— А теперь самое главное, — воскликнула тетушка и, взяв в руки обе картинки, долго их изучала. — Последний штрих!

Две пряди на висках заплетены в длинные тонкие косички, уложены обручем вокруг лба и закреплены сзади. Потом тщательно, один за другим вколоты еще несколько цветков. Казалось, на голове моей лежал венок.

— Вот теперь превосходно! Это у нас с тобой хорошо получилось, Йозефа. — Тетушка отступила на шаг с выражением триумфа на лице. — Прическа удалась точь-в-точь. И вот что я вам скажу: это проливает свет на некоторые факты. Для кое-кого. Не так ли? Это пробуждает прекрасные воспоминания. Сейчас как раз самое время!

Йозефа энергично кивнула, церемонно подправила отдельные пряди, а когда она закончила, у меня закружилась голова.

По правде говоря, мне было совсем худо. Три битых часа я прямо, как свеча, сидела на золоченом стульчике, неподвижно, как статуя, утянутая до сорока сантиметров.

Несколько раз Зефи уколола меня шпильками. От спиртовки воняло. Запах паленых волос на щипцах раздражал желудок.

— Прошу прощения, но мне сейчас будет плохо.

И тут тетушка поднесла мне ручное зеркало. И все сразу же стало прекрасно.

Неужели это я? Белая нежная кожа, большие черные глаза, на голове великолепие из темных локонов, на лбу цветочный ободок — на меня смотрела улыбающаяся молодая барышня. Уже не ребенок. Живительно, до чего можно измениться!

— Ну вот, теперь у нас в Эннсе новая красавица, — довольно воскликнула тетушка. — Ты себе нравишься? Да? Могла ли ты представить себе подобное три недели назад, когда приехала к нам?

— Нет. Никогда… но… прошу прощения, не хочу никого обременять, только… мне так тяжело дышать… и я не могу… говорить. — Я ловила ртом воздух.

— Чудесно, — сказала Юлиана. — Тогда ты знаешь, как себя вести за ужином: улыбаться, молчать, не противоречить, ничего не критиковать, а если упадешь в обморок, то и это твой козырь. Кавалеры будут чувствовать себя защитниками, все бросятся тебя поднимать, и ты снова в центре внимания. Запомни раз и навсегда: ты плавно соскальзываешь на пол. Ни в коем случае не опрокидываться, как доска. Красавица должна и в обмороке не терять грациозности. И тогда все мужчины — твои рабы. — И она захихикала, будто девочка. — Я говорю это по собственному опыту. Положись на него.

Йозефа принялась упаковывать корзинку. Тетушка протянула мне свой веер — золотистый с красными крапинками, он ярко контрастировал с лиловыми цветами в моих волосах.

— Душа моя, сиди смирно на своем месте и не крути головой, пока не вернется Зефи. Она тебя оденет. А в половине девятого я зайду за тобой и отведу вниз. Готова держать пари на свой отель, что сегодня нас ждут сильные впечатления. Этот вечер принесет тебе новых пылких поклонников, если я не обманываюсь.

Уходя, она помахала мне рукой, а Йозефа даже сделала книксен.

Наконец-то я одна.

Я судорожно раскрыла веер. Уф-фф, свежий ветерок. И в этот момент я поняла, почему элегантные светские дамы всегда имеют при себе веер. Вовсе не из кокетства. Отнюдь нет. Они всюду носят этот предмет с собой, чтобы выжить. Не из тщеславия, а из чистой необходимости. Веер и корсет, я впервые осознала это сейчас, идут рука об руку. Без вееров туго зашнурованный дамский мир давно бы задохнулся. А если корсет когда-нибудь выйдет из моды, то исчезнут и веера.

Внезапно у меня заболела голова. В висках стучало. Никогда бы не подумала, что взрослые добровольно обрекают себя на такие муки. Красота требует жертв — гласит старая поговорка. Как же это верно! Как верно!

На секунду я поддалась жалости к самой себе. Но тут же выпрямилась, как свеча. Ни одна из женщин, которых я знала, никогда не жаловалась на подобные вещи. Я не хочу быть здесь первой. И потом, успех того стоит!

Я бросила удовлетворенный взгляд в большое зеркало на дверце моего гардероба. На меня смотрела красавица, и это была я. Могла ли я мечтать о таком раньше? К этому времени Юлиана успела тайком поведать мне десять заповедей женской красоты, я отвечала семи из них: у меня была предписываемая лилейная кожа, потому что я никогда не выходила из дома без шляпы, перчаток и зонтика от солнца. За этим следила Эрмина с тех пор, как мне исполнилось три года. У меня тончайшая талия. Маленькие руки и ноги. Большие глаза, к тому же черные, — вожделенный цвет глаз в стране, где большую часть населения составляют блондины. Маленький рот. Длинные густые волосы, и я невелика ростом.

Чего мне недоставало, так это пышной груди, широких бедер и круглых плеч. А если быть совсем уж честной, то рот у меня был не так уж мал. Но он не был вульгарно большим. И, слава Богу, губы мои нежно очерчены, потому что толстые губы вообще считаются одним из самых грубых недостатков женского лица.

Я наклонилась, чтобы получше разглядеть себя.

Прическа. Кого же она напоминала?

Я долго размышляла об этом. И наконец меня осенило.

У Эрмины в шкатулке для драгоценностей хранилась одна миниатюра. Живопись на слоновой кости. На портрете была изображена красивая женщина, похожая на императрицу, только глаза и волосы у нее были черными. Эрмина однажды, несколько лет тому назад, показала мне ее. У женщины была та же прическа.

Кто это, я не знала. Тогда не спросила, потому что меня это еще не интересовало. Теперь же история обретала другой поворот.

Я быстро встала и выглянула из окна. Пять минут седьмого. Солнце, правда, все еще светило над городской башней, но было уже поздно. Я же испытывала непреодолимое желание прокрасться в комнату Эрмины и отыскать миниатюру. На оборотной стороне портрета наверняка написано имя.

Стоп. Нет. Благовоспитанная барышня не рыщет в чужих комнатах. Это верх бестактности. А кроме того, как я уже говорила, у меня не было времени. Эрмина должна была вот-вот вернуться.

Через десять минут в дверь энергично постучали.

— Кто там?

— Это я.

— Входите, пожалуйста.

Я опустила веер и приняла позу: голова высоко поднята, грудь вперед… Переступив порог, Эрмина застыла как вкопанная. Глаза ее расширились, дыхание участилось.

— Маргита — как живая, — невольно вырвалось у нее, и она опустилась на мою постель.

— Пардон, кто как живая?

— Маргита, — пробормотала моя маленькая гувернантка, явно раздосадованная, что у нее сорвалось с языка. — Это так характерно для твоей тетушки. Она нарочно так сделала. Упряма, как осел. Все хочет довести до крайности. А к чему это приведет? Бессмысленная затея.

— Пожалуйста, скажите мне, кто такая Маргита? Я раньше не слышала этого имени.

— Моя… моя… дальняя знакомая. Она уже умерла. А ты действительно совершенно изменилась и выглядишь совсем не так, как моя дорогая маленькая Минка.

— Я вам не нравлюсь? — Я закрыла веер и стала крутить головой во все стороны.

— Да нет, нравишься. — Эрмина снова успокоилась. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, в замке была одна дама с похожей прической.

— Хорошо было в замке?

— До того хорошо, что и домой не хотелось возвращаться.

— Ну и как вам сырые огурцы?

— Это варварство. Жесткие, как кость. Жевать приходится очень осторожно, иначе они ужасно хрустят на зубах. Но к этому вкусу можно привыкнуть… со временем. — Она встала. — Что я еще хотела сказать… Я напрасно беспокоилась. По дороге сюда мне как раз встретился господин барон. Придет один-единственный друг из казармы — Аттила Надь, молодой лейтенант, он его хорошо знает, а так мы будем совсем одна семья. Честно говоря, у меня камень с души свалился. Тем не менее, веди себя прилично, не смотри ему в глаза, этому другу, и не кокетничай с Габором. Чтобы мне не пришлось краснеть за тебя. — Она подошла поближе, пытливо оглядела меня с ног до головы и, сдержав улыбку, сказала примирительным тоном: — Вот так и вырастают детки. Да… а теперь я должна поторопиться. Не тебе одной надо сегодня принарядиться. Цилли уже ждет. Так что, адье, дружок. Встретимся внизу. — И она исчезла.

Ага. Маргита. Теперь я знала хоть ее имя. Очевидно, ее любили, потому что тетушка Юлиана говорила о прекрасных воспоминаниях.