Но злые лазутчики, без сомнения, доносили о многом: вскоре черная галера уже стояла на якоре, и распялоротые торговцы рубинами зазвали упырей в таверну распить с ними вина. Вино проистекало из той зловещей бутыли, что страшным и чудным образом была вырезана из целого рубина, вслед за чем упыри нашли себя пленниками на черной галере, как нашел себя однажды Картер. Однако на сей раз незримые гребцы держали путь не на луну, но в древний Саркоманд, очевидно вознамериваясь предать своих пленников первосвященнику, коего не описать. Они заходили на тот острозубчатый кряж в северном море, которого мореходцы Инкуанока чураются, и там упыри впервые увидели, кто были такие настоящие хозяева корабля; и несмотря на собственную толстошкурость, их поворотило от тлетворной бескостности и ужасающего смрада, превосходивших всякую меру. Там же стали они и свидетелями безымянных потех постоянного гарнизона жабьих тварей — потех, от которых подымается ночной вой, наводящий страх на людей. Потом они пристали к берегу в развалинах Саркоманда, и начались истязания, продолженью которых помешало подоспевшее избавление.

Когда пошел разговор о дальнейших планах, троица избавленных упырей предложила сделать набег на острозубчатый кряж и истребить тамошний гарнизон жабьих тварей. Однако на это не шли костоглодные черничи, поскольку их не прельщала перспектива лететь над водой. Большинство упырей одобряло замысел, но затруднялось в том, как ему следовать, не имея поддержки крылатых союзников. Тогда Картер, видя их неумение управляться с галерой, предложил научить их орудовать тяжелыми веслами, каковое предложение и было с горячностью принято. Наступил мглистый день, и под свинцовым северным небом отборный отряд упырей поднялся на зловонный корабль и занял свои места на скамьях гребцов. Картер нашел их весьма понятливыми учениками и до прихода ночи отважился на несколько пробных кругов внутри гавани. Но всё же не раньше, чем минуло три дня, он счел безопасным пуститься в завоевательное плавание. И вот, с вымуштрованными гребцами и надежно упрятанными в кубрик костоглодными черничами, они подняли наконец паруса; Пикмэн же и остальные предводители собрались на палубе и обсуждали наступление и ход операции.

С самой первой ночи начали долетать завывания с одинокого кряжа. И такие в них слышались призвуки, что видимая дрожь сотрясала всю команду галеры; но более всех трепетали трое избавленных упырей, которые знали наверняка, что те завывания означают. Нападать ночью они не посчитали за лучшее, так что корабль лег в дрейф под мреющими облаками в ожидании рассвета мглистого дня. Когда стало совсем светло и завывания стихли, гребцы снова взялись за весла, и галера поплыла к тому скалистому кряжу, чьи гранитные острые зубья причудливо впивались в тусклое небо. Кряж со всех сторон обрывался стремнинами; но тут и там на уступах виднелись выпяченные горбом стены странных жилищ без окон и низкие перила, обносившие проезжие дороги в горах. Не бывало того, чтобы корабль людей подходил так близко к этому месту; по крайней мере, не бывало того, чтобы он, подойдя так близко, снова ушел, но Картер и упыри избыли все свои страхи и неуклонно плыли вперед, огибая восточный склон кряжа в поисках пристани, которая, по описанию избавленной троицы, находилась с южной стороны в бухте, образованной двумя гористыми отрогами.

Те гористые отроги выдавались из самого кряжа и сходились столь близко друг с другом, что двум кораблям между ними было не разминуться. Со стороны моря дозорных как будто не было, так что галера смело направилась в горловину и вошла в заросшую закисающей тиной бухту. Там, однако, вовсю кипела деловитая сутолока — несколько кораблей стояло на якоре у неприветливой каменной пристани, и десятки недочеловеческих рабов и тварей с луны ворочали клети и ящики или погоняли баснословных и безымянных чудищ, впряженных в громыхающие подводы. В толще отвесной скалы над причалами был вырублен городок, откуда начиналась извилистая дорога, которая, теряясь из глаз, уползала змеей к верхним скалистым уступам. Что скрывала внутри та островерхая громада гранита, того никто знать не мог, но то, что было видно снаружи, отнюдь духа не подымало.

При виде заходящей в гавань галеры толпа на пристани проявила все признаки жадного нетерпения — те, что с глазами, от напряжения их выпучив, те, что без глаз, в предвкушении суча розовыми щупальцами. Конечно, им было невдомек, что черный корабль оказался в других руках, ведь упыри изрядно смахивали на недочеловеков с рогами и копытами, а костоглодные черничи упрятались с глаз подальше под палубу. К тому времени у предводителей полностью созрел план, состоявший в том, чтобы выпустить костоглодных черничей, едва корабль коснется причала, и тут же отплывать прочь, предоставив всё дело инстинкту этих почти что безмозгих тварей. Безвыходно отрезанные на острове, рогатые крыланы сначала переловят всё, что там ни на есть живого, а потом, не зная голоса разума, кроме инстинкта, зовущего домой, они забудут про всякую водобоязнь и помчатся назад в Бездну, таща свою смрадную добычу во мрак в приуроченные места, откуда выходит живым далеко не все, что туда угодило.

Упырь, некогда бывший Пикмэном, сошел вниз и подавал костоглодным черничам несложные указания, пока корабль почти вплотную подходил к зловещим и зловонным причалам. Вскоре на берегу поднялась новая суматоха. И Картер понял, что маневрирования галеры начали возбуждать подозрения. Кормчий, видно, ставил корабль не к тому причалу, а возможно, что наблюдавшие заметили разницу между отвратительными упырями и недочеловеческими рабами, чьи места они заняли. Должно быть, был подан какой-то беззвучный сигнал тревоги, ибо чуть ли не сразу из черных дверных провалов безоконных жилищ и вниз по змеистой дороге повалил мефитический сонм лунарей. Едва галера ткнулась носом в причал, как на нее обрушился град причудливых дротиков, сразив двух упырей и слегка задев третьего; но в эту минуту из распахнувшихся настежь люков изверглись, шурша, черной тучей костоглодные черничи, которые зароились над городком, словно стая рогатых и великанских летучих мышей.

Студенистые твари с луны раздобыли огромный шест и пытались отпихнуть корабль вторженцев, но когда на них напустились костоглодные черничи, они забыли и думать об отпоре. Отменно ужасное зрелище являли собой те резинистые щипатели с изъятием лица, играючи делавшие свое дело; и поразительную картину представляла плотная туча их, взвившаяся клубами над городком и над змеистой дорогой к верхушкам скал. Иной раз кучка черных крыланов по нечаянности роняла жабьего пленника с высоты, и разлетавшиеся от него брызги одинаково оскорбительно поражали и глаз, и нос. Когда последний из костоглодных черничей покинул галеру, упыриные предводители скороговоркой прошепетали приказ к отступлению, и гребцы тихо вышли горловиной из бухты, пока еще в городке творился хаос баталии и победы.

Упырь-Пикмэн прикинул пару часов на то, чтобы костоглодным черничам собраться со своими зачаточными мозгами и пересилить страх полета над морем, и поставил галеру примерно в миле от острозубчатого кряжа, поджидая их и перевязывая раны пострадавшей рати. Настала ночь, и серая мгла уступила место мертвенному мрению низких облаков, и всё это время предводители наблюдали за высокими остриями того окаянного кряжа, высматривая, не летят ли костоглодные черничи. Под утро они заметили черную крапину, нерешительно маячившую над самым высоким зубцом, и вскоре крапина превратилась в целый рой. Уже перед самым рассветом рой как будто рассыпался и в течение четверти часа без следа пропал на северо-востоке вдали. Раз-другой редеющий рой, казалось, что-то терял, роняя в море, но Картер не стал тревожиться, поскольку по своим наблюдениям знал, что жабьи лунари не умеют плавать. Наконец, когда упыри убедились, что все костоглодные черничи со своей обреченной ношей улетучились в Саркоманд и в Великую Бездну, галера опять вошла в бухту между серых гористых отрогов, и жуткая компания высадилась на берег и, любопытничая, разбрелась по всей нагой скале с башнями, вышками и крепостями, вырубленными в каменной толще.