И вдруг, выкинув залихватское коленце, пропел, ослепив крупнозубой улыбкой обалдевшую Евдокию Васильевну:

— Хватай лопату, как штык, Евдокия! Дебаты окончены!.. Серега! Тащи у меня из нагрудного кармана блокнот и карандаш. Так, берешь за шкирку малышню, объяснив важность задачи, расставляешь вдоль пути разгрузки в шахматном порядке. Пусть следят, чтобы уголек наш налево не уходил, и считают тачки да носилки. Ребятишек, что посмышленее и посильней, организуй подгребать просыпанный уголь в кучки. Но главный учетчик — ты… Лучших и худших бери на карандаш. Чуть что серьезное, тогда ко мне! Прорехи по мелочи сам латай. Чтоб без перебоев дело шло. Все ясно?

— Все! — гаркнул Сергей.

— Исполняй! — вдохновил Гордей Егорович.

Очень не понравилось Сергею, что в центре разгрузки орудовал Чапельник.

— Смотри! Мы уже шестые носилки тащим! — крикнул, пробегая мимо, Шашапал.

К Сергею подскочила переполненная негодованием Роза, зашептала, дернув его за рукав:

— Буроличевы уже три сумки угля себе смахнули!

Раиса и Алевтина, догнав мать и брата, волокущих хорошо груженные носилки, пристроились с двух сторон, вроде бы для поддержки.

— Видишь? — зашипела Роза.

Первой сработала Алевтина. Почти неуловимым движением руки она смахнула добрую порцию угля в подставленную дерматиновую сумку. Затем, с другой стороны, маневр сестры повторила Раиса.

Сергей кивнул Розе, подался в тень подворотни, широко расставив костыли. Вильнувшие с добычей Раиса и Алевтина едва не сбили Сергея с ног.

— Сумки отнесите Гордею Егоровичу. Уголь, что сперли, вернете обратно. Три сумки, — негромко, но убедительно объявил Сергей окаменевшим от неожиданности сестрам.

— Давай за Лехой и Ромкой, — не переставая следить за сестрами Буроличевыми, приказал Сергей Розе. — Стой! Назад! Привыкай дослушивать. Уголь пусть ссыпают прямо в котельную, а сумки сдадут Гордею Егоровичу как трофейные.

Роза не успела отбежать и трех шагов, как Сергей углядел новоявленную «бригаду», состоявшую из братьев Окурьяновых, Конуса и Щавы. Раздобыв где-то кусок брезента и ухватившись за его углы, четверка хитрованов чинно волокла уголь в котельную.

Перед глазами Сергея всплыли четыре новенькие красные тридцатки, коими Харч выхвалялся как раз после февральского привоза угля.

— Вот какие копеечки перепадают детишкам на молочишко, — выламывался Харч, — если они рубают уголек для нужд трудящихся! В нужную сторону…

Значит, опять будут красть. Но каким образом? Сами по себе или за их спинами прячется кто-то посильней? Ведь не зря же так стараются… Настырные мысли роились, толкались, жалили, требовали немедленного ответа.

Подбежал, шмыгая носом, обиженный Ромка.

— Окурьянова с Евдокией Васильевной по полносилок еле-еле таскают. Медленные, как черепахи. Лучше б другим отдали.

— За наблюдательность спасибо. А теперь такое срочное задание. Видишь, кто-то таз с одной ручкой бросил?

— Вижу, — подтвердил Ромка.

— Назначаю тебя главным в тройке с Венькой и Додиком. Хватайте таз, совки-веники и ходите вслед за Буроличевыми и Никоновыми.

Поросячий визг Капки Корнилиной не дал Сергею откозырять в ответ приободрившемуся Ромке. Сергей подоспел к Капке и Розе в момент, когда Леха Попов, ухватив скандалисток за шиворот, растащил их в стороны и пару раз успел хорошенько встряхнуть.

Роза разом притихла, а Капка запричитала:

— Я на минутку только пописать отбежала, а она дезертиршей обзывается.

— Дежурный не имеет права покидать своего поста без разрешения командира, — твердо пресекла нытье Капки непреклонная Роза, промокая рукавом разодранную в кровь щеку.

— Это ты, что ли, командир? — взбеленилась Капка, пытаясь вновь дотянуться до Розы. — Я таких командирш…

Прервать новый конфликт Сергей не успел. То, что он сначала почувствовал, а потом увидел и понял в течение нескольких секунд, заставило действовать без раздумий и промедлений.

Мысль вспышками выхватывала, связывала лица, реакции, перегляды.

Харч, приплясывающий перед домоуправом.

Безмятежное лицо Гордея Егоровича.

Пулеметная скорость лопаты Чапельника. Его напряженные глаза.

Конус, Щава, Юрка, что разом сдвинулись, перекрыли телами брезентовый мешок с углем. Их стремительный рывок от черной, поблескивающей кучи к проходному парадному.

Пролетев на костылях в тень, за вторую горушку угля, где командовала Огольчиха, Сергей ждал недолго.

Троица появилась с противоположной стороны двора, из-за флигеля близнецов. Обменявшись незаметными взглядами с Чапельником и Харчем, все трое быстро и незаметно влились в общую работу.

Пусть думают, что все у них идет как по маслу, внушал себе Сергей. Главное сейчас не спугнуть, не промахнуться.

Кто-то позвал домоуправа в котельную. И тут же Чапельник с подручными повторили маневр. На этот раз тех взрослых, что могли заприметить трюк Чапельника, отвлекал Щава.

Что же делать? Незаметно предупредить Гордея Егоровича? Но если кто-то принимал уголь с той стороны проходного парадного, то его уже там нет… Возможно, эти жуки с кем-нибудь из квартирантов заранее сговорились. Выходит, он все прошляпил…

Сергей так закусил губу, что сразу почувствовал сладковатый вкус крови.

Можно и прятать, ссыпать куда-то уголь. Но куда? В затопленный подвал? Да и он заперт… Стоп!!

Теперь костыли сами несли Сергея… В парадное он пошел через ворота со стороны набережной. На Чапельника глянул мельком, из-под наклона, якобы поправляя костыль.

Чапельник подправлял лопату Виктории Галактионовны и Сергея, казалось, просто не видел.

В парадном никого. Темнотища. Сергей постоял, давая глазам привыкнуть к полумраку. Сдерживая нетерпение, не спеша поднялся на площадку первого этажа. Еще осторожнее спустился к входу, ведущему во двор. Постоял несколько секунд, прислушиваясь. Развернулся, спустился еще на три ступеньки. Заглянул в темень, под лестницу. Изъеденный ржавчиной железный ящик, вмещавший, по словам деда Горячих, «до трех кубов», он не увидел, а почувствовал. Сначала костылем тронул, потом рукой. Нащупал угол, придвинулся, ухватился, как смог, обеими руками. Рывком отбросил громыхнувшую крышку. Есть!.. Есть уголек! Уворованный, припрятанный, но нераспроданный, нераспроданный еще!

Обратно Сергей вернулся тем же ходом. Выждал в тени ворот, пока Чапельник с подручными не повернулись к нему спиной. Минуты две дурашливо пошумел, мелькая мимо врагов, и тогда только, как бы невзначай, оказался рядом с носилками своих друзей.

Щава, Харч и Юрка ссыпали уголь на ощупь, когда над затылками их прозвучал резкий голос Сергея:

— Руки на затылок! Не двигаться!

Зависла пауза. Секунд через десять слышно стало, как икает от страха затиснутый в мешок и сваленный на каменный пол Конус.

Братья Горчицыны сработали на совесть. В момент, когда Окурьяновы и Щава лязгали крышкой ящика, подтаскивая к нему брезент с углем, близнецы накинули мешок на голову стоявшего на «атасе» Конуса, вмиг свалили, прижали к полу.

Выдержав пойманных в надлежащем страхе с полминуты, Сергей продолжил:

— Руки назад. Идите по одному, поименно на мой голос. Первым Щава.

— Ладно, Костыль… Ладно. Намотают вам всем кишки на перо, — злобно пробасил Юрка Окурьянов.

Скрежетнули пружины двойной двери со стороны набережной, легко вбежал по ступенькам Гордей Егорович.

— Вот, всех с поличным… — начал было Сергей.

Но домоуправ не дал ему договорить.

— Я в курсе. Чтобы не отвлекать граждан и особенно мамашу Окурьяновых от работы, идем в мою контору кружным ходом. Все тихо, без глупостей. Умеренным аллюром.

Когда поднялись по лестнице, свернули на набережную, а затем на Пятницкую, Гордей Егорович попросил Сергея излагать тихо, внятно и коротко. А главное, так, чтобы не слышно было впереди идущим. Слушал домоуправ внимательно, но почему-то не очень радовался. Иногда приостанавливал Сергея, положив твердую ладонь ему на плечо.