— Вы неспособны сделать дурное, Жюльетта.

Она грустно улыбнулась:

— Я привязана к вам, Марсель, и мне хотелось бы, чтобы вы не сомневались во мне, что бы ни случилось. Вот и все!.. А теперь вернемся домой. Я уверена, что сейчас уже пять часов по крайней мере. А мне надо еще скроить себе платье. Господин де Валантон, папин друг, приезжает через две недели, и мне надо не слишком испугать его своим видом.

Она засмеялась отрывистым смехом и спокойно добавила:

— Не застегнете ли вы на моей блузке пуговку, которая расстегнулась, на спине?.. Я не достану.

Он пытался, неловко, держа книгу под мышкой. Будучи слегка близорук, он придвинулся ближе. Из-под прозрачного батиста просвечивала кожа плеч и рук. Он вдохнул их жаркий и молодой аромат. От Жюльетты пахло травой, тканью и кожей.

Медленно направлялись они снова по дороге, по которой шли раньше. Трава была позолочена солнцем. Шаги их тонули в мягкой и шуршащей гуще. Когда они дошли до калитки огорода, Марсель сделал движение, чтобы открыть ее, в ту же минуту, что и Жюльетта; руки их встретились на ивовом плетне. М-ль Руасси прошла первая. На мостике Марсель остановился: Жюльетта направилась к дому, меж тем как он остался склоненным над перилами. Ласточки прорезали воздух над водой, которая отчетливо отражала воздушный серп их острых крыльев.

«Действительно схожими являются только те портреты, которые писаны не с нас, но которые в силу какого-то таинственного случая сделались нашими. Так, у меня есть терракотовая фигурка Клодиона, головка которой словно вылеплена с мадемуазель Руасси»…

Произнеся эти слова в вечер своего прибытия в Онэ, г-н де Валантон взглянул на молодую девушку. Огонь свечи, о который он зажигал папиросу, освещал его тонкое и умное лицо; он был обаятелен, г-н де Валантон, и с первой же минуты он бесконечно понравился Марселю Ренодье своей изысканностью и вежливостью. У него были на все свои утонченные и оригинальные взгляды, и он высказывал их с изящной небрежностью. Он думал о людях не хорошо и не дурно и воплощал в себе тот род здравого скептицизма, который относится к жизни не слишком доверчиво, но и не слишком враждебно.

Он завоевал расположение Марселя Ренодье, беседуя с ним о его отце. Он знал, что Ги де Вальвиль и Поль Ренодье были одним лицом. Он присутствовал на первом представлении «Школы Глупцов» и был одним из первых читателей «Человека и Жизни». Он равно восхищался в Поле Ренодье и блестящим драматургом, и острым мыслителем. Марсель испытывал глубокое удовольствие, слушая, как тот оценивал произведения его отца. Гордясь творчеством отца, он сам иногда подумывал о писательстве, но что он мог сказать о жизни такого, чего не сказал уже о ней его отец?

Г-н де Валантон в своем друге Руасси весьма скоро открыл слабое место: поэтому он не уставал расточать похвалы по адресу г-жи де Бруань, к которой г-н Руасси повез его с визитом. «Она поистине изумительна! Господину де Бруаню, вероятно, было горестно умирать, оставляя после себя столь привлекательную вдову. Это замечательная женщина». Г-н Руасси расцветал. Разумеется, он был счастлив таким соседством. Сношения между Онэ и Корратри завязались только три года тому назад, после смерти несносного г-на де Бруаня, бывшего при жизни самым сварливым из соседей. Вдова не походила на него, поэтому между нею и Руасси установились наилучшие отношения. И г-н Руасси фатовато поглаживал свою седеющую бородку с таким видом, что Марсель Ренодье спрашивал себя, нет ли чего-нибудь серьезного между г-жою де Бруань и г-ном Руасси. Сдержанная улыбка г-на де Валантона, казалось, свидетельствовала об отсутствии у него на этот счет сомнений, что приводило в восторг г-на Руасси. Г-н де Валантон всем нравился…

М-ль Руасси пользовалась, разумеется, значительной долей его забот и его предупредительности; но по отношению к нему поведение молодой девушки было весьма странным. Марсель еще лучше отдавал себе отчет в этом теперь, когда она вернулась к своему обычному состоянию. Во время пребывания г-на де Валантона Жюльетта вела себя своенравно. Она казалась озабоченной. Порой она исчезала на все послеобеденное время; ее искали и не могли найти. Тогда Марсель видел, как г-н де Валантон и г-н Руасси долго ходили по огороду, оживленно о чем-то совещаясь, или же углублялись в рощицу, идя рядом, с видом самым таинственным. Приехав в Онэ ради охоты, г-н де Валантон охотился всего два раза за две недели; он проводил время с г-ном Руасси, Марселем и Жюльеттой, когда она не ускользала из их общества под предлогом писания писем монастырским подругам или ухаживания за стариком Дрюэ, который в конце концов порезал-таки себе палец, оттачивая косу.

Г-н де Валантон обращался с м-ль Руасси запросто и в то же время почтительно. Он разговаривал с нею в тоне дружески-игривом, придумывал, чем бы ее позабавить или насмешить, и старался заставить ее забыть разницу их лет. Несколько раз они совершали довольно далекие прогулки в рощицу. Но нередко она подчеркнуто избегала его или резко от него отходила. Марсель отметил эту неровность в ее обращении. Он замечал, что м-ль Руасси по отношению к г-ну де Валантону то проявляла кокетство, почти вызывающее, то выказывала холодность, почти презрительную. В обоих этих случаях г-н де Валантон не расставался со свою снисходительной улыбкой, между тем как г-н Руасси был, казалось, в восторге от игривых выходок своей дочери и сердился на ее строптивость.

Эта перемежавшаяся игра длилась до самого отъезда г-на де Валантона. Марсель помнил обстановку его отбытия: нетерпеливую лошадь, бившую копытом на переднем дворе, где она пугала кур, щипавших траву; г-на Руасси, который собрался провожать на станцию г-на де Валантона, застегивающего перчатки. Марсель, простясь с г-ном де Валантоном, удалился из скромности, оставив их втроем стоящими около коляски, так как м-ль Руасси была также там. Он из приличия, уходя, смотрел на голубей, влетавших и вылетавших в окошко голубятни. Он думал о тех, которые несколько месяцев тому назад ворковали за стеклами его закрытого окна. Он также должен был скоро уехать, чтобы вернуться в свое печальное жилище. Он не мог злоупотреблять до бесконечности гостеприимством хозяев Онэ. Скоро та же коляска будет запряжена для него. И он ощутил чувство тоски. Придется покинуть Жюльетту.

Закрывая за собой калитку, он увидел, как г-н де Валантон целовал руку молодой девушки. Г-н Руасси волновался и казался недовольным, г-н де Валантон был словно смущен. Жюльетта ласкала шею лошади. Г-н Руасси говорил. Марсель слышал голос, но не различал слов.

Потом г-н Руасси и г-н де Валантон заняли места в коляске. Стоя на пороге дома, Марсель увидел Жюльетту, которая шла по мостику канала, направляясь в поле. Не смея следовать за нею, он поднялся наверх, в свою комнату… Выдвинутый ящик комода обезглавливал мандарина и отрезывал угол пагоды. Китайская физиономия, золоченая, среди черного лака, иронически усмехалась.

Несколько дней спустя после отъезда г-на де Валантона м-ль Руасси и ее отец поехали с визитом к г-же де Бруань. Вечером, после обеда, во время которого молодая девушка казалась озабоченною, она сослалась на легкую усталость и ушла наверх в спальню. Когда дочь удалилась, г-н Руасси закурил сигару, помолчал с минуту, счищая ногтем хлебные крошки, и наконец предложил Марселю Ренодье пройтись по саду.

Стоял чудесный и уже прохладный осенний вечер. Близились последние дни сентября. Г-н Руасси увлек Марселя в сторону огорода. Сквозь неплотно сколоченные доски мостика песок с их подошв посыпался в спокойную и черную воду канала. Г-н Руасси шел медленно; Марсель следовал за ним. Влажные бордюры и клумбы благоухали в ночном воздухе. Огород поднимался тремя обработанными площадками, соединенными дорожками по косым склонам. Последняя из этих площадок оканчивалась у высокой стены, вдоль которой тянулись шпалеры плодовых деревьев. Здесь поспевали великолепные персики, составлявшие гордость Онэ. Груши, равным образом, процветали здесь. Отсюда сверху был виден темный дом. Окна столовой были еще освещены, так же как и окна в комнате Жюльетты. За домом луна серебрила тополя, окаймлявшие реку. Она уже готова была подняться из-за них и засиять в вышине неба.