Данилка Чирков, ни на час не покидавший окопов, участвовал в хохринском броске, занимал оставленное врагом Иванеево. Здесь он столкнулся с раненным в плечо Чеверевым. Командир, увидев Данилку, бросился к нему:
— Давай на левый фланг. Передай Басынину, чтобы шел к нам сюда на помощь.
Данилка точно и быстро исполнил распоряжение командира. Басынин повел свою роту в обход противника. Но в это время обстановка изменилась. Смолкла неутомимая Петрушка: артиллерист Шмелев, вторые сутки не отходивший от орудия, был ранен в голову. Белые снова пошли в атаку, и на этот раз главные силы отряда вынуждены были отступить.
Этот бой навсегда остался в памяти тех, кто принимал в нем участие. Чеверев с горсткой храбрецов, среди которых был и Чирков, сдерживал рвущегося вперед противника. Силы были неравные. И все же никто до последних минут не терял надежды сломить врага.
Вскоре стало ясно, что удержать Дюртюли не удастся. Командир дал приказ отходить к реке Белой, садиться на пароходы. Боевики, унося раненых, медленно отступали к пристани. Наседавшие белые стреляли из пулеметов и винтовок.
Данилка вместе с Чеверевым сел на пароход «Зюйд» последним. По пароходу била пушка. «Зюйд» медленно отошел вниз по реке.
ТРОФЕИ
События, которых хватило бы в другое время на несколько месяцев неторопливой жизни, укладывались теперь в часы и дни, полные лихорадочной деятельности и борьбы. Время пустилось вскачь. То, что приходилось переживать тогда, при других обстоятельствах могло бы заполнить целую человеческую жизнь — так быстро менялась обстановка, так глубоки и разнообразны были чувства, волнующие людей.
Чеверев разместил своих боевиков в бывшем реальном училище, наладил внутреннюю службу. Потом взялся за переформирование. В отряд влились остатки потрепанного в боях Коммунистического батальона. Чеверев охотно принял этих крепких, проверенных в деле бойцов.
Теперь у Чеверева в отряде четыре пехотные роты и два эскадрона кавалерии. В классах бывшего реального училища, где стоят чеверевцы, слышится русская, башкирская, татарская, латышская, мадьярская, удмуртская речь. «Все равно как в интернациональном полку», — говорит Чирков.
Наступил день, и Чеверев посадил своих пехотинцев и кавалеристов в теплушки. С песнями эшелон двинулся на фронт.
Снова боевая привычная обстановка. Снова свистят вокруг пули. Чеверевцы участвуют в боях за Ижевск. Здесь в сложной обстановке постоянно меняющегося фронта особенно важно иметь хорошо поставленную разведку. Теперь в отряде за это отвечает Данилка Чирков.
— Будет, находился по белым тылам, — сказал как-то командир Чиркову. — Надо и других научить, пусть и они походят. Подбери хороших, надежных ребят. Дам тебе коней. Будет у нас конная разведка.
Чирков согласился охотно:
— Я давно говорил, что нужно открыть курсы разведчиков.
— Курсов не надо. Сразу налаживай работу. Пусть люди учатся в деле. Вот тебе к вся инструкция. Приступай!
Чирков с рвением взялся за новое задание. Отобрал смелых, находчивых людей, рассказал им о приемах работы разведчика. Вскоре он с гордостью принес Чевереву первую составленную им сводку о расположении и составе вражеских сил.
Разведчики Чиркова не только ходили в тылы. Они собирали продовольствие для отряда, несли службу по охране железнодорожных мостов. Где необходима помощь, туда и бросал Чеверев разведчиков Чиркова. И они никогда не подводили.
Данилку самого тянуло побродить по тылам противника. Иногда это желание становилось прямо-таки непреодолимым, и в такие дни он был мрачным, все валилось у него из рук. Вновь бы стать рядовым разведчиком, не торопясь, продумав все детали, собраться в опасный поход, попрощаться с товарищами, выслушав их напутствия и пожав руки, исчезнуть в лесу! Чем сложнее задача разведчика, тем больше соблазна. Как ни увлекался Чирков на первых порах своими командирскими обязанностями, душа разведчика рвалась на простор. Что лучше: сидеть в маленькой задымленной комнате, выслушивать донесения, допрашивать, отправлять в разведку других людей или самому пробираться сквозь линию фронта, уходить от опасности, ловко обводя надутых, чванливых врагов? Когда побываешь во вражеском тылу, вырвешься из лап неминуемой, казалось, смерти, о! как дорога тогда свобода, какой по-особенному прекрасной кажется жизнь!
Однажды Азии вызвал Чиркова и дал задание отправить разведку в тыл белых. С той стороны фронта доходили смутные сведения об оживленном передвижении частей противника. Очевидно, следовало ожидать наступления. Необходимо было срочно получить данные, позволяющие ясно представить картину происходящего. Азии, вообще придававший большое значение разведке, на этот раз особо подчеркнул важность задания. Он хотел, чтобы Чирков отправил за линию фронта самых опытных и надежных людей.
— Разрешите мне самому пойти? — обратился Чирков к Азину.
— Брось чудить. Что у тебя людей нет, что ли? Пошли поопытнее, вот и все.
— Люди есть, и не хуже меня. Но самому пойти хочется. Засиделся я, каким-то кабинетным чиновником стал. — Чирков, волнуясь, заходил по комнате. — Разрешите, товарищ комдив, я пойду?
— Приспичило, значит, — усмехнулся Азин.
— Дальше некуда. Поразмяться надо.
Азин встал:
— Да, ты прав, пожалуй, браток. Надоедает канцелярия. Думаешь, мне не надоела? — он стукнул кулаком по папке с донесениями и приказами. — Была б моя воля, бросил бы все бумажки…
Дотянувшись рукой, он снял со стены саблю с золотым эфесом и, вынув ее из ножен, сильно взмахнул, рассекая воздух. Рассмеявшись, ловко бросил обратно в ножны.
— Тянет, браток, тянет в поле….
В каждом движении Азина чувствовалась сила и, казалось, неистощимая энергия. Подвижный, легкий, в светлой рубашке, перехваченной красным поясом, в светло-синих с лампасами брюках, он весь был олицетворением порыва, смелости.
Дивизию Азина называли железной. В тяжелых боях с хорошо вооруженными белогвардейскими частями она заслужила высокую честь носить это имя. Плохо одетые, подчас некормленые азинские полки внушали ужас врагу. С яростью шли в атаки бойцы дивизии, и с ними всегда был их командир — быстрый, как вихрь, не знающий страха и беспощадный к врагу — железный Азин.
В перерывах между боями Азин часто сам отправлялся в разведку. Переодевшись в форму белого офицера, он проникал во вражеские тылы, разъезжал по дорогам, примыкающим к фронту Не раз сведения, добытые им, помогали громить врага. Однажды Азин проник в занятую белыми Казань и взорвал там электростанцию. В дивизии бойцы рассказывали о том, как как-то раз Азин отправился в разведку на автодрезине и, нагнав отступающие части белых, обстрелял их из пулемета. Знали бойцы, что по предложению командира была проложена дорога в лесу, по которой части дивизии сумели выйти в тыл белогвардейскому корпусу у Михайловского завода, неожиданно обрушиться на него и разгромить.
Сам командир, а за ним и все в дивизии особенно высоко ценили смелых разведчиков. Отпрашиваясь у Азина в разведку, Данилка надеялся, что комдив сочувственно отнесется к его просьбе. Чтобы быть достойным вожаком и по праву распоряжаться судьбами других людей, нужно самому заглянуть в лицо смерти, пройти, как говорят, огонь, воду и медные трубы — это было принципом Азина, Чеверева и других командиров дивизии. Чирков свято верил в справедливость этих мыслей.
По складу своего характера он вообще предпочитал деятельность разведчика любой другой, в том числе и командирской. Данилка считал, что нет дела почетнее и опаснее разведки. Вот почему он был так настойчив в своих просьбах и не сомневался, что в конце концов Азин отпустит его.
И не ошибся. Обняв Данилку за плечи и вместе с ним шагая по комнате из угла в угол, Азин говорил:
— Ну что ж, видно, тебя не удержишь. Раз невмоготу, давай собирайся.
И Азин подробно проинструктировал Данилку, намечая маршрут разведки и ее задачу. В тот же вечер Данилка стал собираться в путь. Наскоро передал дела своему заместителю, старательному служаке, прилагавшему много усилий, чтобы содержать в порядке канцелярию. Потом, натопив баню, вымылся. Перед походом Данилка становился подобранным, немногословным. Он чувствовал себя уже по ту сторону фронта. Даже в его походке, обычно неторопливой, вразвалку, появлялось что-то новое, стремительное, охотничье.