Очевидно, Смоки тоже успокоился. Он выбрался из укрытия, вернулся к хозяину и прыгнул ему на колени. Теперь можно было взять отложенную в сторону книгу, отвлечься от размышлений и углубиться в чтение. Животные быстро уснули, огонь весело потрескивал в камине, а туман по-прежнему проникал в комнату из всех щелей и трещин.
Долгое время ничто не нарушало тишину и покой. Доктор Сайленс смог без помех проанализировать случившееся и набросать ряд заметок для будущих экспериментов. Самым важным он считал воздействие обстановки на животных — разумеется, особое внимание было сосредоточено на несхожих реакциях кота и собаки. Вряд ли имеет смысл подробно излагать его выводы и вторгаться в сферу, доступную лишь специалистам, ибо неподготовленный читатель все равно не сумеет должным образом оценить наблюдения доктора. Достаточно сказать, что в мистической истории Феликса Пендера многое прояснилось. Теперь Сайленс нисколько не сомневался, что остальные, еще нерешенные вопросы со временем сами собой обретут надлежащие ответы. Нужно только запастись терпением и подождать. Итак, когда он задремал, в кабинет вторглась некая активная сила, и в дальнейшем ему предстояло понять, является ли она слепой, а если нет, то кто ее направляет.
Пока она обходила его стороной, и ее энергия направлялась на простейшие организмы животных. Эта сила, бесспорно, стимулировала нервные центры кота, вызывая у него самые приятные ощущения. (Возможно, она повлияла на него, как наркотик, раздвигающий границы сознания у человека.) Ну, а на не столь чувствительного пса она подействовала угнетающе и вылилась в предчувствие смутной угрозы.
Доктор не сомневался — чужеродная сила по-прежнему здесь, рядом, просто притаилась и, пока он записывал свои наблюдения, готовилась к очередной атаке. Он подметил, что животные после пережитого изменили свое отношение друг к другу: Смоки стал еще более высокомерным и замкнутым, всеми силами оберегая свой особый мир, тогда как Флейм явно сдал и, растерянный, не знал, сумеет ли ответить на новый удар. Он не был напуган, но, несомненно, чувствовал подступающий страх и всеми силами пытался его побороть. Ничего отцовского, покровительственного в нем уже не ощущалось. Флейм не опекал кота, да и не мог его опекать, ибо хозяином положения отныне был Смоки, и оба они это прекрасно понимали.
Прошло еще несколько минут. Джон Сайленс сидел и ждал повторной атаки. Скорее всего, животных на сей раз оставят в покое, так что отражать нападение придется ему одному.
Книга лежала перед ним на полу, блокнот он тоже отложил — записывать было уже нечего. Доктор погладил кота по спине. Флейм распластался на ковре, а его передние лапы касались хозяйских ног. Все трое уютно расположились у горящего камина и затаили дыхание.
В час ночи доктор Сайленс погасил лампу и зажег свечу, собираясь лечь в постель. В эту минуту Смоки внезапно открыл глаза и громко заурчал. Против обыкновения он не стал потягиваться, выгибая спину, забыл даже об умывании — просто сел, настороженно вслушиваясь в то, что было слышно только ему одному. Доктор понял, что в комнате произошли какие-то неуловимые перемены. Тайные силы вышли из укрытия и словно раздвинули стены, увеличив размеры кабинета. Равновесие нарушилось, былая гармония исчезла. Смоки, как чуткий барометр, первым уловил эту аномалию, однако на сей раз и Флейм решил не отставать от приятеля — наклонившись, доктор увидел, что колли проснулся и, затравленно оглядевшись по сторонам, глухо зарычал.
Джон Сайленс потянулся за спичками, чтобы снова зажечь погашенную лампу, но громкий шорох вынудил его остановиться. Смоки спрыгнул на пол, ступил на ковер, сделал несколько шагов и замер на месте.
Звук повторился, и доктор понял, что его источник находился не в кабинете, как можно было предположить, а где-то снаружи — он все время перемещался по дому и то напоминал о себе вкрадчивым шелестом из спальни, то переносился в холл, и там как будто обрушивались какие-то шуршащие водопады. Кот снова, задрав хвост трубой, с довольным видом разгуливал по ковру. Примерно в футе от двери он замер в выжидательной позе. Это был сигнал — передышка закончилась. Противник долго готовился к очередному раунду — сначала он лишил комнату прежнего уюта, а потом осмелел и перешел в наступление. Удар мог последовать в любую минуту.
Джону Сайленсу впервые стаю не по себе. Возможно, стоило открыть дверь, но при одной только мысли об узком, темном холле, пропитанном промозглой туманной сыростью, он невольно поежился. Однако доктор прекрасно сознавал, что темным силам никакие двери не преграда — они проникнут через окна или щели, сметут на своем пути любые препятствия и ворвутся в комнату. Так что отворение двери было бы жестом скорее символичным, демонстрирующим его бесстрашие и готовность вступить в бой с любым противником.
В отличие от хозяина Смоки сомнений не испытывал: нетерпеливо обернувшись на доктора, он уперся лапами в дверь и настежь распахнул ее…
Все дальнейшие события разворачивались в полутьме, при слабом мерцающем огоньке той одной-единственной свечи, которая теплилась на каминной полке.
В подернутом плотной пеленой тумана холле можно было разглядеть лишь полочку для шляп, смутные тени африканских стрел на стене да нескладный стул с высокой спинкой. Облака тумана, казалось, съежились от звука его шагов, сгустившись в белесую тучу, однако доктор приписал это игре собственного воображения. Его четвероногие помощники явно чуяли нечто, недоступное зрению и слуху хозяина. Колли угрюмо зарычал, а кот при всей его самоуверенности не рискнул выйти в холл, тем не менее в предвкушении приятной встречи довольно выгибал спину, урча от удовольствия. Он словно приветствовал невидимого гостя, полагая, что хозяин и пес тоже рады его появлению.
Доктор Сайленс занял прежнее место на ковре и постарался сосредоточиться.
Флейм подошел к нему и начал осматривать комнату, изумленно мотая головой. Его глаза были широко раскрыты, спина и шея напряжены, зубы ощерены, а крепко упертые в пол лапы свидетельствовали о его готовности к прыжку. В нем пробудился дух диких предков. Пес ждал нападения и сумел бы защититься, однако не скрывал сомнений и некоторой доли испуга и потому замер, не двигаясь. Шерсть на его спине стояла дыбом. В полутьме он напоминал огромного рыжего волка, а его глаза горели яростным огнем. Да, это был прежний, грозный Флейм.
Тем временем Смоки перебрался от двери в самый центр комнаты и неторопливо расхаживал, приноравливаясь к поступи незримого спутника. В его повадках улавливалось что-то нарочитое, неестественное. Видимо, он собирался познакомить гостя с Флеймом, своим давним другом и союзником, поэтому старался держаться в высшей степени дипломатично, понимая, что сначала должен сам завоевать доверие вошедшего. Кот мяукал, урчал, поглядывал то на хозяина, то на Флейма, то куда-то вбок, отступал и снова возвращался, наверное полагая, что пес угадает его намерения и станет более любезным.
Но старый колли остался равнодушен к призывам Смоки. Он оскалил зубы, обнажив розовые десны, и замер, пристально всматриваясь в пустоту. Наблюдая за телодвижениями кота, доктор Сайленс наконец понял, что Смоки заигрывал не с одним гостем, а сразу с несколькими. Как же я раньше-то не сообразил, упрекнул он себя, ведь Смоки не случайно суетился и, бросаясь из стороны в сторону, то подкрадывался к пришельцам, то приглашал пса последовать его примеру. Итак, первый гость, судя по всему, вернулся с изрядным подкреплением. Теперь доктору стало понятно и другое: в кабинет проникла не слепо действующая сила, а личность — более того, личность яркая и незаурядная. Она привела с собой целый сонм исполнителей своей воли, тоже активных и властных, но, конечно, не столь могучих. Забившись в угол напротив камина, он стал ждать, зная, что на этот раз удар обрушится и на животных, и на него, поэтому нужно сохранять бдительность.
Сайленс вглядывался в туман и тщетно пытался различить то, что уже увидели кот и собака. Узкая мерцающая полоса света от свечи никак не могла ему помочь. Смоки бесшумно вышагивал перед ним, как черная тень, и его зеленые глаза лукаво сверкали. Он продолжал урчать, словно давая понять своему рыжему другу, что ночные пришельцы не причинят ему никакого вреда.