Не откроюсь вашим мирам,

И по телу небрежный мой ток,

Заставляет меня умирать.

.

Ваша фантазия так беспредельна,

Я образ вам дал в этих стихах,

И кто — то уже рисует на стенах

Багровыми красками мои глаза

.

Это просто игра — "ты меня придумай"

Или беги с этой планеты,

Закрытый психоз уже не преступен,

А ты нарисуй маслом портреты.

.

Еще один глупый стих. В последнее время их стало слишком много. Мне нравится писать. Эти рифмы, грация, которой я пытаюсь добиваться, кружат голову, уверяют меня в таланте. Так жаль, что в людей уже не верят. Плевать.

С Самантой все великолепно. Мы общаемся, делимся впечатлениями. Боюсь предположить, но, мне кажется, в ее душе так много боли. Слишком много моментов не дают мне покоя. Но зачем тебе знать о них? Не сейчас.

И снова ты. Выслушал. Выстрадал. Вырвал все то, что лежало у меня в душе. И вот я. Выжатый, как лимон, который потерял последние капли сока. И эта кислота капает на пол, оставляя лишь влажные следы, бледные и едва заметные. Как мысли, что глубоко внутри меня, впадают в море твоих букв, чистых холстов, освобождая звук. Голос чистого разума. Я еще даже не встал с постели, а уже весь в тебе. Скажи хоть слово! Мой безмолвный свидетель. Друг с тысячей фобий. Всего лишь тетрадь, которая поглотит душу, восстанет из пепла в лице человека, знающего мир».

Джимми отложил тетрадь, прикрыв сонные глаза. Предстоял тяжелый день. Двенадцать часов на работе, которая уже по горло достала парня, все эти взгляды на него, беспокойные прохожие, сотни безмозглых тварей. Да еще и день рождения Кэтрин. Именно поэтому Джимми мечтал, чтобы грядущие сутки прошли быстро и незаметно. Он ненавидел подобные вечера. Все эти праздники, словно лупа, пропускающая через стекло лучи солнца, выжигает траву, письмена на гнилых досках, уничтожали душу парня. Приезжали все. Начиная с матери и заканчивая дальними родственниками, которых Джимми и видел-то пару раз в своей жизни. И каждый вечер, один и тот же сценарий. Будто его планировал режиссер, снявший ни один десяток скучных однотипных фильмов. И все, всегда начиналось с веселья. Громкие тосты, застолье, алкоголь, шутки, рассказы о молодости и о том, как быстро летит время. А заканчивалось как? Нервы Джимми, крики, ругань, ссоры. И вот уже парень вылетает из дома, чтобы оказаться плевком на лице города! Все эти упреки, размышления, так сильно давили на Джимми, взрывали его душу. Иногда, казалось, они его ненавидят! Но за что?!

Предстоящие сутки очень пугали парня. А как без них? Джимми медленно поднялся с кровати. На кухне летал аромат крепкого чая, а Кэтрин уже собиралась на работу.

— Доброе утро, Джимми — раздался голос девушки

— Для кого как, Кэтрин — парень подошел к сестре — С днем рождения, дорогая. Ты знаешь, что я не умею говорить пожелания, не хватает эмоций во фразах. Просто будь самой счастливой во всем этом мире — Джимми поцеловал девушку в щечку и крепко обнял, положив голову на ее плечо

— Спасибо — улыбнувшись, ответила Кэтрин — Я сегодня вернусь раньше с работы. Смотри, не задерживайся. Я хочу, чтобы ты был тут, когда все соберутся. Хорошо?

— Я постараюсь, Кэт — парень подмигнул сестре, нарисовав глупую улыбку на своем лице — Счастливого дня на работе

Дверь тихо скрипнула, и февраль забрал еще одного человека. Горячий чай, крепкие сигареты, открытые окна и глупая музыка. Февраль, словно последний выживший день недели, оставался спасительным кругом, гранью, отделяющей Джимми от мерзкой весны, в которой парень терялся каждый год, закрываясь в себе до самой осени. Шесть месяцев покоя. Зима, осень. Когда дни не имеют минут, их заменяет стук усталого сердца. Гармония. Тишина. Ностальгия. И эти сонные цепи, в которых глупые дети замыкают контакты, чтобы ток прошел, спалив весь мир дотла красотой грустного огня. Листья, как пламя, затем снег, как пепел. Природный крематорий. И если весна — детство, а лето — юность, то осень — пылающая старость. И как сильно Джимми ждал этих моментов. Желание — патрон, готовый влететь в голову, разукрасив миг, освободив все мысли. Разбег, миг, прыжок, искусство. И сколько мыслей в голове кружил февраль. Они преследовали Джимми везде. И в это утро он не смог отвлечься, напихав карманы чувствами, которые не дали ему насладиться долгой дорогой до работы.

Зайдя в торговый центр, Джимми нашел нужный павильон. Еще один долгий день на работе, которая очень сильно раздражала парня. Все эти люди, шныряющие туда, сюда, приносили лишь ненависть в его душу. День на месте труда не задался с самого утра, как только Джимми открыл дверь магазина. В принципе, такое начало этих долгих часов ожидало парня семь дней в неделю. Невозможно было описать это состояние. Джимми казалось, что все, проходящие мимо люди, смотрели на него своими осудительными, черствыми глазенками, прожигая душу насквозь. Как вулкан, что мирно и долго спал на усталых плечах гор, но был тронут неосторожной природой. Она нарушила его сны, где он был так счастлив, прекрасен, великолепен. И злость, которая так глубоко пряталась в его душе, порывами горящей рвоты показывала миру ненависть, сжигая все на своем пути, оставляя лишь пепельный след великой цивилизации. Получи! И ваши молитвы уже не спасут! Бог еще в отпуске! А эта ярость уничтожит красоту маленьких деревушек, поселков и неоновых городов, что так ярко светят в небо, загораживая прожекторами мириады талых звезд!

Парень уселся на мягкий стул. Этот долгий день начал свой отсчет. Через прозрачные большие окна магазина, Джимми видел, как куда-то вдаль уходили люди, спешащие показать глубину своих намерений, признаться в грехах или сотворить новые. Жалкое стадо. С другой стороны, сотни ног истоптали красный ковер, оставив на нем мокрый след, как письмена дарят чувства книгам истории, которые вскоре перепишут политиканы, нарисовав новые даты и факты. Каждый прохожий, все сильнее просверливал парня своим тяжелым взглядом, стараясь коснуться сердца, чтобы остановить его легкие удары.

Зло переполняло с каждой секундой, и в голове Джимми, словно каким-то хриплым голосом, пролетали слова:

«Хватит на меня таращиться! Блин, ну что же они все время на меня смотрят? На своих детей обратили бы внимание!»

На дальнем стекле, через которое просвечивался весь холл, находилась небольшая точка, от нее короткими линиями протекали трещины, как след, оставленный на замерзших лужах. Это являлось своеобразной мишенью, она двигалась в зависимости от угла обзора, то есть Джимми мог управлять ее уровнем. Для этого парню стоило лишь прищурить один глаз.

И пусть это выглядело по-детски, но воображение Джимми явно так не считало. Оно лишь выдумало игру, которая должна была уничтожить долгие, скучные часы. Суть всей затеи была в том, что точка на стекле являлась мишенью, а десятки, проходящих мимо, людей целями. Ничего интересно, но только не для Джимми. С каждым новым выстрелом, игра приобретала краски. Головы слетали с плеч прохожим, как пробка прыгает с бутылки, открывая путь багровому фонтану крови, который своими каплями попадал на запотевшие стекла. Тела падали, люди бежали с криками о помощи. Сюжет, словно в фильме, разворачивался все больше, с каждой секундой пребывания в воображаемой вселенной. Здание окружали, но Джимми, словно неся свой манифест, продолжал отстреливать людям руки, головы. Мясо и кровь наполняли коридор все большими потоками багровой жидкости. Так молодой человек продолжал еще долго, пока его «игру» не прервала молодая девушка, подошедшая к кассе, держа в руке спортивные штаны синего цвета.