А вот еще снимок будущего героя, жертвы и мученика современной России – Михаила Ходорковского на какой-то пресс-конференции в Интерфаксе. Мое отношение к последующей печальной для него и страны истории изложены в интервью, которое привожу в приложении этой главе.
Вскоре после ареста Михаила я пытался поставить обсуждение ситуации вокруг ЮКОСа на бюро правления РСПП, членом которого я тогда еще был. У моего помощника Сергея Машина сохранился мейл с его пометками, который я послал А.И. Вольскому. Из предлагаемых четырех вариантов публичной позиции РСПП был, разумеется, выбран последний – воздержаться от формулировки какой-либо позиции.
…Мне захотелось показать еще несколько более поздних фото Кахи Бендукидзе.
В 2003 году Каха принял предложение Михаила Саакашвили возглавить одно из грузинских министерств и переехал в Тбилиси. Между прочим, насколько мне известно, это изменение статуса российского бизнесмена, в то время собственника крупных промышленных предприятий, было согласовано с Путиным.
А в октябре 2004 года группа российских бизнесменов и журналистов была приглашена им в Грузию. Алозанская долина… Праздники вина… Вот праздничная толпа в каком-то грузинском городке. Обстановка самая непринужденная. Обратите внимание, что народ на своего министра не таращится.
А на этом снимке видите в толпе человека, поднявшего обе руки?
Еще один блистательный грузин и член нашей делегации Юрий Кобаладзе. Пока еще, слава богу, москвич.
Вся атмосфера на празднике была дружелюбной и радостной. Да и не только в этом городке.
Во время одного из многочисленных застолий я, волею судеб, оказался за столом рядом с премьером Жвания. Вскоре – несчастный случай, и он погибнет. Так что этот снимок я рассматриваю как мемориальный.
А затем – позорная антигрузинская кампания. Еще более глупая и злая, чем антиамериканская, антиэстонская… Прекращение авиасообщения с Тбилиси. С Кахой стали видеться редко… В Москве нет грузинских вин…
Горько видеть, как наша власть способствует стремительному уходу русского языка из Закавказья.
Языком межнационального общения в Закавказье становится (а, возможно, уже стал окончательно и бесповоротно) английский. Вместо традиционного русского.
B ноябре 2007 года мне довелось присутствовать на помпезном мероприятии – первом заседании фонда «Русский мир» в новом (для меня) здании – дворце интеллектуального центра и фундаментальной библиотеке МГУ.
Фонд учрежден указом Путина и должен способствовать распространению русского языка в мире. Среди гостей – руководство МГУ, чиновники, церковники наших трех основных религий.
Среди учредителей – два министерства, в том числе МИД, о восстановлении авиасообщения с Тбилиси они не упоминали…
А теперь я опять ненадолго вернусь в детство, к самому первому снимку, который с бабушкой. То фото сделано во дворе деревянного многоквартирного дома в Лосинке. Ярославское шоссе, 60. Вот, отыскались еще два снимка предвоенных лет – детей этого двора. Узнаю на них только двоюродного брата Мишу – самый высокий на втором снимке. Cудя по его возрасту, снимок сделан за год-два до начала войны. Остальных ребят на снимке не могу вспомнить. Ау! Жив ли еще кто?
Сюда, «к бабушке на дачу» меня летом отвозила мама, а Миша и дочь бабушки, моя тетя Лена, жили здесь постоянно. У Миши не только отец, но и мать сгинула в лагерях.
Мы расстались с Мишей в начале войны детьми и потом не виделись долгие годы. После смерти бабушки в годы войны, когда мы были в эвакуации на Урале, сирота-подросток Миша пытался пробраться на фронт, но в конце концов оказался на восстановлении шахт Донбасса, а затем осел в городе Сталино. Это теперешний Донецк, а до революции, между прочим это был заводской поселок Юзовка – по имени владельца металлургического завода. На этом заводе – тогда Донецком металлургическом комбинате имени Сталина – Миша проработал потом всю свою трудовую жизнь, заработал болезнь сердца в горячем цехе, дослужился до начальника цеха и, кажется, заметного партийного начальника заводского масштаба. Он сравнительно рано вышел на пенсию по инвалидности. Судя по его партийной карьере, Миша вряд ли упоминал в анкетах историю своих расстрелянных родителей. Возможно, он о ней не знал. Удивительное дело, судьбу своих родителей мы с ним никогда не обсуждали. Не затрагивалась эта тема и в среде школьных приятелей. Что это? Детское равнодушие к жизни взрослых, или в воздухе страны висел запрет на подобные темы? Сейчас уже и не вспомню.
В семидесятые годы, уже пенсионером, он часто стал приезжать к нам летом, спасая свое сердце от южной жары.
Дачи у нас не было, да и тогда она была нам совершенно не нужна. Не до нее было. Вот несколько снимков летнего времяпрепровождения моего семейства в те годы.
На первых трех снимках показано наше пребывание в водно-моторном клубе «Рассвет» на Икшинском водохранилище, где я хранил свой самодельный катер. (Клуб «Рассвет» сейчас существует; может быть, там где-нибудь валяется и мой катер, выклеенный из стеклоткани с эпоксидкой.) В 1975 году Миша с моим сыном Борей прожили в этом клубе пару летних недель в сарайчике – эллинге. Такие эллинги для хранения подвесных лодочных моторов и всякого другого барахла, размером примерно с вагонное купе, имел право построить себе каждый член клуба. Территорию клуба, эти эллинги и самодельные, либо переделанные из какого-то водоплавающего антиквариата лодки можно было рассматривать как музей человеческой изобретательности и рукоделия (это, к сожалению, не видно на приводимых снимках; поверьте на слово). Между прочим, в то время многое в повседневном быту, не говоря уже об увлечениях, требовало изобретательности и рукоделия. Так, вселение в шестидесятые годы в «хрущобы» (а тогда это было счастье) сопровождалось массовым (по крайней мере, для нашего круга людей) изготовлением самодельной мебели из ДСП; начало увлечения горными лыжами потребовало разработки самодельных лыжных креплений. С привлечением лучших конструкторов Радиотехнического института была запущена в опытное производство РТИ партия таких креплений – «пушек» для узкого круга членов горно-лыжной секции. Делали мы и собственные бугельные подъемники для подмосковных горок. Вот, сохранилась фотография останков кем-то сожженного нашего подъемника в Чернево, на склонах речки Баньки (теперь это в черте города Красногорска).