Во втором тайнике не было ничего. Сильное приливное течение подняло сеть со дна, перекрутило, запутало, и дедушка с Юркой, по локти вымочив в воде рукава курток, кое-как выправили сеть.

— Травы попало много, — вздохнул дедушка, — скоро чистить пора.

Покуда они осматривали тайники, Пудов не терял даром времени: с блокнотом в руках расспрашивал о житье-бытье Прокофьевну. То давясь от смеха, то напуская на себя серьезность, отвечала рыбачка на его вопросы.

Заодно Пудов решил взять интервью и у «матроса на водопаде», но — об этом газетчик пожаловался во время ужина — матрос был не очень словоохотлив.

— Так тебе и нужно, — проворчал дедушка, укладываясь спать на нары, — людской болтовней питаешься, пристаешь ко всем как банный лист… Можешь записать одно: матрос он справный, не то что Семенихин… В шею потурили…

— А у вас факты есть?

Легкий дедушкин храп донесся с нар.

Юрка лег спать последним. Перед тем как запереть избушку на крюк, он постоял у дверей. Ночное солнце склонилось над дальними тундровыми сопками, и редкие белесые лучи его скользили низко над землей. Было в них что-то таинственное и призрачное. Неведомо где попрятались чайки, застыли в небе тучки. И только падун по-прежнему гремел и сотрясал каменную землю, обдавая берега облаками мельчайших брызг.

Юрка отпустил крюк и полез на нары.

Ночью он вдруг проснулся. Ходики на стене показывали три часа. Юрка захотел выйти. Мягко спрыгнув на пол, выглянул наружу. Низко светило полярное солнце, рассеивая жидкий свет по сопкам и берегам Трещанки.

Юрка глянул на реку и обомлел.

У тайников бесшумно ходил маленький карбасок и двое мужчин выбирали из сети рыбу. Крупные тусклые рыбины валились через борт в карбас. В руках одного сверкал нож — он резал сеть. Они действовали быстро и тихо — весло не скрипнет, вода не плеснет.

Первое, что захотел сделать Юрка, — закричать, поднять переполох, разбудить Аристарха. Но Юрка сдержался и крадущимся шагом, прячась за камни, добрался до сторожки, до новенького домика Валерия — он стоял метрах в ста. Спит, а здесь такое творится! Ведь если бы Юрка всполошил избушку, Валерия по головке не погладили бы. И, наверно, Пудов первый бы написал в районную газету о Валерии, а с Варзугиными еще не случалось такого. Ну и соня!

Юрка дернул дверь. Она была на запоре. Тихонько постучал.

— Кто там? — шепотом спросили изнутри.

Юрка даже усомнился: брат ли это?

— Это я, Юрка, открой скорей… Там… Там… Там рыбу воруют…

Слабо лязгнул крючок, и Юрка вошел в домик. Валерий был в трусах и майке, волосы нечесаные.

— Какую рыбу? Что ты мелешь?

— Семгу… Вон… Гляди в окно! — почти крикнул Юрка. — Бери скорей ружье, а то они уйдут.

— Сядь. — Валерий показал рядом с собой на койку и еще раз зевнул. — Сядь и успокойся.

Юрку била нервная дрожь. Он готов был сорвать с гвоздя ружье и броситься к берегу. Валерий же вел себя непонятно. И, видя это его спокойствие, Юрка вдруг почувствовал, что у него зуб на зуб не попадает, ногти сжатых в кулак пальцев впиваются в ладони.

Видя, как он побледнел, Валерий тихо спросил:

— Может, валерьянки дать? Девчонка ты, вот кто. Уж я-то думал… Подумаешь, на две рыбины меньше поймает звено… Беда какая…

— Валька! — закричал Юрка. — Там не две, там много семги… Ты… Ты что?..

— Тише, — сказал Валерий, — ничего страшного не случилось. Какой из тебя получится моряк, если по каждому пустяку панику поднимаешь?.. Вот тебе три рубля купи насос для велосипеда… Это помимо долга. Долг позже.

Он протянул зеленую бумажку.

Юрка отдернул руку.

— Ты подлец, Валька, — сказал он, все вдруг поняв, — ты негодяй, продажная шкура!

Валерий почесал широкую, мускулистую грудь, зевнул и вдруг засмеялся.

Юрка метнулся к двери. Рука Валерия догнала его, схватила за шиворот и швырнула на койку. Юрка вскочил и, вложив в удар вес всего тела, всадил кулак в грудь брата. Тот рухнул на пол. Через секунду он был уже на ногах, и дальше Юрка ничего не помнил: дико болела челюсть, голова звенела, как пустой чугун.

Юрка с трудом разлепил веки. Брат в напряженной позе, полусогнувшись, стоял у окна и смотрел в сторону расставленных тайников. Потом высунулся из двери, коротко свистнул два раза и вернулся к столу. «А я его спасал, — почему-то вдруг подумал Юрка, — а я искал его в пургу…»

Валерий нервно ходил по комнате, набрал в черпак холодной воды из кадки, смочил Юрке лоб и челюсть.

— Отойди, — сказал Юрка, встал и, шатаясь из стороны в сторону, подошел к окну.

Карбасок — а это был карбасок Валерия — уже стоял у берега, и двое мужчин в телогрейках, кепках и сапогах с тяжелыми мешками на плечах, полусогнувшись, быстро уходили в сторону сопок.

— Болит? — спросил Валерий.

— Тварь… Продажная тварь…

— Юра, — тихо и мягко произнес Валерий, — давай по-взрослому, без истерики. Побереги свои нервы. Они тебе еще пригодятся. Ты думаешь, я не понимаю, что нехорошо делаю? Но согласись, у меня нет другого выхода. Мне нужно побывать в Мурманске, сходить в мореходку и там кое с кем поговорить. Дядя Ваня не захотел помочь мне, отвернулся от меня. Вот и приходится самому обо всем заботиться. Отцу тоже нет до нас дела. У него — рыба, план на первом месте. Ты еще маленький и ничего не понимаешь. За жизнь, за свое место в ней надо драться. Приходится заниматься тем, что самому противно. С пустым карманом никуда не сунешься и никому ты не нужен…

— Гад! — сказал Юрка, плача.

— Ты еще ребенок, — спокойно, ничуть не обижаясь, проговорил Валерий, — ты совсем не разбираешься в жизни. Тебя обманывают, а ты веришь. Не смотри так на меня. Все было бы по-иному, если б дядя Ваня поступил со мною как человек. Всем на меня наплевать. Я сам должен заботиться о себе и пробивать дорогу. Я поступлю в мореходку, а потом и тебе помогу. Мы будем штурманами и капитанами. Не всем же Варзугиным гоняться за треской на этих керосинках… У нас с тобой будут суда, могучие океанские суда, мы еще принесем много пользы стране…

— Я тебя ненавижу, — сказал Юрка.

— Ну вот, ты опять за свое. Чудак, право. Папуас ты — вот кто. К тебе со всей душой, а ты…

— У тебя нет души.

— Хватит, — твердо произнес вдруг Валерий, — мне надоело с тобой препираться. — Лицо у него стало непроницаемо-холодное, жесткое. — Я прошу, чтоб ты молчал. Иначе я погиб. Если ты намерен хоть кому-нибудь в поселке рассказать об этом — лучше убей меня.

Он подошел к стенке, снял ружье, взвел курки и протянул Юрке:

— На.

Юрка, пошатываясь, вышел из домика, добрел кое-как до промысловой избушки, лег на свое место, пока никто не проснулся, и закрыл глаза.

Так Юрка пролежал часа три, не шевелясь, не открывая глаз.

По полу передвигалось солнечное пятно оконца, плыл гулкий и откровенный храп Пудова, спавшего на нарах под Юркой, и легонькое, жалобное посапывание дедушки Аристарха. За окном пронзительно крикнула чайка. Крикнула и смолкла. И над всеми этими шумами призрачной летней ночи властвовал один — широкий, несмолкаемо грозный рев водопада…

Первым проснулся дедушка. Он зевнул, быстренько и как-то стыдливо перекрестился, похрустел костями и принялся расправлять пальцами свалявшуюся за ночь бороду.

Юрка следил за ним сквозь узенькие щелочки едва приоткрытых глаз и не знал, что делать. Дедушка хоть и свой, хоть и Варзугин и желает своим внукам только добра, советоваться с ним нельзя никак. Стар больно, на язык не сдержан. Отцу надо рассказать. Только ему можно доверить такое. Только он знает, какими словами поговорить со старшим сыном. И что сделать с ним.