличном, и весьма уважать тот источник, который и доселе один питает ее воинские силы. Источник сей есть народ, дающий войску и людей, и деньги. Надлежит стараться, дабы несоразмерным и бесповоротным взиманием не оскудить сей источник»{15}.