- Знаю, не дурний! - раздраженно оборвал его корнет. - Рептилии - це гады, земные та водные... А вот шо такэ твои "рефлексии"?

  - Попрошу не собачиться за столом, господа... Итак, наш француз добился такого мастерства в заклинании вышепоименованных гадов, что они слушались его, словно цирковые собачки. И когда возглавленным им инсургентам потребовалось переправиться через реку Уэби, он сотворил над ее водами несколько магических пассов, и отовсюду явились на его зов сотни крокодилов, водящихся там в изобилии. Они выстроились в несколько рядов, держа друг-друга зубами за хвост, и так протянули через реку подобие моста, по которому, яко по суху, двинулись через Уаби отряды инсургентов. Вот так, господа...

  Среди слушателей произошло определенное оживление.

  - Откуда вы только берете все эти чудные истории, Николай Степанови? - воскликнул вольноопределяющийся Грюнберг, - Признайтесь, что вы прямо сейчас выдумали это, чтобы развлечь нас!

  Прапорщик посмотрел на юнца с таинственной полуулыбкой человека, хорошо знающего, как все было на самом деле, и не ищущего признания.

  - А хоть бы и выдумал! - вмешался корнет Новосильцев, сам не гнушавшийся приврать, особенно живописуя свои амурные похождения. - Застольные байки, господа, рассказывают не ради правды-истины, а чтобы было забавно, и господин Гумилев в этом первейший умелец!

  - Artifex clarus, знаменитый мастер! - поддержал его дворецкий Тадеуш, - Так сказали бы у нас во времена старого пана Ежи, когда шляхта еще не гнушалась старомодной латыни!

  - А я знаю, что я делал бы с этим живым мостом, будь я на месте артиллеристов негуса на той стороне речки, - с азартом заметил корректировщик Новиков. - Не стал бы тратить гранат на бомбардировку, а смастерил бы плотик с пороховой миной... в нее можно просто фитильную трубку подлиннее. И пустил бы вниз по течению. Как шарахнет - даже если не доплыв до моста - крокодилов всех поглушило бы, и поплыл бы французик со своим воинством! А прожорливые твари остальное сами доделали бы - от огорчения.

  - Между прочим, именно так абиссинские воинские начальники и поступили, - прежним бесстрастным тоном пояснил Прапорщик, задумчиво вертя в руках вилку. - Весь берег был потом в крокодильих тушах. Труп нашего француза нашли на отмели - крокодил отожрал у него ноги и сам издох тут же. Ашкеры негуса после этого без труда потушили бунт: вера во всемогущего белого колдуна была побеждена простейшим пиротехническим средством.

  - Да, нам остается только покамлать над ледяной двинской водичкой, чтобы здешние караси образовали своими телами гать для наших разъездов, - довольно мрачно заметил поручик Гнатюк, на которого рассказ из африканской жизни, казалось, не произвел никакого впечатления.

  - Ну, караси не выдержат отделение гусар верхами, - улыбнулся Прапорщик. - Однако идея господина Новикова с плавучей миной навела меня на другую мысль: что если действительно попробовать форсировать Двину как и раньше - вплавь, под покровом темноты. При чем обмундирование и оружие - снять и сложить на деревянные плотики, который каждый разведчик привяжет к седлу...

  - Помилуйте, Николай Степанович, ведь это вам не Африка! Ноябрь...

  - Несомненно. Но ведь и наши гусары - не абиссинские ашкеры! Каждый, наверное, на Крещение в родной деревне в проруби купался. А если еще по кружке здешнего убойного бимбра перед переправой... Держась за уздечки с Божьей помощью переплыть можно! Кони вывезут, им к холодной воде не привыкать! Потом на скачке согреются вместе с людьми.

  - А шо, от це дило! - Одобрительно заметил корнет Писаренко. - Коли так, и я в поиск пиду! И хлопцы зо мною.

  Прапорщик с уважением посмотрел на отчаянного выдвиженца, несмотря на вечный оппортунизм, добровольно подвергавшего себя большей опасности, чем любой из офицеров эскадрона, чтобы оправдать недавно полученные золотые погоны.

  - Вы храбрый человек и настоящий офицер, господин Писаренко, хотя у нас об этом как-то стесняются говорить. Однако на сей раз пойдете не вы. Рискованная идея принадлежит мне, и я не вправе допустить, чтобы ее исполнил кто-либо другой. Разумеется, в том случае, если ротмистр привезет из Арандоля приказ о проведении поиска...

  - Привезет, Николай Степанович, не сомневайтесь. Все к тому идет.

  Ночь нависла плотным и холодным пологом, словно брезент, которым укрыли сваленных в братскую могилу покойников. Слава Богу, с этого полога не сыпала отвратительная мелкая "крупа" с дождем, да и ветер задувал в прибрежных зарослях не очень зловеще. Верстах в полутора выше по течению, возле брода, германские посты, не скрываясь, палили высокие костры, спокойно грелись у них и варили горький ячменный кофе. Они хорошо знали, что из русских окопов не раздастся ни выстрела: имевшие всего по 20 патронов на стрелка, александрийцы исполняли строгий приказ ни в коем случае не открывать огня, если неприятель не атакует. Зато немцы боеприпасов явнее не берегли и щедро палили по каждому шевелению на противоположном берегу. Вот и сейчас то и дело вдоль реки щелкали выстрелы. Но здесь не стреляли. Наблюдатели, вероятно, были правы: поздней осенью по глубокой воде неприятель переправы не ожидал и предпочитал ночью греться по деревням и блиндажам, чем мерзнуть в окопах.

  - Николай Степанович, с Богом! - негромко сказал корнет Новосильцев. - В случае чего, давайте сразу назад, нечего геройствовать. Не оценят... Увы! Рассчитывайте только на свои силы... Но если проклятые тевтоны засекут при переправе - мой взвод прикроет огнем.

  Его люди залегли вдоль берега в цепи. Кое-где малиново тлели огоньки самокруток, для маскировки прикрытые "от глаз германа" ладонью. Раздавался приглушенный кашель. Прапорщик молча пожал Новосильцеву руку. В рукопожатии было и пожелание удачи, и обещание поддержки, и, на всякий случай, прощание навсегда.

  Разведчики 4-го эскадрона, один за другим скрылись в жидком ивняке над водой. Они вели в поводу лошадей, храпы которых были плотно замотаны тряпками, чтоб ненароком не заржали. Каждый держал под мышкой деревянный плотик наподобие корыта - работу эскадронных умельцев. Прапорщик машинально повторял имена людей:

  - Денисов, отделенный... Пошел!.. Тверитин, пошел!.. Сердюк, пошел!.. Муратов, пошел!.. Колдюжный, пошел!.. Коробейников, пошел!.. Цыганков, пошел!..

  Семеро. Только семеро. В октябре их было девять. Прапорщик был неплохо знаком с ними по нескольким конным поискам и патрулям, но больше - по совместному безделью в фольварке. Разведчиков, эскадронную элиту, старались как можно реже посылать на смену в окопы, ротмистр Мелик-Шахназаров берег их для "особого дела". Большую часть времени они проводили в привычном ожидании этого дела и нехитрых солдатских развлечениях. Потому, на фоне общего уныния, царившего среди нижних чинов, эти сохранили более-менее бодрый дух и даже "залезть голым срамом в студеную водичку", как съязвил известный зубоскал ефрейтор Цыганков, были готовы без особых препирательств. Прапорщик втайне опасался, что они просто откажутся выполнять приказ и пошлют его куда подальше. Последнее время в эскадроне подобные случаи участились... Это наводило на невеселые раздумья. Кажется, все действительно идет к концу. Но - не сейчас! Не сегодня!

  Прапорщик потуже затянул узел, стягивавший челюсти его коню. Умница Жук, вороной полукровка, англичанин с дончаком, только обиженно затряс головой: мол, хозяин, я все понимаю, но нельзя же так не доверять - служим вместе! Он шел замыкающим, смутно различая перед собой серые спины солдат и темные крупы коней. Ивовая ветка сильно хлестнула по лицу. Прапорщик не заметил боли.

  Вот и кромка воды. Вполголоса матерясь, гусары торопливо стягивали с себя сапоги, одежду, перевязывали ремнями, укладывали на плотики. Сверху, словно поверх бруствера, торчали кургузые стволы винтовок-"драгунок". Каждый разведчик получил невероятно щедрый боекомплект - целых 45 патронов! Меньше, чем на пять минут хорошего боя... Немецкий берег темнел угрожающе близко, тая в себе неизведанную опасность. Мокрый холодный песок леденил босые ноги. Нужен был пример. Прапорщик ободряюще похлопал коня по шее и, крепко сжав повод, первым шагнул в ледяную купель Двины. Удивительно, но в обжигающем холоде он в первый миг даже почувствовал какое-то странное удовольствие ледяной чистоты - действительно, как в юности, когда на Крещение нырял в вырубленную крестом во льду "иордань". Он не оборачивался, но слышал позади шумное дыхание людей и лошадей и приглушенный плеск воды: разведчики шли за ним.