Я не мог удержаться от смеха.

— Это забавно. Наркоман - владелец художественной галереи. Больше похоже на плохую комедию.

— Ты слишком строг к себе.

Уголки ее губ опустились, и она одарила меня хмурым взглядом.

— Нет, это не так, — я покачал головой. — Просто такова реальность.

Она закатила глаза, и я был уверен, решила, будто я сошел с ума.

Мне не хотелось и дальше говорить об этом, поэтому я спросил:

— Ты голодна?

— Безумно, — ответила она, прикусила пухлую нижнюю губу.

Блядь! Теперь я хотел съесть ее. Она была чертовски соблазнительна.

Я пошел прочь, избегая соблазна снова наброситься на неё, и заглянул в холодильник и шкафчики на кухне. Если мы хотели сохранить силы для последующих дел, нам необходимо было поесть. Я ведь ещё не закончил с Саттон.

— Э-э-э... У меня нет еды.

Она закатила ярко-голубые глаза и постучала пальцами по столешнице.

— Вы, мужики, все одинаковые. У вас никогда нет никакой еды кроме хлопьев и картошки. Как вы не падаете замертво от голода? — Она покачала головой и шагнула к двери. — Скоро вернусь.

Брут терся о мои ноги, и мне пришлось взять его на руки. Кот, как ни странно, оказался очень милым. Ранее мне не приходилось видеть кошек, сочетавших в себе такое количество мастей, как у него. Он выглядел так, будто никак не мог решить, хочет он быть коричневым, черным, рыжим или белым. Я почесал его под подбородком, и он тут же радостно замурлыкал.

Саттон вернулась с пакетом, наполненным продуктами из ее холодильника.

— Эй, — она махнула мне рукой, чтобы я дал ей пройти на кухню, — ты стоишь у меня пути.

Я усмехнулся, все еще сжимая Брута в объятиях.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень властная?

Саттон выгнула элегантную бровь и, положив руку на бедро, качнула им в сторону.

— Да, знаю, я властная и любопытная сука. Ты счастлив?

— Очень. — Я улыбнулся, поглаживая макушку кота. Он свернулся клубком в моих руках, и его мурлыканье становилось все громче. — Нужна помощь?

Она повернулась ко мне, ее еще влажные черные волосы рассыпались по плечам.

— Полагаю, поскольку у тебя в доме не нашлось настоящей еды, готовить ты тоже ты не умеешь. Так с какой стати мне может понадобиться твоя помощь?

Я подавил тихий смешок.

— Точно.

— Иди, нарисуй картину или что-нибудь еще, — пробормотала она, пока зажигала огонь на плите и ставила сковородку греться.

— Властная, очень властная, — пробурчал я себе под нос, отпуская Брута вниз на пол.

— Я все слышала!

— Так и было задумано! — ухмыльнулся я, подпирая мольберт. — Думаю, мне лучше пойти рисовать картину, прежде чем ты решишь сбросить меня с крыши.

Она улыбнулась, вспоминая момент на крыше.

— Это не займет много времени.

Пока она готовила, я рисовал. Мне надо было поработать над картиной, и сейчас я пытался воплотить образ из памяти.

Моя рука скользила по холсту, карандаш оставлял за собой светло-серый контур. Я не был силен в эскизах, предпочитая делать все в краске, но, когда картина в голове стала более четкой, я понял, в карандаше результат будет более впечатляющим.

Брут попытался запрыгнуть ко мне на колени, но я скинул его, чтобы он не отвлекал меня.

Изображение быстро оживало. Если бы кто-нибудь посмотрел на него, то увидел бы лишь множество серых линий, не имеющих никакого смысла. Но я уже мог представить конечный результат.

Я приступил к первому этапу, смешав темно-синий и фиолетовый для того, чтобы нарисовать ее волосы. Они заполнили большую часть холста длинными и плавными волнами. Растирая пальцами и добавляя воду, я творил.

Мне всегда больше импонировали картины, выполненные акварелью. Думаю, какой-то части моего мозга такой метод казался более осмысленным. Каждый новый образ постепенно стирался из памяти, и мне нужно было воплотить его прежде, чем он исчезнет навсегда. Все мои картины представляли собой хаотичное, беспорядочное сочетание цветов, один цвет или слияние нескольких вместе. Подобное было необходимо, чтобы сформировать образ, который я хотел передать. Для меня постоянно меняющиеся цвета символизировали хаос жизни, отражали окружающую среду и личностей. Я не знал, что видели другие, когда смотрели на картины, но для меня это было не важно.

Искусство очень субъективно, однако оно никого не оставляет равнодушным. Смысл искусства в том, чтобы найти свое собственное толкование. Никто не ошибается и никто не прав. Художник единственный, кто знает истинный смысл, который несет картина, а что она значит для остальных, не имеет значения. Важно лишь то, что она смогла заставить людей испытывать чувства.

Я обмакнул чистую кисть в ярко-синий и смешал с небольшим количеством черного и белого, пока не получился необходимый мне оттенок. Похожий на ее небесно-голубые глаза. Когда я убедился, что цвет идеален, повел кистью, слегка касаясь полотна.

Закончив рисовать ее глаза, я сосредоточился на создании пурпурного цвета для воссоздания ее губ. Мне хотелось, чтобы они могли соперничать с красотой ее глаз.

Далее я приступил к ресницам. Вместо традиционного черного, я нарисовал их радужными, как будто капли краски падали вниз на холст.

Я не отвлекался, когда Саттон уселась на пол возле меня, чтобы понаблюдать за моей работой. Я не привык, чтобы люди находились поблизости, когда рисовал, но присутствие Саттон меня не беспокоило. С ней рядом мне было комфортно.

Вскоре изображение, которое я только недавно представлял у себя в голове, уже смотрело на меня с холста.

Я отложил кисти в сторону и оценивающе рассматривал его.

— Это я? — спросила Саттон, ее голос звучал мягко и нерешительно.

— Да, — кивнул я, — это ты.

— Вау! Это... Просто... Вау. У меня нет слов. Это так красиво, Кэлин! Совсем не похожа на ту, которую я видела раньше. Я помню, насколько удивительной была прошлая картина, но эту я люблю больше!

Я понял, что она сейчас говорит о рисунке, который я потребовал вернуть. На нем было более реалистичное изображение Саттон. А такая Саттон - это все цвета радуги, легко могла показаться кем-то другим.

— Да, эта картина тоже станет моей любимой, — согласился я.

Она не догадывалась, что у меня есть еще несколько картин с ее изображением. Саттон вторглась в каждую мою мысль и стала единственным, что мне хотелось рисовать.

Мы еще немного посидели, рассматривая холст, пока ее желудок не заурчал. Она застенчиво улыбнулась мне.

— Еда остывает.

Я обернулся и увидел на кухонном островке приготовленную еду. У меня неожиданно возникло желание разложить поверх этой стойки Саттон, но я понимал, что нам нужно поесть. Остальное подождет.

Она приготовила салат, печеный картофель и какую-то рыбу. Еда пахла просто божественно, а я не мог вспомнить, когда ужинал последний раз.

В голосе Саттон звучало сомнение:

— Надеюсь, это вкусно.

Я рассмеялся, притянул ее к себе и оставил поцелуй на ее губах.

— Негоже стесняться меня, Хейл. Где твоя уверенность, которая мне так нравится.

Взяв меня за руку, Саттон потянула меня к стойке, скрестила руки на груди и добавила:

— Хорошо, я старалась приготовить для тебя вкусную еду, которая тебе понравится.

— Да, мэм. — Засмеялся я.

Присев на один из барных стульев, я отметил тот факт, что в наших стаканах была налита простая холодная вода. Никакого алкоголя не было и в помине. Наверно мне не следовало оставлять ее одну на кухне, ведь я еще не успел ликвидировать свои запасы алкогольных напитков.

Девушка взяла вилку и, улыбнувшись, посмотрела на меня.

— Ешь!

Я лишь рассмеялся. Я мог бы дать ей отпор, но мне нравилось ее властное отношение.

Я попробовал кусочек рыбы, и ярчайший вкус взорвался на моем языке.

— Знаешь, это действительно вкусно, — уверил я ее, пока она пристально смотрела на меня, желая убедиться, что я съел все. — Возможно, тебе придется чаще готовить еду.

Закатив глаза, она пробормотала: