Ведьма: «Это зависит от того, где ты живешь»

Джимми: «Город С.»

Ведьма: «Ну, значит, увидимся. Я в Ф.»

Джимми: «Круто. Я так рад. Знаешь, Б. — идеальный город для нашей встречи. Ровное количество километров до него, только с разных сторон. Я так рад, правда»

Ведьма: «Я не знаю. Незнакомый город, к тому же я тебя даже не видела. Вдруг, ты маньяк какой-нибудь. К тому же у меня сейчас работа, дела. Моя подруга живет в пригороде Б., я к ней собираюсь перебраться, чтобы работенку лучше найти. Все-таки Б. больше, чем моя деревня. Это под вопросом еще, но, думаю, на днях все станет ясно. Ты меня даже не видел. Вдруг, я страшная? А так и есть»

Джимми: «Я знаю Б., как свои пять пальцев. Я в нем часто бываю, так что одной проблемой у нас меньше. А когда ты к подруге собираешься?»

Ведьма: «Что-то ты про «страшная» пропустил. Ха. Не знаю еще. Скорее всего, в середине февраля, числа пятнадцатого»

Джимми: «Внешность человека не играет огромной роли»

Ведьма: «Почему?»

Джимми: «Главное душа. Внешность лишь оболочка, не более.

Ведьма: «Откуда ты знаешь мою душу? Поверь, она ужасная. В ней слишком много кошмаров»

Джимми: «Понимаю. Не знаю. Мне нравится общаться с тобой, полностью окунаться в тебя этими вечерами, думать о тебе»

Ведьма: «Но мы знакомы всего-то пару дней. Хотя, давай забудем эту тему. Лучше расскажи мне, что за работа. Интересная?»

Джимми: «Нет. Продавать спортивную одежду»

Ведьма: «С каких пор ангелы торгуют? Ха. Слушай, уже поздно, я могу уснуть. Поэтому, если не буду отвечать, то все, вижу сны. Так что заранее тебе сладких снов. Целую в щечку»

Джимми: «Да я и сам собирался спать»

Ведьма: «Значит, решено, желай сладких снов и топай на боковую»

Джимми: «Погоди. Дай мне свой номер телефона, чтобы я мог позвонить тебе завтра с работы, все равно там дел немного, зато есть свободное время. Например, когда пойду курить, можно будет поговорить. Услышу твой голос»

Ведьма: «У меня некрасивый голос»

Джимми: «Позволь мне это решить, пожалуйста»

Девушка оставила свой номер телефона, молодые люди попрощались, и Джимми погасил монитор. Он долго лежал с открытыми глазами, изучая каждую линию на потолке. Это было прекрасно. Небрежные контуры соединялись в великолепные рисунки, зомбируя сознание, но боги сна все еще молчали, не били ладонями по лицу и глазам. Джимми вновь достал свой дневник, взяв в руки карандаш, парень сделал запись:

«14 января 2011 год

Чувства.

Внешность не играет роли? Фраза мечтательных романтиков! Кто вы без красивого лица? Хороший человек?! Добрый и отзывчивый? Интересный? Да всем плевать! Первое впечатление считывается с лица, как эпизод. Один не точный эскиз природы, и твой внутренний мир никому не нужен. Невозможно быть идеальным! Лишь единицы не видят этого. Остальным плевать на ту грязь, что засела глубоко в душе. Эти отношения на лицах не доживут и до утра, но именно к ним и стремятся люди! А я? Наверное, такой же. Стыдно.

Представь, Саманта попросила фотографию. И что мне ей отправить?! Вспомни, как начиналась болезнь объективов. Я ограждал себя каждую минуту, старался убежать от этих вспышек, пока окружающие смеялись и весело кричали «еще». Но почему я так боялся?! Все эти годы глаза ненавидели отражение в чертовом зеркале! Я чувствовал, как готов удавить эту тварь! Иногда, казалось, что монстра невозможно любить, и, видимо, это правда, судя по тому, как поступила Челси.

Я думаю, фотография забирает часть души, те счастливые моменты, которые успела зафиксировать в фокусе камер. Как тонкая великолепная работа хирурга, который нежными движениями разрезает тело, выпуская потоки багровой крови, капающей на холодный пол операционных палат. Он так аккуратно отделяет счастливые опухоли, оставляя душу, измотанную и печальную, опустошая ее, словно вишню от кости. И в этих фокусах так мало волшебства. Небрежные швы, наложенные поверх кровоточащих ран, когда-нибудь порвутся и бросят тело умирать, наблюдая, как из него выходят последние капли жизни, доброты, человечности. Холодный труп — пиджак для шкафа в виде гроба. И так печально это все.

Я видел ангелов и видел бесов,

Я видел ад и видел небеса,

И даже труп бывает весел,

Когда без стука врывается весна.

Уже поздно. Мне пора. Завтра еще один день. Спасибо, что снова выслушал меня, опустошил до дна».

Очередной день на работе оказался таким же скучным, как и предыдущий. Лишь мысли о вечере не давали парню покоя. Он ждал, когда сможет окунуться в мир, где только они, вдвоем. Это так странно. Казалось бы, молодые люди даже не были знакомы лично, но какая-то непонятная нить тянула все ближе, соединяя их тела и души. Очереди глупых людей смотрели внутрь павильона, как психологи заглядывают в огромный мир больных, создавая в нем новые истории, раскрашивая монотонными красками и наполняя смыслом. А сколько их? Тех самых миров. Джимми чувствовал себя неловко, улавливая взгляды этих людей. Казалось, он был лишь объектом, ненавистной деталью в механизме, который подавал обществу кислород теплых чувств, пока его мерзкое тело билось в конвульсиях в периметре больничной палаты. Всего лишь шестеренка. Одна незначительная деталь. Оригинал.

Джимми закрыл двери магазина, погасил свет, чтобы его тело никто не увидел, и сел за стол, прокручивая ручку в своих руках. В любую минуту могло приехать начальство, но парня это не останавливало. Он сидел внутри стеклянной коробки, глаза были закрыты, а разум уже давно покинул усталое тело, пустившись в долгий путь в страну грез и фантазий. Впервые в жизни Джимми зашел так далеко в своих мечтах.

Парень представлял огромную сцену, тысячи ярких прожекторов устремлены в самый центр, освещая крепкие доски, пронзая своими лучами его отдаленную фигуру. Тысячи людей в огромном зале, как капельки крови в организме, которым там тесно, но они не могут выйти, тая где-то в фантазиях. Толпа что-то кричит, хлопает в свои ладони, не отрывая взгляда от яркого света. И во всем этом море, Джимми, словно отдельная фигура, маяк среди плещущихся волн, большими тяжелыми шагами направляется к стойке посреди сцены, чтобы сказать, подарить, вырвать из себя эти строки, отдать их многотысячной толпе сонных зевак, приукрасив уставший разум общества. И вот он, при громких воплях стада, тихо, едва заметно, открывает тетрадь, выпуская вверх прекрасных птиц, которые слетают с чистых листов, кружась в знакомом танце, стремясь вырваться туда, где нет каменных оков, к небу, что нежно, словно теплыми руками, хранит в себе солнце. Глаза улавливают буквы, а голос ласкает микрофон, отдавая ему всю душу и привкус соленых рек.

Все глубже проникая в свою мечту, Джимми видел, как на иллюзорных глазах блестели слезы, а зал, словно вулкан, пылал от тысячи редких огней. Тишина. Последний стих, как патроны, которые солдаты направляли в небо, расстреливая звезды, чтобы они рухнули с купола этого мира, подарив право на еще одно желание. И сколько строк в сердца этих людей? И снова аплодисменты. Низкий поклон. И красный занавес, будто пелена тумана скрывает утром всю красоту росы, падает вниз, и звук минорной ноты, что создавали все эти стихи, как окончание спектакля, вернее, лишь его антракт.